Глава 11 По понятиям. Часть 1

Апрель 2030 года


«Местные жители вышли на пикет против пропускного режима на въезде в город Ивановский. Напоминаем, с двадцать седьмого марта введены пятидесятикилометровые охраняемые зоны особого режима вокруг всех атомных электростанций страны и ряда других особых объектов».

Запускаю прикрепленное к новости видео: дорогу перекрывает блокпост, перед которым выстроилась очередь легковушек. Пара усталых росгвардейцев пытается успокоить небольшую толпу орущих, машущих руками людей.

— Как я паспорт предъявлю, если паспорт у меня дома, а домой-то вы меня и не пускаете! Рожу я его вам, что ли? — брызгает слюной мужик.

— Меня дочка ждет, я ее со своей мамой оставила! — кричит молодая женщина. — Ну и что, что мы здесь не прописаны? С каких это пор нельзя не по месту прописки жить, у нас что, крепостное право? А ну, пустите меня к ребенку!

Дальше на записи — городская площадь. Белый Ленин вяло машет рукой куда-то в сторону светлого завтра, которое, судя по глубоким выбоинам в асфальте и криво заколоченным ларькам, наступило где угодно, но только не здесь. Под памятником собрался пикет человек в сорок. На самодельных плакатах надписи: «Долой блокаду», «За что нас закрыли⁈», а до кучи — «Мэра и депутатов — в шкуру пенсионеров», «Верните украденные льготы» и «Позор ворам и мошенникам из ЖКХ». Видимо, протестующие заодно решили выгулять старые плакаты — не пропадать же добру.

Камера выхватывает бабку в сером пуховом платке:

— Безобразие! Ко мне дочка ехала, лекарства везла! Так сначала дорогу перекрыли, а теперь и эту, как ее, сотовую связь обрубили! Что же это делается? Мы тут — как в осаде!

— А говорят, авария была, как в Чернобыле, — влезает в кадр мужик в поеденной молью меховой шапке. — Власти скрывают правду, всех нас угробить решили! А йод в аптеке закончился вчера еще! Я счетчик Гейгера достал из дедова подвала, так он не включился даже — такой фон!

— Почему же вы остаетесь в городе? — спрашивает корреспондент. — Разве вам перекрыли выезд?

— Да нет, вон автобусы стоят… — признается мужчина. — Только куда ехать-то, где жить? А вдруг обратно не пустят? От наших властей не знаешь, чего и ждать! Совсем о простых людях не думают!

Если бы власти о тебе не подумали, ты бы уже мог быть радиоактивным пеплом, дурья твоя башка, только для ношения древней шапки и годная… Хотя нет, это все-таки не наша АЭС. Меры безопасности применяются везде. Вряд ли росгвардейцы сдержат сверходаренных — особенно если, как в прошлые два раза, у них будет комбо атакующего и защитного Даров. Но по крайней мере нас известят об их приближении — больше шансов, что мы успеем… Если еще будет, кому успевать, что далеко не факт, в свете последних событий-то.

Врубаю новостной ролик на другую тему. Симпатичная корреспондентка на фоне нарядной пешеходной улицы — кажется, это Никольская в Москве — тарабанит профессионально-приподнятым тоном:

— Тем временем продолжается блокировка Телеграфа. Это решение вызвало широкий резонанс среди пользователей и экспертов в области информационных технологий. Официальные лица заявляют, что блокировка инициирована в ответ на использование платформы для распространения нелегального контента и угрозы национальной безопасности.

Секундная пауза для вздоха — и отточенная речь продолжается:

— Пользователи мессенджера уже начали делиться своими реакциями в социальных сетях. Многие высказали недовольство, отметив, что Телеграф стал важной частью их повседневной жизни, незаменимым средством общения и ведения бизнеса. Также многие отмечают, что даже не заметили блокировки или узнали о ней только из новостей, продолжая пользоваться привычным мессенджером, поскольку принятые правительством меры оказались неэффективны. Послушаем, что говорят люди на улицах.

Ролик продолжается нарезкой уличных интервью:

Парень с подбритыми висками:

— Ха, они своей блокировкой Госуслуги только вырубили и другие свои же сервисы. Телеграф иногда чутка тормозит, но работает ок норм.

