Выплата

Глава 1 Врет, как будто за это платят

Февраль 2030 года

— Это не работает! — изо всех сил стараюсь пригасить раздражение в голосе. — Видишь, Аля, нельзя просто так взять и передать Дар, как проездной в трамвае.

— По крайней мере, до сих пор нам не удалось доказать обратного, — покладисто соглашается глава аналитической группы Штаба, убирая за ухо прядь темных растрепанных волос.

Эта женщина в свои сорок с хвостиком выглядит почти девчонкой — не из-за какой-то особенной красоты, скорее очень уж просто держится. Джинсики, худи, забавные гримаски, застенчивая улыбка… Легко забыть, насколько Аля на самом деле умна и опасна. Это ведь ее группа за четверть часа проанализировала дневники безумного сверходаренного, и ее голос из динамика убедил психопата задушить подельницу. А по виду и не скажешь: Аля легко со всеми переходит на ты, выглядит легкомысленной, даже чуть расхлябанной, да и имечко это девчачье… Полностью ее зовут Алия — глубокие темные глаза выдают татарские корни. Фамилию и отчество она ни разу не называла, а я и не спрашивал. В Штабе лишних вопросов задавать не положено.

— Я все понимаю о важности этих исследований, — стараюсь говорить спокойно. — Но сколько раз еще надо побиться головой о стену, чтобы убедиться — оно не работает?

Подопытный, о котором мы оба почти забыли, разводит руками:

— Извините… я же правда старался. Мне не нужен этот Дар. Не знаю, отчего не получается его отдать…

Очередной кандидат на передачу мне Дара. Тридцать какой-то по счету — забыл уже, сколько их было.

— Конечно же, я понимаю, — мягко говорит ему Аля. — Тебя никто ни в чем не винит. Секретарь все объяснит насчет гонорара. Мы закончили. Спасибо, что согласился нам помочь.

— Да не за что, так-то я и не сделал ничего… До свидания!

Парень кивает, почти кланяется Але, пожимает мне руку и выходит — без лишней поспешности, но по спине его видно, что он только что с облегчением выдохнул.

— Как тебе показалось, он на самом деле пытался передать тебе Дар? — спрашивает Аля, глядя на только что закрывшуюся дверь. — Или только делал вид?

— Аль, ну я сколько раз говорил… Вообще не понимаю, что и как должно произойти. Ничего и не происходит. Откуда мне знать, чего он там хотел, чего не хотел? Я и с Даром-то не умел читать чужие мысли, теперь — тем более.

— Саша, я понимаю, тебе ужасненько это все надоело, — Аля, по обыкновению, улыбается чуть застенчиво, на левой щеке проступает ямочка. — Но что поделаешь, наука — дело нудное. Нужное, но нудное. Извини, что все время тебя дергаю. Мы тестируем десятки человек каждый день, и именно по этому кандидату выходило, что он в самом деле страдает от своего Дара и хочет от него избавиться.

— Что у него за Дар-то? Я уже забыл…

Аля потешно закатывает глаза, воздевает к потолку руки и дурашливо цитирует:

— «Отчего люди не летают, как птицы?»

— А, да, припоминаю… Ну и чего тут страдать-то? Летал бы в свое удовольствие. Он же вроде из спецназа? Там это даже полезно может быть.

— Еще как полезно. И все-таки он своего Дара искренне стыдится… Для него это как бы такая манифестация собственной инфантильности, от которой никуда не деться. И он полагает, что как свободный от Дара принес бы больше пользы.

— Да уж, наверняка побольше, чем я… — решаюсь наконец сказать вслух то, что угнетало меня весь последний месяц: — Честно говоря, таким бесполезным, как здесь, я никогда в жизни себя не чувствовал.

Здесь — это в Штабе.

После того вечера у Надежды, когда я расстался с Даром, мы с братом и мамой всю ночь сидели на полу в гостиной. Как много лет назад, когда Олег и я были детьми. И под угрозой расстрела сейчас не вспомню, о чем мы тогда говорили. Наверное, смысла особого в наших словах и не было. Олег и мама все время плакали, а я… не помню, вот честно. В общем, когда утром позвонил Юрий Сергеевич из ФСБ, я был в несколько измененном состоянии сознания после всего — сутки начались с тяжкого похмелья, продолжились наблюдением за катастрофой в прямом эфире, а закончились воссоединением семьи, о котором никто давно даже и не мечтал. Я сообщил Юрию Сергеевичу, что Дар, из-за которого меня собирались привлечь к расследованию, был да весь вышел; извините, так уж получилось… В тот момент я не сообразил, что людей с Даром, похожим на мой, в стране несколько десятков, а свободных от Дара — как бы не всего двое — мы с Олегом. Черный мерс примчал к подъезду через четверть часа и отвез меня прямо к трапу спецрейса в Москву. Там ждал такой же мерс — мне даже сперва показалось, тот самый. До базы Штаба он доставил меня за двадцать минут. И вот я торчу здесь уже битых полтора месяца.

