— Что он там забыл? — спросил Дан. — Увидел врага?
Цунаде обернулась и за спиной увидела капитана, он держал факел в руках, и его серьезное лицо освещал теплый свет огня.
— Нет, не совсем, — смутилась она, не зная, что ему ответить. Ему бы точно не понравилось услышать, что они оставили свой пост ради прогулки под звездами.
— Ладно, меня предупреждали, что будет нелегко, — вздохнул он, отдал ей факел, перепрыгнул через перила и отправился вниз.
Дан запрыгал по скользким камням, на удивление так ловко, что Цунаде затаила дыхание. И совсем скоро он вернулся с Джирайей, на котором лица не было: весь мокрый, форма порвалась, и, приглядевшись, Цунаде заметила, что с его ноги капала кровь.
— Черт, кажется, сломал, — пробурчал Джирайя.
— Помогите мне донести его до Маяка, — произнес Дан. — Навряд ли у вас получится вылечить его в такой темноте.
— Вылечить? — переспросила Цунаде, но вдруг вспомнила, что на ее плече была повязка ирьенина. И, задрожав от мыслей о предстоящем лечении, она молча взяла Джирайю под плечо и обеспокоенно на него посмотрела.
— Извини, — через боль улыбнуться он, — я же так и не успел сорвать его для тебя.
— Не думай сейчас об этом, еще успеешь, — ответила она, и вместе с Даном они дотащили Джирайю до Маяка. Положили его на деревянную кровать в маленькой комнате на первом этаже с небольшим окном и побеленными стенами.
— А где ваша сумка ирьенина? — спросил он.
— Не знаю, — растерялась она, — наверное, оставила у входа.
— Разве я не напоминал, что она должна быть всегда при вас? — нахмурился он, но затем, вздохнув, позвал шиноби с другого поста и попросил его принести ее сумку.
Цунаде села на стул перед Джирайей и стала рассматривать его раны, не зная, что же делать дальше. Если с ссадинами от камней она могла бы справиться, то с сильным кровотечением на ноге — навряд ли. Хотела уже попросить капитана позвать второго ирьенина. Но, даже не глядя на него, чувствовала на себе его суровый и выжидательный взгляд.
— Ну же, — нетерпеливо сказал он, склонившись над ней с масляной лампой в руках, — приступайте.
— Штанина, — прошептала она и полезла за ножницами в сумку. Взяла их за холодные кольца и собралась уже резать, как вдруг остановилась. На лбу появился холодный пот, руки затряслись, и она не придумала ничего лучше, чем потянуть еще время и попросить капитана поставить поближе лампу, но легче от этого не стало. Казалось, нет ничего проще — бери и режь, но руки от этих мыслей только сильнее задрожали.
Она чувствовала на себе пристальный взгляд Дана, слышала, как стонал Джирайя. И Цунаде с решимостью, которая ей всегда давалась с поразительной легкостью, зажмурилась и стала кромсать штанину, только вместе с тканью вдруг задела рану.
— Ай! — закричал Джирайя, и она от неожиданности больше задела его рану, отчего тот еще громче заорал и скрючился на кровати. — Кулаки твои приятнее, чем твое лечение.
От его слов она совсем растерялась и вдруг вспомнила, что забыла вколоть ему обезболивающее. Полезла в сумку в поисках подходящей склянки, заметила в одной из них прозрачный раствор и, недолго думая, взяла из кожаного чехла железный шприц. Набрала лекарство и нацелилась на бедро Джирайи. Только рука в последний миг дрогнула, и иголка вошла совсем неглубоко.
— Прости, — запаниковала она, вытащила иголку и воткнула шприц заново. Джирайя уже чуть ли не плакал от боли, и она тоже почувствовала ком в горле. — Сейчас-сейчас тебе станет легче, — затараторила она и, заламывая пальцы, стала ждать, когда обезболивающее подействует.
— Что-то не становится, — замотал головой он, придерживая ногу.
Цунаде принялась судорожно соображать, сколько ему стоило вколоть обезболивающего — он же был всех выше и больше, а значит, и тяжелее. Но она никак не могла вспомнить формулу, которую всех заставляла учить Бивако. И Цунаде просто решила использовать еще одну дозу. Но и от нее толку было немного — Джирайя продолжал стонать. Дан подошел к кровати, поднял пустые ампулы и под светом масляной лампы стал разглядывать этикетку.
— Вы вкололи ему совсем не то, — произнес он. — Это обычный физраствор.
— Как?! — Цунаде подскочила с табуретки, выхватила из рук Дана ампулы и, быстро прочитав этикетки, осела обратно, стукнув себя по лбу. — Какая же я идиотка!