Девушка с тоннелями в ушах:

— Никто не имеет права отменять Телеграф! У меня там двадцать тысяч подписчиков, чаты, переписки — вся жизнь!

Немолодая женщина в вязаной шапке:

— Телеграф? А он что, работает еще? Кому теперь нужно телеграммы отправлять, есть же эсэмэски… Я еще студенткой была, когда мать мне телеграммы посылала, помню, в общагу мне почтальон их приносил, на бумажных лентах отпечатанные. Их еще без предлогов писали, потому что пословная оплата была. А потом у всех телефоны появились, телеграммы не нужны стали.

Эту-то даму зачем добавили в репортаж? По приколу? Вот постареют журналюги, пусть над ними так же прикалывается молодежь будущего, когда они сами не будут шарить в каких-нибудь новомодных тирьямпампациях. А в целом ясно-понятно: не может ничего поделать с проклятущим мессенджером и вся королевская конница, и вся королевская рать. Например, на моем ноуте он преспокойно работает.

Перехожу к следующей новости. «Первый апелляционный суд окончательно отклонил апелляцию гражданки Салтыковой. Салтыкова судилась с бывшим работодателям, обвиняя его в дискриминации по признаку одаренности. Таким образом, действия компании, уволившей сотрудницу за предоставление заведомо ложных сведений о Даре, признаны правомерными. С этого момента нет оснований считать графу „ожидаемый от соискателя Дар“ в описаниях вакансии незаконной. Работодатель вправе требовать от работника тот Дар, который нужен для эффективного исполнения должностных обязанностей».

Оппа… Ну здравствуй, дивный новый мир с уже практически официальной элитой. Интересно, каково эту новость читать подросткам. Давненько я с Юлькой не созванивался…

В спальню заходит Оля. Надо же, я даже не заметил, как она пришла с работы… Оля садится на край дивана рядом со мной и спрашивает:

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Да нормально я себя чувствую… Почему вообще спрашиваешь? А у тебя как дела?

— У меня дела нормально. Как обычно. А вот ты четвертый день лежишь на диване, только в телефон смотришь, даже на тренировки не ходишь.

— Как-то так все накопилось… устал. А чего у тебя пальцы холодные?

— Так дождь ледяной на улице, фу, мерзость… Чего тебе на ужин приготовить?

— Не знаю… Что-нибудь попроще. Или ничего. Я не голоден, ел что-то сегодня.

— Бутерброды ты ел, — Оля кладет мою голову себе на колени, гладит волосы, мягко массирует кожу головы. — Хотя в холодильнике суп был твой любимый и котлеты свежие. А ты даже колбасу не убрал, так и бросил сохнуть на столе.

— Извини, задумался что-то…

— Саша, я же не упрекаю. Просто… это совсем не тебя не похоже. На работу не ходишь, на звонки никому не отвечаешь, с дивана почти не встаешь. Может, ты приболел? — Оля нежно трогает мой лоб. — Температуры нет, но это не значит ничего — грипп, например, и бессимптомным бывает. Давай врача вызовем.

— Да не надо никого вызывать! Здоров я. Нормально у меня все.

Не осиливаю сдержать раздражение в голосе, причем злюсь не на Олю, а на то, что по сути она права — расклеился я что-то. Четыре дня назад личный джип Юрия Сергеевича домчал меня до Олиного подъезда, я поднялся в квартиру — и с тех пор не выходил из нее.

История с покушением основательно выбила меня из колеи. И до нее все было сложно, опасно, непредсказуемо — зато я точно знал, где враги, а где свои. Конечно, мороз по коже бежал от одной мысли, что наших ребят могут взять под контроль, как случилось в Карьерном. Но это было бы просто такое вражеское оружие. Осознанное предательство — совсем другой коленкор. Кто бы ни перепрограммировал тот японский тренажер, едва ли он сделал это под гипнозом врага — это чересчур даже для сверхдаров. Тот человек находился на нашей базе. Возможно, я регулярно его встречал, пожимал руку, перебрасывался дежурными фразами… а он (она, оно, они) все это время собирался убить меня. Только по случайности убил вместо меня другого человека — молодого парня, пропустившего тренировку из-за свидания с невестой…

Кто мог нанести удар в спину? Ветер? Он направил меня на эту адскую машину, хотя тренер Мишаня полагал, что рановато еще, я недостаточно продвинулся в тренировках. А еще Ветер на АЭС отдал приказ стрелять на поражение, хотя про Максима Сухомлинова мы знали, что его Дар — щит, то есть непосредственной угрозы для реактора парень не представляет… Но мы же тысячи, десятки тысяч людей спасали в тот момент! Очень похоже, что Ветра кто-то пытается подставить. Может, для того на меня и покушались, а сам по себе я никого не интересую. Я, конечно, один из двух известных свободных от Дара, предпоследняя надежда страны и как бы не человечества… Но мало ли мразей, для которых аппаратные игры и подковерная возня важнее судеб страны и мира.