В первые дни в Штабе царило напряжение — появления новых сверходаренных ждали в любую минуту. Для краткости случившееся в Карьерном назвали Прорывом. Но новых Прорывов до сих пор не случилось, и работа постепенно вошла в колею. Условия оказались вполне приличными: отдельная комната, неплохая кормежка, полное снабжение — чемодан-то я собрать не успел. Через месяц я с удивлением узнал, что мне полагается довольно приличная зарплата, причем выдали ее почему-то наличными, как в каменном веке.

Свободы моей вроде бы никто не ограничивал. Телефон, правда, изъяли в целях секретности, но скоро выдали новый — тяжелее раза в полтора и жрущий заряд как не в себя, но почти все мои приложения там работали, так что я мог поддерживать связь и с семьей, и с сотрудниками. Разумеется, я понимал, что каждый мой разговор прослушивается, за каждым шагом следят. Но тут уж ничего не поделаешь — знал, на что шел, когда связался с ФСБ. Попал в колесо — пищи, но беги. Впрочем, что мне скрывать-то?

Мою уникальную и неповторимую устойчивость к прямому воздействию Даров протестировали уже раз сто, не меньше, и тут не было ни одного сбоя. Кого на меня только ни натравливали — псиоников, телекинетиков, нимф. Приводили ли для проверок одаренных убийц, не знаю — подозреваю, что да, только мне не сообщали. Все Дары совершенно одинаково не срабатывали — меня для них словно не существовало. Хотя от опосредованного воздействия Даров свобода от них не защищала: телекинетик ничего не мог сделать только непосредственно с моим телом, но передвигаемые его Даром предметы в меня прекрасно попадали.

А вот опыты по передаче Дара раз за разом проваливались, и тут я ничем не мог помочь, хотя искренне старался. Хотелось, честно говоря, чтобы моя свобода от Дара отошла к кому-нибудь другому, спецслужбы потеряли ко мне интерес и оставили в покое. Если когда-то я грешным делом и мечтал получить уникальную, ужасно важную для всех суперспособность, то теперь предпочел бы снова стать рядовым, ничем не выдающимся гражданином — мне это больше подходит на самом-то деле. Я согласился бы на любой Дар, пусть даже самый смешной и бесполезный. Но такой возможности уже не было. Как любит говорить моя сестра Натаха, «фарш невозможно провернуть назад».

Через пару недель, когда стало ясно, что конца света прямо сейчас не намечается, мне определили выходные и предоставили машину, так что я смог выбраться в Москву. Побродил между достопримечательностями, повстречался со старыми приятелями — перебравшиеся в столицу однокашники найдутся у любого провинциала.

Казалось бы, живи не хочу. Но моя-то собственная жизнь осталась дома! Бизнесом я как мог управлял дистанционно, но удаленное руководство — это пародия на руководство… Не думал, что когда-нибудь скажу это, однако в ковид было проще: тогда на удаленку перешли сразу все, а теперь сотрудники вовсю работали в оффлайне, пока я пытался контролировать их через сеть в перерывах между экспериментами и тренировками. Не то чтобы Катя и ребята эпически лажали, но все равно оно не то, без хозяйского-то пригляда. Наш рейтинг постепенно просел на три десятых, причем единицы клиенты ставили редко, но выросла доля четверок и троек. Доходы тоже падали, хотя зарплату себе за последние два месяца я не начислял.

Конечно, мама с Натахой помогали Олегу отойти от того, что с ним случилось, но все равно я переживал за засранца — как он там без живительного пенделя от старшего брата? Сейчас он лечился в дневном стационаре с диагнозом «нервное истощение».

И больше всего я скучал по Оле… да и не по ней одной, если уж начистоту. Впрочем, тут все было и оставалось сложно. Тем важнее вернуться домой, чтобы со всем этим как-то разобраться.

Нет, конечно, если бы я понимал, что деятельно служу Родине и человечеству, то пережил бы и разлуку с семьей, и потерю контроля над бизнесом. Но если начистоту, с первого дня и до сегодня я был совершенно бесполезен. Чувствовать себя пятым колесом осточертело, и я решил поднять вопрос о своем возвращении домой — разумеется, в полной готовности в любой момент подорваться ликвидировать катастрофу, о которой все равно неизвестно, где она разразится и когда… да и разразится ли вообще.