— Цунаде, — уже хрипло отозвался Джирайя. — Можешь меня просто добить?
— Пожалуйста, вызовите второго ирьенина. — Она в ужасе посмотрела на Дана.
— Нет, — он сложил руки на груди, — исправляйте.
— Но ему же больно! — дрожащим голосом закричала Цунаде.
— Вколите ему обезболивающее и продолжайте лечить.
Цунаде вновь зарылась в сумке, борясь с желанием швырнуть все содержимое капитану в лицо. Но наконец-то нашла то, что нужно, и вернулась к Джирайе. Скорее набрала шприц и на этот раз вколола ему наконец обезболивающие.
— Ух, так лучше, — с облегчением, спустя немного времени, вздохнул он и откинулся на подушки.
Но Цунаде радости от этого не испытала. Заметила, насколько кожа его была бледна и как сильно кровь хлестала из раны, заливая постель. Она приложила ладони к его ноге и подумала, хорошо, что Джирайя ее не сломал — сращивать кости никому здесь было не под силу. Постаралась набрать в ладони лечебной чакры, но каждый раз, когда смотрела на белое лицо Джирайи, дрожь проходила по ее спине и от волнения внутри все гасло.
— Я не могу. — Она опустила руки и склонила голову.
— Что значит не можете? — удивился Дан. — Это ваша обязанность…
— Разве вы не видите? — перебила она, вскочила с кровати и подняла на него заплаканный взгляд. — От меня ему только хуже, пожалуйста, я же совсем не ирьенин…
— Хорошо, — наконец выдохнул Дан после недолгого молчания, открыл двери и обратился к шиноби, который за ними стоял: — Вызовите второго ирьенина.
После его слов Цунаде скорее подскочила с табуретки, отошла к стене и стала переводить взгляд то на Джирайю, то на дверь. Ждать долго не пришлось, совсем скоро в комнату вбежала второй ирьенин из их отряда.
Девушкой она была невысокой, с самой обычной фигурой, только разве что большая грудь заметно выделялась даже через застегнутый жилет. Тонкие русые волосы были завязаны в короткий хвост. Черты лица хоть и выглядели миловидными, но не сказать, что красивыми, губы — тонкими, нос — маленькими. Но Цунаде больше всего раздражали ее огромные серые глаза, которые всегда смотрели на всех так жалобно. Но было в ней и хорошее: она никогда не участвовала в сплетнях остальных девчонок.
— Икки, нужна ваша помощь, — произнес Дан, та коротко кивнула, подбежала к Джирайе, быстро его оглядела и тут же принялась за лечение. А Цунаде осторожно пошла вдоль стены и скорее покинула комнату.
На Маяке стояла тишина, все еще спали, и она не знала, куда себя деть. Прошла все коридоры и рядом со входом заметила спиральную металлическую лестницу. Поднялась по ней и оказалась на площадке, где горел сигнальный огонь. Закрыла за собой люк, села на холодный пол, стянула повязку ирьенина с плеча и расплакалась. Плакала так громко и так долго, что не сразу услышала, что дверь люка со скрипом открылась и к ней поднялся Дан.
— Как Джирайя? — выпалила она, подняв голову, и заметила, что уже начались рассветные сумерки.
— С ним все в порядке, — ответил он, — уже спит.
— Почему вы сразу не позвали второго ирьенина? — бросила Цунаде, почувствовав, как щеки вспыхнули от злости. — Почему заставили его так мучиться? Что мы вам сделали?
— Ого, — удивился Дан, поднялся на площадку и, закрыв за собой люк, встал перед ней.
— Неужели ли мы этого заслужили? — продолжила Цунаде, вновь почувствовав, как горькие слезы обиды полились из ее глаз. — Да, мы сделали ошибку, разрушили эту проклятую базу, но мы уже получили свое. Неужели ли Учитель вам приказал и дальше над нами издеваться? Или у вас какая-то личная неприязнь к нам? Если вы из-за того несчастного дивана в кабинете капитана на Джирайю злобу затаили и хотите, чтобы ему было больно, то вы просто ужасный человек! Настоящий негодяй, и правильно Джирайя сказал, что у вас нет ни совести, ни чести!
Между ними повисло долгое молчание, и она прекрасно знала, что сейчас получит за свои слова и выговор, и внеочередные дежурства, и что еще там мог придумать этот молодой капитан.
— Я ни на кого не таю злобу, — на удивление, весьма мягким голосом ответил он, сев рядом. — Да и вроде не такой я и ужасный человек, негодяем меня и вовсе нельзя назвать.