Например, Аля… лучше бы даже мысленно называть ее полным именем — Алия — и не вестись на старательно выстраиваемый образ девочки-припевочки. Почему она так виртуозно устранила сверходаренных в Карьерном — где они представляли угрозу только для горстки гражданских — а на АЭС облажалась по полной программе? Только из-за отсутствия материалов? Или есть еще какая-то причина?

Сам Юрий Сергеевич, наконец? Мне вдребезги непонятны настоящие мотивы его действий, а образ добродушного дядьки в печенках сидит. Почему он так легко согласился, что нет для ключевого сотрудника лучшей защиты, чем эта квартира в панельке? И если это он хочет меня устранить, значит, здесь ни хера не в безопасности ладно бы я, но и Оля с Федей? Может, уже просто тем, что я здесь живу, я их подставляю под удар?

Сейчас я подозреваю тех, с кем общался более-менее. Но ведь врагом и предателем может оказаться любой из сотни обитателей базы. Один из бодрых спортивных спецназовцев, врач или медсестра, да хоть улыбчивая официантка… Как жить, работать и сражаться бок о бок с людьми, которым не можешь доверять?

От всех этих закольцевавшихся в моей голове мыслей я и прятался в новости, ролики, ленты мемасиков и прочий поток информационного мусора. Не звонил ни Лехе, ни Марии, ни даже маме — сил не было ни на кого.

Оля мягко гладит мои волосы:

— Я все понимаю, Саша, и не задаю вопросов. Просто прошу тебя, скажи, если я хотя бы чем-то могу помочь тебе. Ну, хочешь, того вредного мороженого принесу? Кино посмотрим какое-нибудь…

Зарываюсь лицом в ее колени. Ее нежные пальцы ерошат мне волосы, мягко массируют шею, чешут, словно кота. Единственный человек, с кем я чувствую себя дома. Оля и есть мой дом.

Переворачиваюсь, чтобы видеть ее лицо:

— Уже говорил, но скажу еще раз… Прости, что так вышло со свадьбой. Я правда ничего не мог поделать.

— Я понимаю, родной, все понимаю.

— Давай поженимся, если ты еще не передумала. Хоть завтра. Федька может школу пропустить по такому случаю, а больше никого не нужно.

— Давай, конечно! Но как — завтра? Заявление же…

— Ерунда, один звонок — и нас распишут хоть среди ночи.

— Ой, надо же платье погладить!

— Если хочешь. Для меня ты так же хороша в этом свитере… а без него — еще лучше!

Совершаю коварный маневр и опрокидываю Олю на диван, а сам оказываюсь сверху. Она взвизгивает, потом смеется и тянется ко мне губами, пока мои руки пробираются под свитерок и нашаривают застежку лифчика… Вдыхаю запах ее волос — от него глубоко внутри рождается ощущение, что все проблемы решаемы и лучшее впереди…

Оля права, хватит хандрить — тоже мне, Обломов нашелся. Пора возвращаться к жизни, причем начать прямо сейчас, с самого приятного, что в этой чертовой жизни есть…

Звонок в дверь.

— Я открою, — Оля резко одергивает уже почти стянутый свитер.

— Нет! Оставайся здесь.

Запоздало понимаю, что ее могла напугать резкость в моем голосе. Иду к двери. Давно пора сменить эту хилую деревяшку на что-то более основательное. Смотрю в глазок — на лестничной клетке стоит Натаха.

Первая мысль — не открывать. Последнее, чего сейчас хочется — выслушивать упреки за сорвавшуюся свадьбу. Но даже сквозь скверную оптику глазка видно, что волосы Натахи растрепаны под криво натянутым беретом. Значит, что-то случилось — в норме сеструха никогда не выходит из дома, не покрутившись минут двадцать перед зеркалом.

