Орочимару закрыл за собой дверь, спрятал ключ за ворот кимоно и вдохнул весенний воздух. Всего за одну ночь по всей Конохе зацвела сакура. Сегодня он надел свое самое нарядное фиолетовое кимоно с тонким рисунком, напоминающий чешую змеи. Его волосы были уложены в гладкий пучок, на ногах — черные таби с белыми носками. Он не хотел кому-то угодить, просто ему нравилось хорошо выглядеть. Нравилось, как плотная ткань касалась кожи, как от прически тянуло затылок, и как от него пахло терпкими духами.
По дороге Орочимару купил белых хризантем в цветочной лавке, не переставая удивляться, что здесь можно было найти любые цветы в любое время года. И, прежде чем идти в поместье Сенджу, свернул на неприметную улочку, прошел вдоль низких домов и вышел к кованой ограде — кладбище Конохи встретило его тишиной и ярким утренним светом.
У него были свои традиции: в день праздника Весны, каждый год в этот день он приходил к могиле родителей, возлагал цветы к каменной плите и молился. Но в этом году в руках у него осталась еще одна хризантема, и, прежде чем уйти с кладбища, он вышел на главную аллею и подошел к высокой монументальной стеле, на которой были выбиты хорошо знакомые имена.
— Уважаемые каге, — он наклонил голову перед именами, — и остальные Сенджу. Знали бы вы, какой сегодня переполох в вашем доме…
Орочимару опустил последнюю хризантему к остальным цветам и прочитал на каменной плите самое последнее имя. И в груди появилось неприятное, давящее чувство, которое иногда напоминало о себе и отравляло ему жизнь.
— Удивлен тебя здесь видеть, — послышался голос Хирузена.
Орочимару обернулся и увидел его в одеянии Хокаге: красное длинное кимоно с белой накидкой.
— Как и вас, Учитель, — коротко ответил он.
— Отчего же? — Он пожал плечами. — Я здесь весьма частый гость. Все жду, что мои предшественники что-нибудь подскажут.
— И как, подсказывают? — спросил Орочимару и постарался, чтобы его сарказм звучал как можно мягче.
— Сложно сказать, — он положил руки за спину и тяжело вздохнул, — но сейчас мне бы их совет не помешал.
Хирузен имел привычку говорить весьма просто, но при этом очень запутано. Так что Орочимару не полез к нему с расспросами.
— Учитель, — нарушил тишину Орочимару. — Прошу, пожалуйста, распустите нашу команду.
— И почему на этот раз? — улыбнулся Хирузен.
— Помните, когда Джирайя уходил в странствия, вы говорили, что это пойдет ему на пользу? — Орочимару повернулся к Хирузену и по его подобию убрал руки за спину. — И можно подумать, что ваш план сработал. Джирайя теперь герой. Но могу вас заверить, это не так, без сомнений, его выкрутасы на той стене из-за Цунаде, и нам просто повезло, что его эмоции вылилось на головы повстанцев, а не наши.
— И с чего ты это взял? — после недолгого молчания спросил Хирузен.
— Знаю, — Орочимару отпустил руки и вздохнул, — просто знаю, что этот дурак в нее до сих пор влюблен, и уверяю вас, рано или поздно это закончится очень плохо. Так что я бы хотел быть подальше от них. — Он отвел взгляд от Хирузена и посмотрел на уже размытый от дождя портрет Наваки под стеклянной рамкой.
— И что же ты тогда хочешь дальше делать один?
— Не знаю, — ответил Орочимару, — но прошу вас, не назначайте мне больше учеников.
Он тяжело вздохнул и оставил Хирузена на кладбище, а сам с большой неохотой пошел к поместью Сенджу, где пришлось отстоять у ворот очередь, прежде чем его имя нашли в списках приглашенных. Восторга Джирайи по поводу этого места он никогда не разделял. Конечно, богатый и красивый дом, но едва ли ему здесь когда-то нравилось. От госпожи Мито веяло чем-то грозным и стоило ему оказаться с ней рядом, внутри все сворачивалось в тугой узел от страха. Мать Цунаде была очень красива, но без умолку болтала. Отца Цунаде он опасался, замечал, какие люди к нему приходили, и догадывался, что его влияние простиралось далеко за пределами Конохи.