— Тогда почему вы…
— Просто поймите, — перебил он, — что для меня это тоже испытание.
— Испытание? — удивилась она, вытерев слезы.
— Одно дело — налаживать снабжение, — продолжил Дан. — Совсем другое — быть капитаном трех учеников Хокаге. — Он тяжело вздохнул. — Я несу за вас ответственность, и, если с вами что-то случиться, отвечать мне. Так что я был обязан проверить, на что вы способны.
— И как? Проверили? — нахмурилась Цунаде и вдруг так сильно разозлилась, что сжала кулаки.
Она же была не только ученицей Хокаге, но и рожденной в знаменитом клане Сенджу. Ее прямая сила не шла ни в одно сравнение с техниками других шиноби. Может, ей не хватало скорости, реакции и контроля, но ее голубая чакра была несокрушима. А сейчас у нее отняли единственное, что у нее получалось лучше всего. Сердце колотилось, лицо налилось злобной краской, она сорвала повязку ирьенина с плеча и протянула ее Дану.
— Заберите это, — произнесла она, с отвращением взглянув на красный крест, — я не ирьенин и никогда им не стану.
— Я такого приказа отдать не могу.
— Тогда вот. — Она развязала налобную повязку и положила ее поверх повязки ирьенина.
— Вы же знаете, чем это вам грозит? — нахмурился Дан.
— Знаю, — кивнула Цунаде, но руку не отпускала, — объявят предателем Конохи.
— Вы же понимаете, что цена предательства — это ваша жизнь?
— Понимаю, — ответила она и положила свои повязки ему на ноги.
— А вы догадываетесь, что я тогда должен сейчас сделать?
— Догадываюсь. — Она выпрямилась и уже потянулась за кунаем к набедренной сумке. Правда, Цунаде не знала, на что был способен капитан, но другого выбора у нее не было.
— Неужели вы хотите расстаться с жизнью из-за одной лишь неудачной попытки?
— Почему вы пытаетесь меня уговорить? — Она сжала кольцо холодной рукояти куная. — Вы же меня совсем не знаете…
— Нет, не знаю, — он пожал плечами, — но предположу, что вы сейчас готовитесь выхватить кунай, а еще размышляете, хватит ли у меня сил вас остановить.
— Не делайте вид, что вы самый умный, — пробурчала Цунаде, оставила кунай и тяжело вздохнула. — В конце концов, все это из-за вас произошло…
— Из-за меня? — усмехнулся Дан. — Разве это я оставил свой пост? Ну даете. — Он покачал головой, легко встал, подошел к ограждению Маяка и вновь обратился к ней: — Я и вправду слишком сильно на вас надавил, впредь этого не повторится. Но и вас прошу не нарушать мои приказы и выполнять все мои поручения, тогда это время на Маяке мы проведем все с пользой, договорились? — Он внимательно на нее посмотрел, и, когда она кивнула, продолжил: — А сейчас подойдите посмотрите, какой чудесный рассвет, не каждый день такое увидишь.
Цунаде встала, подошла к Дану и как только подняла взгляд, из ее груди вырвался вздох восхищения. Сердце сразу же отозвалось этому юному рассвету на нежно-розовом небе…
Здесь, у подножия Маяка встречались две такие непохожие друг на друга Великие реки. Одна — прямая и широкая — бойко рвалась вперед, бурлила громким потоком и напрямик разрезала высокие холмы, поросшие лесом. Вторая же их осторожно огибала, маленькие рыбацкие лодки едва покачивались от ее спокойного течения, а прозрачная вода в ней радостно искрилась. Только один большой корабль с красно-белыми парусами стоял у Маяка и, кажется, не знал, по какой реке ему плыть. И Цунаде вдруг поняла, что тоже не может выбрать. Душа рвалась к громкой воде. Так и хотелось поскорее раскрыть паруса, крепко перехватить штурвал и устремиться навстречу белоснежным волнам, чтобы вместе искать приключения, встречать опасности и наконец-то позабыть обо всем на свете. Но все же взгляд так и возвращался к прозрачной воде. Вторая река была до того красивой, до того сдержанной и умиротворенной, что Цунаде, только посмотрев на нее, грустно опустила плечи и почувствовала невыносимую усталость. Впервые в жизни ей захотелось стать слабой, довериться тихому течению и просто любоваться новыми видами за каждым поворотом русла…
— Ну вот, — от размышлений оторвал голос Дана, — вы еще столького в жизни не видели. Так что думаю, вам совсем необязательно становиться шиноби в бегах. Просто признайтесь, что ирьенин из вас никудышный, — он усмехнулся, а она бросила на него грозный взгляда. — Ну это чистая правда, вы очень плохо справились. Такая паника от неглубокой раны. Что же будет, когда нас отправят на какую-нибудь миссию?