Открываю, втягиваю Наталью внутрь, быстро закрываю дверь на два оборота.

— Саня! Саня, слава богу, ты дома! А то трубку не берешь, я уже и не знала, что делать!

Веки у Натахи припухлые, губы дрожат.

— Наташ, я собирался сам тебе набрать… Извини, что так получилось со свадьбой. Я знаю, ты старалась, организовывала все. И перед родственниками оправдываться тебе пришлось… Я им всем тоже позвоню.

— Да ерунда эта свадьба, Саня! — Та-ак, похоже, дело действительно серьезное. — Тут Юлька, дурища, в такое вляпалась… Я не знаю, что делать, правда не знаю!

— Где Юля?

— Дома.

— Так, едем. По дороге расскажешь. Сейчас, переоденусь только…

Бледная Оля уже приносит мне чистые джинсы и выглаженную рубашку. Что бы там ни было, выйти из дома в растянутых трениках, как скуф какой-нибудь, я не могу. Переодеваюсь, успокаивающе хлопаю Олю по плечу и спускаюсь к машине. Верный фордик все это время ждал меня во дворе.

— Рассказывай, что случилось, — говорю Наташе, заводя мотор.

История оказывается древней, как интернет. Юлька познакомилась в Телеграфе с каким-то, как она полагала, парнем. На самом деле в таких случаях на другом конце провода может быть кто угодно — иногда даже нейросеть. Несколько месяцев голубки любезничали, и Юля поплыла: «парень» уверял ее, что она потрясающая, волшебная, необыкновенная — такая не такая, как все… полный набор того, что жаждет услышать девочка-подросток с шатающейся из-за гормонов самооценкой. В общем, неведомый собеседник развел мою племяшку на фото и, что еще хуже, видео весьма откровенного характера. А сегодня пришло сообщение: если не хочешь, чтобы это увидели все твои знакомые, приходи в 23−00 на эту точку у завода комиссара Вершинина… далее координаты.

Киваю и изо всех сил сосредотачиваюсь на дороге — ДТП сейчас точно никому не поможет. История скверная. Да, интимные материалы, слитые в сеть, могут основательно испортить девушке жизнь. Вбив в поисковую строку фамилию, имя и отчество Юли, их будут находить все: соученики, сотрудники, начальство, парни, которым Юля понравится… С помощью такого компромата вполне можно превратить человека, например, в бесплатного курьера для переноски незаконных грузов… Типичная история в нашу цифровую эпоху.

И все бы не так страшно, будь моя племянница Юлией Егоровой — женщин с таким именем тысячи; но к сожалению, отчество и фамилия у нее от отца, наполовину грека, так что она Юлия Антеевна Фасулаки, единственная и неповторимая. Смена личных данных привлечет еще больше внимания — всем станет любопытно, в чем же причина… Люди так любят совать нос не в свое дело.

Впрочем, сперва надо оценить масштаб катастрофы — узнать, каким приложением Юля пользовалась для съемки. Паникующая Натаха в этом не разбиралась, так что на главный вопрос ответить не могла. Может, Юлю просто берут на понт, а реального компромата на нее нет. Хотя в любом случае с теми, кто пытается подставить мою племяшку, я разберусь…

Сказать, что я, как умел, защищал и оберегал Юльку с первых дней ее жизни — это ничего не сказать. Хотя шестнадцатилетнему мне после смерти отца хватало забот и с матерью, и с Олегом — тогда еще ребенком. Брать под опеку взрослую кобылу Наталью с ее дурным браком я не собирался. Но Юлька… она же была не виновата в том, что у мамы ее ветер в голове, а папаша и вовсе гондон штопаный. Потому когда господин Фасулаки сперва повесил на жену кредиты, а потом и вовсе поднял на нее руку, когда отнял ключи от квартиры и выставил Натаху на мороз в одном халатике, пока голодная перепуганная Юлька заходилась криком — я собрал пацанов и поговорил с ушлепком по душам в подворотне. Ясно дал понять, что ему следует немедленно подать на развод без всяких претензий и больше не приближаться к жене, а главное — к ребенку. Два сломанных ребра оказались достаточно весомым аргументом — «В следующий раз, — сказал я тогда, — отобью почки так, что до конца жизни кровью мочиться будешь». Леха, уже готовившийся к поступлению в школу полиции, добавил к этому, что если полугрек только попробует написать на нас заявление — сам присядет за тяжкие телесные повреждения, вот и протокол медицинского освидетельствования Натальи; его мы напечатали на принтере и щедро разукрасили печатями, сделанными в бесплатном графическом редакторе. Всех этих доморощенных мер хватило, чтобы трусливый гаденыш оставил Натаху с Юлькой в покое.