Сами интерьеры дома были уютными и чистым, но, по мнению Орочимару, уж слишком светлым — напускно светлым. А сад казался чрезмерно большим и не стоил стольких сил и средств, что на него тратили. Еще с детства, когда они с Цунаде оказались в одной команде, его часто приглашали на праздники и званые ужины в этот дом. Он отсиживал сколько положено и скорее уходил. Даже когда ему пришлось стать учителем брата Цунаде, и он стал чаще здесь бывать, любовь к этому месту все равно не появилась. А уж после смерти Наваки не только это поместье, но и весь Старый квартал он старался обходить стороной. Только в этот раз господин Сенджу прислал личное приглашение, и Орочимару хорошо знал, что ему никогда нельзя было отказывать.
— Проходите, — улыбнулся слуга, пропуская его во двор, засыпанный мелкой галькой.
Орочимару проводили в украшенный сад, где от обилия белого ему стало дурно. Белые хлопковые скатерти и салфетки на длинных столах, белые атласные ленты и дорожки между деревьями. Белые блюда и тарелки, белые свечи и вазы, белая одежда слуг и официантов. Белое, белое, белое! Даже сакура в поместье Сенджу всегда цвела белоснежными цветами, а не розовым, как во всей Конохе. Одно радовало: хотя бы гости были в разноцветных кимоно.
Орочимару нашел место подальше от остальных и стал за всеми наблюдать. Здесь, как и всегда, были все те, кто хоть как-то имел отношение к политике Конохи: главы влиятельных кланов со своими женами и детьми; велико уважаемый совет со своими супругами; шиноби из специального отряда; мелкие советники и даже несколько гостей из столицы дайме. Хокаге разговаривал с господином Сенджу и госпожой Мито, хотя последняя часто отвлекалась на указания слугам. Неподалеку госпожа Айше беседовала с Даном. Он выглядел, как и всегда — просто блестяще. Аккуратно уложенные волосы, сверкающая улыбка, прямая осанка и превосходно выглаженное кимоно. Орочимару даже с расстояния отметил, что темно-синяя ткань с серебряным узором волн была ему не по карману. Рядом с ним стояла невысокая женщина в нарядном платье и девушка в повседневной одежде, уж слишком похожая на Дана.
— Надо же, — удивился Орочимару.
Он был уверен, что никто в семье Сенджу не примет простого капитана. Госпожа Мито скорее удавится, чем смешает кровь Сенджу с обыкновенным шиноби. Госпожа Айше, может быть и примет, но вряд ли потерпит улыбку очаровательней той, что есть у нее. А господин Сенджу слишком ревностно относился к своей дочери и не мог так быстро одобрить кандидатуру постороннего. Но Дан привел с собой семью, а это значило только одно — все уже решено, и сегодня стоило ожидать не только поздравления с праздником Весны, но и помолвку. Орочимару огляделся и нигде не заметил Джирайю. Только пока не мог понять: был ли это хороший или плохой знак.
Орочимару отвел от них взгляд и заметил, что к нему подходил невысокий парень с кудрявыми каштановыми волосами, с курносым носом и с красными татуировками на щеках в виде треугольников. Он радостно улыбался, и были видны его белоснежные клыки. А рядом крутился его верный пес — серый волкодав с длинной шерстью.
— Какие люди, — поздоровался он.
— Рад видеть тебя, Акира, — равнодушно ответил Орочимару.
— Сколько же мы не виделись?
— Почти два года, — произнес Орочимару, в какой раз вспомнив тот позор на первой миссии в Специальном отряде.
— Ну да, ну да, — закивал Акира. — Из всех историй, что я когда-либо слышал, лучше, чем ваше позорное изгнание их отряда, сложно вспомнить, — рассмеялся он. — Что с вами-то потом было? Вроде, как говорят, отличились на финальном сражении, пока мы границы охраняли?
— Не мы, а Джирайя, — коротко ответил Орочимару.
— Ой, ну этот всегда своей силой отличался, — усмехнулся Акира, — Помнишь, когда он всем нашим ребятам навалял?
— Помню, — ответил Орочимару разглядывая гостей и, наконец, увидел Цунаде.