— Я вас совсем не понимаю, — вспыхнула Цунаде, — то уговариваете остаться, то говорите, что из меня ужасный ирьенин.
— Одно второму не мешает, — улыбнулся он и отвел от нее взгляд на долину. — Я просто хочу сказать: учитесь. Учитесь у второго ирьенина, учитесь по книгам и учебникам, учитесь каждый день и не забывайте, что вы теперь ирьенин, хотите вы этого или нет. В конце концов, даже из неудачного опыта что-то можно для себя понять. Например, что все же не стоит резать кожу, когда пытаетесь избавиться от лишней ткани. — Ей показалось, что он сейчас рассмеется, и сердце неприятно кольнуло, но Дан вдруг стал серьезным и продолжил: — Забирайте свои повязки, надеюсь, в следующий раз вы справитесь лучше. — Он отдал ей повязки, а Цунаде почувствовала, как щеки ее загорелись от стыда.
Они спустились с вершины Маяка в полумрак узкого коридора. Ей захотелось поскорее избавиться от его присутствия, но, прежде чем уйти, она спросила:
— Почему вы пошли за нами к воде? Мы же оставили клонов.
— Вы очень громко это обсуждали, — улыбнулся Дан, она с непониманием на него посмотрела, и тогда он добавил: — Окно моего кабинета находится прямо над входом на Маяк.
— Конечно, — закивала Цунаде, почувствовав себя еще глупее.
— Идите, отоспитесь, на сегодня у вас выходной, — напоследок произнес Дан и отошел от нее.
Цунаде осталась одна и вдруг поняла, что не спала уже больше суток. Но вместо поисков свободной койки, решила проверить Джирайю. Он спал с голым торсом на постели, широко раскинув руки, и громко храпел, а перевязанная нога лежала на подушке. Цунаде зашла в комнату, закрыла за собой дверь и осторожно присела на край кровати.
— Дурак, ты, каких еще свет не видел, — тихо произнесла она, посмотрев на его белые, как всегда, спутанные волосы, и тяжело вздохнула.
Джирайя уже не был тем юношей, с которым они баловались все детство, он и вправду стал настоящим мужчиной. Цунаде стала рассматривать его лицо: высокий прямой лоб, большой нос с небольшой горбинкой, пышные ресницы, которые вздрагивали ото сна… Кажется, ему снилось что-то хорошее, — на его губах появилась мягкая улыбка.
— Эх, знала бы я, что у тебя там, в твоей кудрявой голове, — она потрепала его по волосам, — и как бы мне хотелось, чтобы там были не одни только шутки.
Цунаде взяла Джирайю за руку и оглядела комнату: Икки аккуратно сложила его окровавленный жилет на стул, а разодранную водолазку повесила на спинку, даже сандалии поставила одну к другой. С открытого окна дул свежий утренний ветер, Цунаде сняла с себя жилет и накрыла им Джирайю. Только он оказался совсем маленьким и едва прикрыл ему грудь, но ей захотелось сделать для него хоть что-то. Все это ей напомнило тот случай, который заставили Джирайю отправиться в странствия. Она тогда, как и сейчас, не понимала, что он от нее хотел. И однажды, когда она подумала, что тот наконец-то набрался смелости, ждала от него признания, а вместо этого получила пару не очень лестных слов по поводу ее фигуры. Это тогда ее так разозлило, что позволила себе лишнего и чуть его не убила. Джирайю в тот вечер спасла Бивако, чудом оказавшаяся рядом. Для всех этот случай стал большим потрясением, и Учитель принял решение, что Джирайе лучше на какое-то время покинуть деревню, в надежде, что, когда тот вернется, они повзрослеют. Они и вправду повзрослели, но, кажется, ничего так и не поменялось…
— Отдыхай, и я пойду отдыхать, — устало вздохнула Цунаде, поправила жилет на его груди и, задержав свой взгляд на его спокойном лице, встала с кровати. Оставила маленькую комнату и, даже не дойдя до койки, свалилась на какие-то тюфяки и вмиг заснула.
Цунаде проспала до вечера, а когда открыла глаза, над ней на корточках сидел Джирайя.
— Пойдем, — улыбнулся он, — капитану там какое-то важное поручение пришло, говорит, скоро здесь штаб Конохи будут разворачивать.