Эх, Юлька… Казалось бы, всего-то четверть моих генов — а уже любого готов за нее голыми руками разорвать. Так это и работает — пухлощекий младенец одним фактом своего существования берет тебя в рабство, и ты весь мир перевернешь, лишь бы малыш смеялся, а не плакал. Наверно, благодаря этому закону природы мы, человечество, и выживаем. И сколько бы подрастающий спиногрыз не мотал тебе нервы, сколько бы кровушки не выпил, какую бы дичь ни выкидывал — ты уже все ему простил, заранее и навсегда.

В первые годы существования интернета бывало всякое, но Юлька-то из того поколения, которому с пеленок твердили: в сеть все попадает навсегда. Надо же так опростоволоситься — послать анонимному контакту интимные записи… Но я знал, что не буду сердиться на нее, еще до того, как увидел заплаканную мордашку — куда только подевались дерзкий макияж и кольца в носу — и услышал лепет:

— Дядь Сань, ты, пожалуйста, не ругайся, я все поняла, я дура чертова, только ты не ругайся…

Обнимаю всхлипывающую девчушку, прижимаю к себе, глажу по дрожащей спине. Все в порядке, цыпленочек, дядя здесь, дядя сейчас разберется, дядя в порошок сотрет тех, кто посмел обидеть тебя, и все будет хорошо.

— Ну всё, всё. Все люди иногда ошибаются…

Продолжение «но ты больше не делай так» проглатываю. Не время для упреков и воспитательных бесед. По Юльке и так видно, что она сама не своя от стыда и страха. Ну да слезами горю не поможешь — пора переходить к делу.

— Ладно, хорош реветь. Давай решать проблему. Требовать записи я не буду. Сама скажи, по шкале от одного до десяти, где один — обычные уличные съемки, а десять — хардкор, то, что ты выслала, на сколько тянет?

Юля густо краснеет:

— Семь… ну, восемь.

Ох, ё, Юляша… Ну да сами по себе записи — полбеды. Главный вопрос в другом:

— На что снимала?

— Сань, я понимаю, дура-дурища… не сердись, ну пожалуйста, я сама себя ненавижу уже… через Deep Truth снимала.

А вот это уже хреново по-настоящему. Deep Truth, прозванная безжалостной молодежью «глубокие трусы» — технология, которая сертифицирует реальные съемки, то есть на сто процентов гарантирует, что запись не является генерацией.

Года три назад созданные с помощью нейросетей дип-фейки переживали бум. Нет числа людям, отдавшим мошенникам все свои сбережения из-за видеозвонков «сына» или «дочери» — «мама, я попал в аварию, срочно переведи деньги». Гражданам звонили подделки под родных, друзей, начальников и публичных лиц, втягивая людей в самые сомнительные махинации. Генерации выглядели, двигались и разговаривали точно так же, как реальные люди, чьи образы были украдены. Помню, как объяснял матери концепцию контрольных вопросов: спрашивай людей о событиях из вашего общего прошлого, о которых вы никогда не говорили в интернете. Тогда выяснилось, что разные люди считают значимыми и запоминающимися совершенно разные вещи. Бывало, что мои звонки сбрасывались, потому что я не мог припомнить, какой пирог мама испекла на мой день рожденья или какого цвета был лифчик у очередной подружки в ту самую ночь… да и вообще какую ночь она считает той самой.

Тогда многие полагали, что само понятие компромата утратило смысл. Кого может опорочить, например, какое-либо видео, если любой задрот за пару часов способен сверстать достоверную и реалистичную запись секса любого человека хоть с тремя мулатами, хоть с пятью кавказскими овчарками? Аналоговые технологии переживали ренессанс — все важное фиксировалось на пленку, как в двадцатом веке. Однако для повседневного общения пересылка кассет оказалась малопригодна, и интернет был захвачен цифровыми призраками.

