Вторая война шиноби: Страна Рек

Глава 23 Джирайя

Нельзя в душе уврачевать

Ее старинные печали,

Когда на сердце их печать

Годами слезы выжигали.

Пусть новый смех звучит в устах,

И счастье новое в чертах

Свой алый светоч зарумянит —

Для давней скорби миг настанет:

Она мелькнет еще в уме,

Пришлет свой ропот присмиревший,

Как ветер, в листьях прошумевший,

Как звук, заплакавший во тьме…

Джирайя лежал на матрасе в маленькой комнате Икки, а она прижималась к нему голым телом и накручивала его волосы себе на палец. Икки жила вместе с родителями и младшими братьями в маленькой квартире, заваленной вещами и игрушками, недалеко от ворот Конохи. Это был самый бедный квартал в деревне, но Джирайю это совсем не смущало. Больше всего его беспокоило, что в любой момент могли прийти ее родители, с которыми он все никак не хотел знакомиться. Но сегодня вся ее семья ушла в деревню отмечать праздник Весны, и можно было расслабиться. Только покой никак не приходил, даже близость с Икки не приносила облегчения.

Джирайя взглянул на нее: милое личико, короткие русые волосы, покатые плечи, тонкие руки, маленькие ладошки, пышная грудь, мягкий живот, стройные ноги, правда, бедра были узковаты и ступни совсем неизящны, щиколотки были полными, а пальцы — короткими.

— Интересно, почему Цунаде нас не пригласила на праздник? — спросила она, поглаживая его по голому прессу. — Я бы с удовольствием сходила. Никогда не была на таких обедах.

— Прости? — переспросил Джирайя.

— Я говорю: почему нас Цунаде к себе на праздник не пригласила. — Икки привстала, и ее обнаженная мягкая грудь коснулась его живота.

— Да, Цунаде, — задумчиво повторил он. — Прости, что ты сказала?

— Джирайя, ты летаешь в облаках сегодня больше обычного, — произнесла она и прилегла обратно на него.

— Облака, — повторил он, вглядываясь в голубое небо за окном.

— Может быть, еще раз? — игриво спросила она, поцеловав его в шею, и стала медленно спускаться ниже и ниже: грудь, живот… Села между его ног, убрала волосы за уши, приоткрыла губы и, наклонившись, позволила насладиться её горячим ртом. Джирайя закинул руки за голову и стал смотреть в потолок. Она так старалась: приглушенно стонала, помогала ладонями и ловким языком, но он ничего не чувствовал.

— Давай, лучше ты сядешь на меня. — Он остановил ее, приподняв за плечи.

Она улыбнулась, устроилась на нем поудобнее, расправила короткие волосы и, взяв его руку, приложила к своей груди и плавно задвигалась. Он смотрел на нее и ничего не чувствовал. Икки и здесь так старалась: красиво выгибалась, улыбалась и делала все, как он любил. Но когда она прикрыла глаза и тихо застонала, Джирайя отвел от нее взгляд на запыленное окно, залюбовался белоснежными облаками на лазурном небе, и его вновь стало уносить воспоминаниями на тренировочные поля. Даже как будто услышал шум листьев в кронах высоких деревьев, где они часто с Цунаде прятались от Орочимару.

— Ты меня пугаешь, — произнесла Икки, а он и не заметил, как она остановилась, и как внизу у него все размягчилось.

Икки сдвинула брови, слезла с него, села на край матраса, подняла с пола цветастое хлопковое платье, прикрыла свою грудь и внимательно посмотрела на него.

— Да что с тобой такое? — спросила она. — Ты в последнее время сам не свой. Ты из-за чего-то переживаешь? Если ты не хочешь знакомиться с моими родителями, то и ладно. Ты же знаешь, я тебя так люблю, что мне достаточно быть просто с тобой рядом.