Вопрос о моем статусе и местонахождении зависел от трех человек. Славная и безобидная на вид психологиня Аля была одним из них.

— Понимаю тебя, Саша, — легко соглашается она. — Знаешь, пословица такая есть — «хуже нет, чем ждать да догонять». Это очень меткое наблюдение за человеческой природой. Ожидание в состоянии готовности выматывает не меньше, а по-своему даже и больше, чем активная деятельность. Однако нам надо продолжать опыты по передаче Дара…

— Но ведь каждый раз одно и то же! Кто бы сюда ни приходил, мы тупо пыримся друг на друга — и ничего не происходит. Сколько уже говорил, не знаю, как это получилось тогда. Может, дело все-таки в Надежде? Ее не нашли?

Аля разводит руками:

— Нет, и сомневаюсь, что найдут… Никаких следов. Та квартира была снята на чужое имя. Паспортом она не пользуется — возможно, уже живет по новым документам. В мире технического персонала это несложно. Там вообще много такого, чего мы даже не представляем себе. Уборщицы и безо всякого Дара обладают невидимостью, никто никогда не обращает на них внимания. Спецслужбы всего мира давно привлекают их как агентов, а тут, видишь, сами же спецслужбы уборщицу не могут найти. Так что у нас теперь есть только ты… и твой брат. Я созванивалась с его лечащим врачом сегодня. Его состояние стабилизировалось.

— Я хотел бы сам убедиться в этом. По телефону мы общаемся, но это не то.

— Конечно! Хочешь, выпишу тебе командировку домой? Дня на три?

Решаюсь:

— Не командировку. Я думаю, пора мне вернуться домой, Аля. Нечего мне здесь больше делать. Эти опыты… я уже не верю, что они к чему-нибудь приведут. А значит, они ни к чему и не приведут. Прости, понимаю, они важны для твоей карьеры…

— Да при чем тут моя карьера! — вскидывается Аля. — Тоже мне, нашел, о чем беспокоиться.

— Я понимаю, твои ребята работают, отбирают людей… Но правда в том, что никто из них на самом деле, в глубине души, отдавать Дар не хочет. И, кажется, ничего с этим не поделаешь.

Я ожидал, что Аля станет доказывать, что я не имею права выходить из проекта, что рано или поздно ее группа разыщет человека, который действительно хочет расстаться с Даром… Попытается давить, манипулировать или, упаси бог, заговорит так, как тогда, по муниципальному динамику в Карьерном… Но спорить с этой женщиной — все равно что сражаться с водой. Аля чуть улыбается, склонив голову:

— Да, знаешь, а ведь очень может быть, что ты прав, Саша. Наши настоящие желания имеют мало общего с тем, что мы хотели бы хотеть. Человек вообще не то, что он о себе думает…

— И что же такое человек?

— Животное.

Вот казалось бы, что общего у топового военного психолога и недалекой шлюхи с дикого острова? А ведь Лора тоже говорила — «сильный зверь, хороший». И хотел бы забыть, а не получается. Возражаю:

— Люди все же сильно отличаются от животных.

— От других видов животных, — спокойно поправляет Аля. — Да, мы отличаемся. Двумя вещами. Мы более жестокие. И постоянно себе врем. Человек виртуозно умеет обманывать себя, так что убедить группу аналитиков ему вообще как нечего делать. Дары соответствуют не тому, что мы о себе воображаем, а тому, чего хотим на самом деле. Потому нужны действительно экстремальные обстоятельства, чтобы расстаться с ними. Ты — уникум, Саша. Пока нам не удалось найти такого же, как ты, но мы продолжаем поиски.

Вон оно что, манипуляция через лесть… грубовато для Али. Не ее уровень.

— Нет во мне ничего особенного. Просто причина была очень веская.

— Как скажешь, тебе виднее, — Аля, по обыкновению, не стала спорить. — В любом случае без твоего содействия у нас ничего не получится. Давай поступим так. Моя группа сейчас работает с последними кандидатами. Закончит дня через три. Если среди них найдется кто-то подходящий, мы попробуем снова. Знаешь, как оно бывает — последний патрон попадает в цель… Если не выйдет, не страшно. Мы пересмотрим стратегию отбора. Это займет время, так что нам так и так пришлось бы сделать перерыв. С моей стороны возражений против твоего отъезда не будет.

— Спасибо, Аля. Если что, я недалеко. Ночь на поезде — и я у вас. Как только будет шанс сделать что-то реальное — примчусь мигом.