Она со всеми здоровалась, улыбалась, и когда протягивала руку, прикрывала ее рукавом. А затем она заметила Дана, и они вместе отошли ото всех подальше. Орочимару усмехнулся, поняв, что они старались сделать непринужденный вид, но каждый раз Цунаде ненароком поправляла ворот его кимоно, а Дан уж слишком искрился влюбленной улыбкой.
— Слушай, а кто это? — Акира кивнул в их сторону.
— Капитан Дан Като, — ответил он.
— Никогда не слышал о нем, — удивился Акира, а тем временем Дан погладил Цунаде по плечу, она вся покраснела, огляделась и стала смеется. — У них, похоже, что-то есть?
— Есть.
— А как же Джирайя? — удивился он. — Разве не он все время крутился рядом с ней?
— Крутился — согласился Орочимару и внимательно на нее посмотрел.
Цунаде и вправду была очень красивая. Изящная фигура, лицо с правильными чертами и большими глазами, а что самое интересное: карие глаза и светлые волосы. К тому же у нее был недурной вкус, даже сейчас она выглядела намного лучше остальных. Нежно-розовое кимоно сидело точно по фигуре, тяжелые длинные рукава украшала золотая вышивка. Того же цвета был и широкий шелковый пояс оби. Волосы были искусно уложенные наверх и украшены заколкой-кандзаси с длинными прозрачными бусинами. Орочимару знал: у него есть всего лишь одно мгновение, чтобы насладиться этой красотой, прежде чем Цунаде откроет рот, нервно закусит палец или пойдет своей дерганной грубой походкой, которая ему так не нравилась. Ему вообще много чего в ней не нравилось. Всю жизнь она вела себя слишком избаловано. И, несмотря на то, что родилась в таком великом клане, кроме как крушить ничего не умела. Орочимару даже в ее увлечение ирьёниндзюцу не верил, считал, что это ей быстро надоест. А как же его раздражала ее вспыльчивость? И он никогда не мог понять, почему она так нравилась Джирайе, а теперь вот и Дан с нее глаз не сводил.
Как вдруг Орочимару заметил, что с ней что-то не так: накрашена на скорую руку, из прически выбивались пару прядей. И он никак не мог понять, в чем же дело, но от размышлений отвлек громкий голос Хирузена.
— Прошу внимания! — произнес он, и когда голоса гостей медленно стихли, Хирузен продолжил: — Каждый год в этом доме проходит удивительной красоты праздник Весны, и как называл его мой Учитель, Первый Хокаге — праздник жизни и надежды… Все мы привыкли в этот день слышать поздравления от всеми уважаемого господина Сенджу. Но сегодня я эту роль взял на себя. Как вы знаете, восстание в стране Рек закончено, и нас, надеюсь, ждут мирные времена, как это было целых двадцать лет подряд. К сожалению, за эти два года мы многих потеряли, друзей, близких, и даже этот чудесный дом не обошло несчастье. — Он тяжело вздохнул. — Но его сестра, моя ученица Цунаде Сенджу, в составе своей команды дошла до победы. А Джирайя так и вовсе в одиночку победил в последнем сражении. Не спешите упрекать меня в излишней любви к моим ученикам, — он улыбнулся. — Сегодня я хотел бы поблагодарить того, кто все время был с ними рядом, и, кажется, оказался куда более хорошим наставником, чем я. Капитан Дан Като! — Он показал на Дана, который стоял рядом с семьей Цунаде. — И за его заслуги я назначаю его в Специальный отряд. Это достойное место для такого достойного человека, как он.
В саду стало так тихо, что стало слышно, как качались тонкие ветки сакуры на теплом ветру.
— Но это еще не все, — продолжил Хирузен. — На войне мы не только сталкиваемся с болью, но и находим любовь, — улыбнулся он. — Думаю, господин Сенджу не будет против моей инициативы, ведь мне Цунаде, как родная дочь. С радостью хочу всем сообщить: главы кланов, всеми уважаемый совет и великие шиноби, что Цунаде последняя из клана Сенджу, помолвлена с Даном Като, счастья вам и мирных времен…
Все догадки Орочимару подтвердились, но он не знал, радоваться или нет. Даже поздравлять их не пошел, решил, что лучше наберет себе деликатесы, чем будет стоять в очереди, говорить фальшивые слова и смотреть на приторно радостную Цунаде. Хотя, когда все им хлопали, он на мгновение заметил, как улыбка с ее лица исчезла, и в глазах появилась печаль. Она посмотрела на дом, но вдруг подул теплый ветер, Дан ее приобнял, и с веток сакур полетели белоснежные лепестки…
Орочимару первый попробовал самые вкусные блюда и, когда поздравления наконец-то стихли, хотел уже закончить трапезу десертами, как вдруг у одного из столов заметил Цунаде.