Ситуацию переломила технология Deep Truth. Разработанная за год до Одарения, она за считанные месяцы появилась почти на всех телефонах и компьютерах мира, автоматически проверяя входящие изображения и видео на реальность. Помню, как вздохнул с облегчением, поставив Deep Truth на мамин телефон — больше никакой хитрожопый деятель не представится мной или, что более достоверно, Олегом, чтобы развести маму для спасения кровиночек срочно взять кредит под залог квартиры. У меня самого Deep Truth давно уже стоял на записи по умолчанию — иначе ни один мой милый маленький шантаж, полученный Даром, не сработал бы. Множество мошеннических схем ушло в прошлое, но тут же появились новые. В одну из них Юляшка и вляпалась.

— Дура, дура, дура! — ругает племяшка саму себя, чтобы этим не начал заниматься я. — Сначала-то я ему неверифицированную цифру отправляла, но он все написывал — не верю, мол, что это не генерация. Говорил, я слишком красива, чтобы быть правдой… упрашивал хотя бы лицо показать через Deep Truth. А там как-то… не знаю, почему я оказалась такой дурой! Знала же про эту разводку! Но он так классно в уши заливал, что у меня всю соображалку выключило! Вот я нюдсы и отправила через Deep Truth.

И это не новость. Текстовые и звуковые реплики для мошенников пишут профессиональные психологи из тех, что не брезгуют никаким заработком. На юных девушек это действует вопреки всем предупреждениям — ведь ровесники прыщавы и озабочены, взрослые дядьки противны и циничны, а бунтующие гормоны требуют романтической любви прямо сейчас, вынь да положь. И влюбиться в виртуального принца проще, чем в реального парня со всеми его изъянами…

Так, ладно, философские размышления о человеческий природе можно и отложить. Сейчас надо понять, что мне известно. Во-первых, мошенники, скорее всего, просто потоковым методом набирают доверчивых девиц для работы курьерами. Если бы они проверили Юлькины связи, не тронули бы ее — не захотели бы со мной связываться. Тут даже в гостайну не надо влезать, достаточно того, что я сотрудничаю с полицией. Значит, говнюки сами не представляют себе, на кого наехали.

Хотя есть другой вариант — прекрасно представляют, потому и наехали. Компромат на Юльку будет использован как средство давления на меня. В таком случае они даже еще более тупые, чем если не знали, на кого наехали.

Во-вторых, вряд ли злоумышленники на самом деле вывалят в сеть записи. Неопубликованный компромат — рычаг давления, а опубликованный создаст проблемы и им тоже — мало ли как девочка или ее друзья станут мстить. Тут больше ставка на стыд и панику подростка, чем реальная угроза. Но рисковать разрушением Юлькиной жизни мы не будем.

И, разумеется, ни в какую промзону за нелегальным грузом моя племянница не пойдет. Это не обсуждается. Ни сегодня, ни в какой-то другой день. Сейчас мы обезопасим ее на сегодня.

Спрашиваю Натаху:

— В доме есть силикатный клей? И старорежимный такой ртутный градусник?

Полчаса спустя Юлька с красным, как у пьяницы, носом и гнусавым голосом записывает видео через Deep Truth:

— У меня грипп какой-то. Температура под сорок, вот градусник… И пятна по всей роже. Не могу сегодня никуда идти, сорян… — Юлька выразительно шмыгает носом. — Дайте выздороветь — все сделаю.

Сопли и красные пятна — аллергическая реакция на клей, градусник заботливо нагрет на батарее. Удивительно, что современные школьники не знают этих простых лайфхаков, благодаря которым мое поколение провело в уютной кроватке немало унылых учебных дней…

Скоро приходит ответ:

— Три дня тебе на поправку. Потом приходи на точку в то же время. Иначе сама знаешь что.

Сам пишу текстом в Юлином ноуте:

— Да-да, спасибо. Поправляюсь. Жди.

Выходя из подъезда, звоню майору Лехе и прошу срочно выяснить, что известно про пушеров с комиссара Вершинина.

Итак, у меня три дня, чтобы найти мразей, которые пытаются использовать мою племянницу — и стереть их в порошок. Никакие другие исходы дела меня не устроят.

Загрузка...