Джирайя в ответ поджал губы и подумал, что он так и не знал ни ее бед, ни радостей. Он огляделся и увидел комнату Икки как будто в первый раз. Он никогда не обращал внимания на кривые полки с книгами о любви, не замечал и милые безделушки, стоявшие там же. Не замечал и того, как аккуратно висела форма шиноби на стуле, и с каким трепетом поверх была сложена повязка ирьенина. Он вдруг понял, что даже не знал, почему Икки стала ирьенином и почему отправилась на войну. И даже сейчас не захотел об этом спрашивать. Наконец-то до него дошло то, что она была совершенно чужой и неинтересной.

Джирайя прикрыл лицо ладонями, выдавил смешок и с досадой подумал: что же он тут делает и чего же ждёт? Что ему остается делать после помолвки Цунаде и Дана? Ходить с Орочимару на миссии? Спать с Икки, пока она хитростью не забеременеет? Слишком часто стал замечать, как она старалась перед концом удержать его в себе. А что дальше? Жить с нелюбимой женщиной и воспитывать нелюбимых детей? Чтобы однажды, когда все до конца надоест, бросить всех и уйти. Так почему бы это не сделать сейчас, когда все еще не успело зайти так далеко?

— Прости, — тихо произнес он, оторвался от подушек, приблизился к ней, осторожно приподнял ее за подбородок и мягко поцеловал.

Губы Икки были слишком тонкими, и ему не нравилось с ней целоваться. Но сейчас, не отрываясь от нее, он убрал платье из ее рук, приобнял и осторожно опустил на матрас. Запустил ладонь между ее бедер, аккуратно их раздвинул и неторопливо, без его обычных резких движений, вошел в нее.

— Ты никогда не был со мной таким нежным, — улыбнулась она, — мне очень нравится.

Джирайя ничего не ответил, продолжил медленно двигать бедрами, ласкать ее грудь и ничего не чувствовать. Икки прикрывать глаза, широко улыбалась, радовалась и, наверное, впервые за все то время, что они встречались, не старалась ему понравиться.

— Я тебя так люблю, — прошептала она.

Джирайя неловко кивнул и, тяжело вздохнув, хотел ее уже поцеловать, но в последний момент передумал и уткнулся носом в подушку, решив, что надо поскорее со всем этим заканчивать. Но что-то никак не получалось. Она извивалась под ним, легонько била по спине, сжималась вся внутри, но ему это только мешало. Он грубо прижал ее бедра к матрасу, освободился от ее рук и присел на колени. Крепко зажмурился, подумал, что хватит себя жалеть, и вернул внимание на свои ощущения. А у нее внутри все было так горячо и туго… Джирайя приоткрыл глаза и посмотрел на Икки: она прижимала к себе широко расставленные ноги, лицо порозовело, грудь дергалась от его уже резких движений. И как бы она ни старалась удержать его в себе, он освободился раньше, чем его накрыло короткое удовольствие. А с ним как-то все и проще стало. Джирайя отмахнулся от ее объятий, вскочил с матраса и принялся наспех одеваться.

— Я скоро вернусь, — ответил он, завязывая шнурок на брюках, — а ты отдохни пока, — на плечи накинул синее короткое кимоно, повязав его тканевым поясом, — вот книжки почитай, — махнул рукой на полки, подошел к открытому окну, хотел обернуться, чтобы в последний раз посмотреть на нее, но не нашел в себе силы и только произнес: — Обещаю, а вечером мы с тобой обязательно погуляем под сакурой. — Он схватился за раму и спрыгнул во двор.

Джирайя уже думал как можно скорее покинуть Коноху. Вещей ему никаких не надо было с собой брать, а прощаться с кем-то уж тем более не хотелось. Одно тяготило: с ним была эта проклятая тетрадь со стихами. Он хорошо знал, что в дороге она ему будет ни к чему, только выбросить ее рука не поднялась. Так и не понял, как дошёл до поместья Сенджу. Снизил уровень чакры, перепрыгнул через высокий забор и увидел нарядно украшенную поляну под прекрасной белоснежной сакурой со множеством гостей. Скорее отыскал спальню Цунаде, раздвинул седзи, и, как только хотел зайти в комнату, услышал громкие поздравления и аплодисменты. Сердце его сжалось, а уровень чакры вдруг подскочил. Но пришлось быстро себя взять в руки и зайти в комнату.