— Тебя можно поздравить, — произнес он, отчего она подскочила, и сладости из ее тарелки упали на белоснежную скатерть. Орочимару улыбнулся, Цунаде стала тихо ругаться. — И помолвка, и назначения Дана, надо же, какое совпадение.
Цунаде бросила на него недовольный взгляд, сделала вид, что не услышала и отвернулась. Он подошел ближе, посмотрел на десерты и по их виду сразу понял, что поваров пригнали из самой столицы дайме. На больших белых тарелках лежали розовые моти с кристальной обсыпкой, маленькие печенья-тайяки в виде белых рыбок и удивительной красоты пастила-екан — прозрачное плотное желе, внутри украшенное разноцветными цветами из сахара. Он прикинул, во сколько обошлись все эти десерты, и не переставал удивляться, сколько же денег было в этом доме.
— Что же ждет тогда нас на свадьбе? — Орочимару взял в пальцы пирожное из прозрачного желе с рисунком белой хризантемы и поднес его к солнцу.
— Что ждет, — ответила Цунаде в поисках новых сладостей, — то и ждет.
— Ты так и не меняешься, — тихо произнес он, положив ей на тарелку пирожное, и посмотрел на Дана, тот беседовал в окружении своей новой команды и выглядел весьма озадаченным. — Специальный отряд? Он?
— А что тебя смущает? — Она обернулась, высоко подняв бровь.
— Не строй из себя дуру, тебе не идет, — поморщился Орочимару. — Ты сама была в Специальном отряде и видела, какие там сильные шиноби.
— Это на время, после свадьбы для него найдут какое-нибудь более подходящее, но не менее уважаемое место с хорошей зарплатой, так мне пообещал Учитель.
— Ах, вот что, — вздохнул Орочимару, — Ты сама ходила просить Учителя? — Но ответ на этот вопрос ему был не нужен, заметил, как она покраснела и недовольно поджала губы. — И смотрю, по твоей наспех нанесенной косметике и не очень аккуратной прическе, просила ты его перед самым праздником. — Он вздохнул и покачал головой. — Зря Цунаде, очень зря, такие решения надо заранее обдумывать. А Дан-то хоть знает, что ты за его спиной вытворяешь?
— Нет, — коротко ответила она.
— Поразительно на что ты способна, когда влюблена, — ухмыльнулся Орочимару. — Что же ты сказала Учителю, что он согласился на такое?
— Тебя не касается, — ответила Цунаде.
Орочимару вздохнул, посмотрел на Хирузена — он разговаривал с господином Сенджу — и в какой раз подумал, что жизнь все же не лишена иронии. Надо же, у самого сильного шиноби, у Первого Хокаге, родился сын без способности контролировать чакру. Наверняка, если бы господин Сенджу был бы таким же, как свой отец, Конохе точно не пришлось ни воевать с повстанцами, не вести сложную политику: весь мир, как тогда просто бы их боялся и уважал из-за одного человека.
Орочимару за ними наблюдал, они спокойно беседовали, пока к Хирузену не подошел шиноби в форме и что-то очень тихо сказал. Лицо Учителя помрачнело, он как-то странно посмотрел на господина Сенджу. И Орочимару хотел уже подойти поближе, расслышать о чем же они говорили, но Цунаде его отвлекала.
— Орочимару, думаю, времена, когда мы были командой, подошло к концу, и Учитель со мной согласен, — продолжила она. — Мне лучше будет в госпитале Конохи, чем на миссиях с вами.
— Полностью поддерживаю, — кивнул он и вернул взгляд на Хирузена, только ни его, ни господина Сенджу нигде не было. Орочимару оглядел гостей и стал замечать, что ко всем главам кланов стали подходить шиноби и что-то сообщать, и те сразу резко менялись в лице. И он понял: случилось что-то очень нехорошее.