— Не за что, — Аля снова улыбается. — Надеюсь, Юрий Сергеевич и Ветер возражать не станут. Тебе нужно быть там, где ты чувствуешь себя нужным, Саша. Иначе из тебя все равно не выйдет никакого толка.

Здоровенные парни в легком камуфляже заканчивают круговую тренировку — отжимаются попеременно на кулаках и на пальцах. Занятия в любую погоду проходят на улице. Даже в морозном воздухе до меня доносится запах здорового свежего пота. Наблюдаю с завистью: сам-то я в приличной форме для своих лет и образа жизни, но до этих ребят мне далеко. Впрочем, Ветер, командир отряда, проявил неожиданный для вояки такт и заниматься спортом вместе с ними мне даже не предлагал. Программу для меня тренер составил индивидуально, и вскоре я, конечно, проклял каждый день сидячей работы и каждую выпитую кружку пива — с гренками, сука, что же я так любил эти чертовы гренки⁈ Но по крайней мере никто, кроме тренера, моего позора не видит.

А вот в тактических тренировках я участвую через день вместе с этими парнями, но в роли кого-то вроде объекта прикрытия.

Ветер занимается вместе со своей командой, не пропуская ни единого упражнения — хотя он старше прочих лет на десять. Видел их на пробежках — мало кто способен его обогнать.

Группа заканчивает упражнение на скручивание пресса и направляется к корпусу. Ветер ловит мой взгляд, отряхивается, подходит ко мне:

— Чего у тебя, Саня?

С Ветром мы сразу перешли на ты, как и с Алей. Но если у психолога это явно было подстройкой, то для командира спецназа просто совершенно естественно.

— Да вот, разговор есть.

— Без проблем! Через двадцать минут в кафетерии.

Ветер — это не только позывной, но еще и паспортное имя. «Родители покойные романтиками были, — пояснил Ветер. — Зато я вырос бойцом. Сам понимаешь, с таким имечком в любой компании поначалу драться приходилось. Как куда приду, сразу начинается: „Ка-ак, гришь, ття звать? Не-е, эт кликуха, а нормальное-то имя есть⁈ А если по морде⁈“»

Теперь-то я привык, а когда только осваивался на базе, не мог отделаться от ощущения, что переместился на машине времени в эпоху позднего СССР — все здесь выполнено в ее сдержанно-помпезном стиле, но при этом совершенно новое. Территория — большой парк, застроенный двухэтажными корпусами. Внутри блестящий от лака паркет, высокие двустворчатые двери, красные ковровые дорожки. Не хватает разве что кумачовых плакатов вроде «революционная бдительность — залог победоносной борьбы за коммунизм».

Но хоть кафетерий здесь — обычная кофейня, каких по десятку в любом торгово-развлекательном центре. Вот только денег платить не надо. Чужие здесь не ходят, а своим все положено безвозмездно, то есть даром. Такой как бы коммунизм в отдельно взятом межведомственном Штабе.

Заказываю большой капучино. Ветер приходит ровно через двадцать минут — по нему, наверно, можно часы сверять. Он успел переодеться в тельник, короткие волосы еще чуть влажные после душа.

— Ну, чего стряслось, Саня?

— Да не так чтобы стряслось. Просто осточертело мне тут болтаться будто говно в проруби. Дома семья, бизнес… А тут я ни зачем не нужен, если начистоту.

— Да как это — не нужен⁈ Понимаю, конечно, тебя к такому жизнь не готовила. Но дело-то серьезное у нас, а ты вроде как уникум — иммунный к воздействиям Даров. Готовиться надо.

— Мы же все равно не знаем, к чему готовиться! Где случится Прорыв? Когда? Какие в нем выйдут сверхдары? В чем будет цель, если будет вообще? Ни черта не известно. Мы ведь даже не можем быть уверены, что я действительно устойчив не только к обычным Дарам, но и к этим, мутировавшим. К чему мы готовимся, Ветер?

Бариста ставит перед командиром чашку и маленький прозрачный чайник — от напитка густо пахнет полевыми травами. Ветер ничего не заказывал — его вкусы тут просто знают.

— К чему мы готовимся? — спокойно переспрашивает Ветер. — А ко всему мы готовимся. И это нормально. Работа у нас такая — быть ко всему готовыми.

— Ты уже всех своих пацанов к Але посылал, чтобы они попытались мне Дар отдать?

— Не всех, — Ветер невозмутимо наливает себе чай. — Только тех, кто своим Даром тяготился вроде как. Без обид, Саня, но я бы предпочел, чтобы свободным от Дара оказался кто-то из наших. Ты для гражданского твоих лет в приличной форме, но в боевой операции этого сто пудов будет недостаточно.