Джирайя уже и не мог припомнить сколько раз его отсюда выгоняла госпожа Мито. Но когда шел дождь или снег, они часто прятались от непогоды в этой комнате. Конечно, почти всегда с ними был Наваки, но иногда они оставались вдвоём и много мечтали. Особенно когда смотрели на золотые настенные панно. Господин Сенджу заказал для их росписи самых искусных художников. И на тонких пластинах красовались изящные пейзажи дальних стран: от холодного севера до жаркого юга.

Джирайя улыбнулся, припомнив те времена, и перевел взгляд на туалетный столик с зеркалом. Подошел к нему, отодвинул ящик и увидел стеклянные флакончики с косметикой. Он всегда считал, что Цунаде это все было ни к чему, для него она была всегда прекрасна, особенно в пылу сражения или в отблесках полевого костра. Стукнул ладонью по дну ящика, и открылось потайное отделение.

— Ну как же, — рассмеялся он, когда увидел деревянные игральные кубики.

Только он знал о ее маленькой тайне, даже Орочимару, скорее всего, не догадывался. А Дану она наверняка не сказала, какое же позорище — увлекаться азартными играми.

Джирайя оглядел широкий пьедестал с низким матрасом, заправленный золотыми постельным бельем, и вдруг ему захотелось ощутить нежность ткани, на которой спала Цунаде. Присел на край кровати и дотронулся до легкого шелка и представил, с каким же удовольствием она в нем нежилась по утрам. И так сильно замечтался, что не услышал, как седзи раздвинулись, и кто-то тихо вошел.

— Джирайя, — окликнул его живой голос Айше. — Что ты тут делаешь?

— Я уже ухожу, — ответил он и собрался уже вставать, но ноги вдруг потяжелели, и ему совсем не захотелось никуда уходить. Так он и продолжал сидеть на краю кровати и наблюдать, как Айше в ярко-красном кимоно с рисунком пионов, недовольно помотала головой и поправила волосы в высокой прическе.

— Я вижу, — произнесла она, дошла до туалетного столика и, открыв ящик, стала перебирать стеклянные и железные флакончики.

— Что вы ищете, достопочтенная мама?

— Все тебе расскажи, — ответила она, аккуратно открыв одну из баночек. — Цунаде попросила принести ей румяна, а то ее уже все стерлись.

— А что же слуг не попросили?

— Ой, Джирайя, всюду ты свой нос суешь. — Айше присела на пуфик рядом со столиком, и, похоже, как и он, не собиралась никуда уходить.

— Надоели, все, да?

— Какой ты наблюдательный, — улыбнулась она. — Просто немного устала.

— Понимаю, — ответил Джирайя и опустил взгляд на пол. — С семьей-то новой уже познакомились?

— Познакомились, — вздохнула она.

— И что же вам не понравилось, достопочтенная мама?

— Нет, люди они хорошие, — быстро ответила она. — Приятные, красивые, я легко вижу их за нашим столом.

— И в чем же тогда проблема?

— Не знаю. — Айше пожала плечами. — Мои родители остались в придорожном селе и никогда сюда не приезжали. А здесь… — Она отвернулась к столику и посмотрела на себя в зеркало. — Дан уже успел какую-то квартиру купить, да еще и поближе к своим. Но Джирайя, кто же их туда отпустит? — Она вернула на него возмущенный взгляд. — Боюсь, они не понимают, что Дан после брака с Цунаде будет также принадлежать клану Сенджу, как и я. Быть ее мужем — это его новая работа. Он же станет лицом не только нашего клана, но и всей деревни. И о какой квартире может идти речь? — Она громко вздохнула. — Я их расстраивать не стала, пускай балуются до свадьбы. Да и не мне об этом им говорить.

— Ну, — вздохнул Джирайя, — Дан просто человек такой, как и все мужчины, хочет быть хозяином в своем доме. Только вот я думаю, туфта это все. Какая разница, где жить и с кем жить? Главное, что вместе.

Между ними повисло молчание, до них доносился шум праздника: голоса гостей и мелодичная музыка сямисэна. Джирайя тяжело вздохнул и понял, что рано или поздно ему придется набраться сил и покинуть это место.

— Единственное, что хорошо, — прервала молчание Айше, — так это то, что Дана назначали в Специальный отряд.

— А я его назначили? — удивился Джирайя.

— А ты не слышал? — удивилась Айше, а затем осеклась. — Да, прости, тебя же там не было. Хокаге перед всеми назначил Дана в Специальный отряд. Быть может, хотя бы так совет с главами кланов более лояльно отнесутся к выбору нашей дочери.

— Думаю, Дан со всем разберется. Он же любит Цунаде, а ради нее, — Джирайя тяжело вздохнул, посмотрел на золотое панно, и его взгляд обратился к изображению далёких барханов, — в любой бой, да хоть на край света можно отправиться. Так что совет и главы кланов — это полная ерунда, даже я бы справился.

— Ты-то? — развеселилась она. — Стал бы ты слушать это занудство? Да ты бы их в первый день же день послал.

— А может их давно надо послать, — улыбнулся Джирайя. — А то уж больно из себя много строят.

— Тут ты прав, — рассмеялась Айше, — ты был бы отличным зятем.

Джирайя грустно улыбнулся, ему так захотелось остаться среди этих людей. Они были единственными, кто его по-настоящему принимал. Айше, похоже, тоже заметила, как ему стало тяжело, встала с пуфика и присела рядом с ним на край кровати.

— У меня сердце разрывается, когда я на тебя такого смотрю.

— Да, ерунда, достопочтенная мама, — замотал головой Джирайя, — если она счастлива, то знаете, и я тоже буду счастлив.

— И все же, помни, что я всегда на твоей стороне, и мой муж, и даже госпожа Мито, мы тебя очень любим…

— Только Цунаде меня не любит, — мягко перебил Джирайя и, покачав головой, издал смешок. — Но я сам полный идиот, все время был рядом с ней и ничего не делал.

— Не вини только себя, — она положила свою ладонь на его спину, — я всегда была против влезать в ваши отношения. И уж тем более была против, когда Хокаге придумал отправить тебя в странствия. Я тогда говорила им, что вы должны сами разобраться. Знаешь, как Цунаде сильно плакала и переживала, когда ты ушёл?

— Спасибо, но от этого не легче…

— Думаю, у тебя все будет хорошо. — Она улыбнулась, опустив ладонь с его спины, и оглядела комнату. — Знаешь, все же пойдем лучше в сад, найдем местечко где-нибудь в сторонке, а ты мне что-нибудь расскажешь интересного.

— Нет, — отрезал Джирайя. — Тогда придется со всеми прощаться, а я этого не хочу.

— Неужели ты опять уходишь? — расстроилась Айше.

— Да, достопочтенная мама, ухожу. Только одну вещь пришел отдать. — Джирайя посмотрел на тетрадь со стихами в руках и, наконец-то, понял, про кого были все эти стихи, и почему от них было так тяжело. И он подумал, что Цунаде она будет уже точно ни к чему, и хотел уже отдать ее Айше, как вдруг сёдзи вновь раздвинулись, и на этот раз в комнату зашёл господин Сенджу.

— Я тебе везде искал, — обратился он к Айше и перевел взгляд на Джирайю.

— Я уже ухожу, — произнес Джирайя и уже хотел встать с кровати, но господин Сенджу показал остаться.

— Тебя это тоже касается, — ответил господин Сенджу. И Джирайя заметил, что его лицо помрачнело, следы болезни, кажется, усилились, брови сомкнулись, а взгляд, как никогда, стал твёрдым.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Айше.

— Хокаге сообщили, что границу Страны Рек сегодня утром атаковали шиноби Суны. — Господин Сенджу ненадолго замолчал, сильнее оперся на трость и продолжил: — Все наши заградительные отряды разбиты.

— Опять война? — с ужасом выдохнула Айше, прикрыв рот ладонью.

— Да, но сейчас меня совсем не это беспокоит. — Господин Сенджу тяжело вздохнул и сжал рукоять трости. — Специальный отряд, в котором теперь и Дан, должен сегодня же отправиться на передовую. И я не знаю, как мне сообщить об этом дочери.