У Ветра широкие, почти квадратные скулы, бульдожья челюсть, цепкие синие глаза. Желваки перекатываются под слегка небритой кожей.

— Да уж какие там обиды. Сам понимаю — староват, физуха не та и реакция.

— Но все это будет не важно, если мои прекрасно обученные, ко всему подготовленные парни по щелчку пальцев перейдут на сторону противника.

С полминуты молчим. Ветер, как и я, наблюдал за событиями в Карьерном в прямом эфире. Женька, пилот врезавшегося в девятиэтажку вертолета, был его старым сослуживцем.

— Чертово Одарение, — цедит сквозь зубы Ветер. — Чертово Сверходарение, или что там еще за дрянь. Раньше я и в кошмарном сне не мог представить, что придется учитывать такую возможность. Всегда была вероятность, что бойца перевербовали… но это же можно было вычислить заранее! Предатель обязательно чем-то себя выдаст, а если прошляпили — сами виноваты, утратили бдительность! А теперь кто угодно может повернуть оружие против своих… даже я сам… вот что в голове не укладывается.

Я передернул плечами. Только что по-белому завидовал сильным, слаженно действующим парнями на тренировке, их мышцам, дыхалке и рефлексам. Но что если мне предстоит сражаться не вместе с ними, а против них?

Но и выходить в бой в одиночку — не вариант. Там, в Карьерном, пристрелить двух психически неуравновешенных людей для меня проблемы не составило бы — ни тактической, ни тем более моральной — после того, что они наворотили. Но даже если бы на меня не подействовали непосредственно ни ударная волна, ни гипноз — свобода от Дара не защитила бы ни от управляемой психом толпы, ни от кирпича, телекинезом направленного в голову.

По крайней мере, так мы предполагали теоретически. Ни одного живого сверходаренного для проведения опытов у нас не было. Их активно искали среди людей, перенесших сильный стресс, физические страдания, заключение в суровых условиях. Напрасно: значимого усиления Дара у них не обнаружилось. С теми психами из шахты и ранее с Лорой произошло что-то еще, и вычислить это не смогла пока ни одна аналитическая группа.

По всем округам ведутся поиски уединенных мест, где можно месяцами держать людей взаперти: заброшка, одинокие хижины в лесах, старые месторождения… Однако широка страна моя родная, и в данном случае это не преимущество.

Бешеными темпами идет ревизия всех дел об исчезновении людей в Одарение и вскоре после него; но это все равно что наперстком вычерпывать океан. Пропавших по стране — сотни тысяч. Часть из них так или иначе ушла в миры мечты — кто как Олег, кто по более серьезным причинам. Например, ни один исследованный Дар не способен воскрешать мертвых, а неужели же об этом никто не мечтал? Возможно, эти люди оказались там, где их любимые живы — и это не здесь. Кому-то из сотен тысяч, похоже, повезло намного меньше — он стал частью исполнения чужой мечты, и очень мрачной.

— Ладно, не ссы, — Ветер словно читает мои мысли, наверно, они отображаются у меня на физиономии. — Там, в Карьерном, те, кто под воздействие попал, сражались едва на десятую долю от своего потенциала. Так, вяло постреляли в сторону тех, кого в данный момент воспринимали как противника. Эти психи ими управлять-то не умели толком, а своя соображалка вырубилась у них. Так что Бог не выдаст — свинья не съест. Просто надо быть готовыми ко всему.

— Да разве же я против, Ветер? Проблема в том, что ни к чему я здесь толком не готовлюсь.

— Если подумать, то так и есть, — Ветер задумчиво хмурится. — Основы радиообмена ты освоил. Тактические команды тоже. Бойца уровня моей группы из тебя, ты уж не обижайся, не сделать ни за месяц, ни за год. А поддерживать физуху и стрельбой заниматься ты можешь и дома. Так что для меня особого смысла тебя тут мариновать нет. Но вот насколько оперативно тебя удастся выдернуть на прорыв — это уже, сам понимаешь, к Юрь Сергеичу. На нем же секретность всякая. Так что с ним решай. Только вот…

Ветер перекатывает желваки и держит паузу. Не выдерживаю:

— Только вот что?

— Скажу так. Некоторые люди наводят тень на плетень даже тогда, когда никакой необходимости в этом нет — просто по привычке. Ложь для них всегда надежнее и безопаснее правды; мой первый командир о таких говорил — врет, как будто ему за это платят. Работать с такими можно, просто… не расслабляйся. А я, если что, тренировки тебе и на родине организую. Так-то да, зачем тебе здесь сидеть? Боевой дух терять только.