Апрель 2030 года
На базе Штаба нет ничего более обыденного, чем мерно бегущие, отжимающиеся или проходящие полосу препятствия спецназовцы: война войной, а тренировки по расписанию. На АЭС никто из группы Ветра не погиб, но трое получили ранения от лазерного луча и помещены в госпиталь; вместо них в строй тут же встали парни из резерва, и тренировки идут даже интенсивнее, чем раньше. Но сегодня что-то цепляет взгляд в привычном зрелище мерно бегущих по парку ребят в полной выкладке. Присматриваюсь: один из бойцов сильно отстает от других, да и движения у него то разболтанные, то слишком резкие; при том, в отличие от прочих, он бежит налегке, без ранца. Кто-то вышел на тренировку больным или раненым?
Дохожу до площадки, где ребята всегда заканчивают пробежку. Кто-то дружески хлопает недотепу по плечу, сам Ветер подходит к нему и что-то говорит. Парнишка снимает шлем с защитными очками, и я с изумлением узнаю раскрасневшееся лицо Олега.
Брательник на базе возмужал, окреп, аккуратно подстригся — и не скажешь, каким чучелом был совсем недавно. Я знал, что он тренируется, но не думал, что вместе со спецназовцами. Надо же, я-то в куда лучшей форме и все равно занимаюсь сам — не хочу постоянно сравнивать себя с профессионалами. А Олег, всегда такой чувствительный, совсем не стесняется своей хилости…
— Саня, физкульт-привет!
Брательник машет рукой. Подхожу к нему. От него несет потом. Рожа красная, но довольная.
— Прикинь, Саня, меня тренер на второй круг не пускает — велит не перегружать колени.
— Как тебе тренировки?
— Круть! Как в восемнадцатом «Контр-Страйке», только лучше! Прокачиваться тяжело, конечно. Но я вчера в Fight Gone Bad набрал 160 очков! А неделю назад максимум 130 выжимал.
Сам я в этом комплексе упражнений — броски девятикилограммового мяча в цель на расстояние в три метра, тяга штанги весом 35 кг, прыжки на тумбу — набирал по 285 очков и шел к трем сотням, но, пожалуй, сейчас хвастаться этим было бы бестактно. В конце концов значение имеет прогресс, а не абсолютные числа. И прогрессировал Олег куда быстрее, чем я.
— Пойдем внутрь, простудишься же… Чаю хочешь?
— Извини, Саня, сеанс с Алей через сорок минут. Душ надо принять, переодеться…
— Есть успехи?
— Да какое там… Аля кого только ко мне не водила — и военных, и штатских, и кого-то совсем загадочного. Разве что дьявола из ада не вызывала. Все рвут на груди рубаху, что хотят отдать Дар так, что аж кушать не могут — и каждый раз ни черта не выходит.
— Ясно-понятно…
— Аля так расстраивается… — на лбу Олега проступает морщинка, которой прежде не было. — Кажется, я всех подвожу. Любой из этих людей, даже старики, даже тетки были бы полезнее, чем я. Но что если других свободных от Дара нету? Только мы с тобой, Саня?
— Может, и так. Ищут пожарные, ищет милиция — но так никого и не нашли. Да ты не ссы, Олежа, я тебя прикрою, если что.
— Саня, я… тебя тоже прикрою. Ты не думай, я не зассу, Саня.
Ухмыляюсь. Да он даже жопу свою не прикроет, задрот компьютерный… Это ему не «Call of Duty» очередной.
— А я занимаюсь, между прочим… — торопливо продолжает Олег. — Ветер говорит, с меткостью и реакцией у меня неплохо — прокачался в киберспорте. Теперь физуху подтянуть только…
— Ладно-ладно, терминатор. Не перекачайся смотри, а то окажешься круче меня — в следующий раз тебя бросят на реактор, а меня на скамейке запасных оставят — старикам, мол, тут не место.
— Вот вечно ты надо мной ржешь, — обижается Олежа. — А вдруг и правда придется… как тебе? Как ты круто этих диверсантов сложил на АЭС!
Морщусь. Я тогда сделал, что требовалось, но гордиться тут нечем особо. Они же даже не бойцы были, эти два парня.
— А я вот возьму и стану, как ты — четким, резким, решительным, — распаляется Олег. — Увидишь тогда, что зря надо мной ржал! Прости, мне в душ пора и на встречу.
— Ладно, беги уже, очень важная персона… Посидим, наконец, спокойно как-нибудь вечером?
— Давай! Например, завтра… а, не, завтра у меня тренька до десяти, я дохлый после нее. Может, послезавтра?
— Да, послезавтра нормалды. Если ничего срочного не всплывет…
Дать бы ему на дорожку подзатыльник, как в детстве… Глупо как-то — мы пересекаемся каждый день, но основательно так и не поговорили. Все время какие-то дела: тренировки, курсы, следственные мероприятия… Да и раньше, если так вспомнить, по телефону мы довольно формально разговаривали: «жив, здоров, дела нормально». Казалось бы, мы с ним два родных брата среди чужих людей, да еще каких — все себе на уме, у каждого не то что второе дно, а по целому набору. И вот никак не соберемся поговорить уже спокойно, не на бегу.
Это хорошо, конечно, что впервые в жизни Олег что-то собой представляет — по крайней мере у него создается такое впечатление. Но что если… это впечатление кто-то у него создает?
Аля неловко балансирует у стойки кофейни, пытаясь одновременно удержать в руках чашку кофе, стакан апельсинового сока и блюдце с пирожным — вот-вот что-нибудь выронит. Разумеется, безучастно наблюдать за дамой в беде я не могу — немедленно оказываюсь возле нее, забираю стакан и чашечку из дрожащих рук, ставлю на ближайший столик.
— Вот спасибочки, — Аля отбрасывает упавшую на лицо прядь. — Жадность фраера погубит! Чего мне стоило два раза к стойке подойти? А ты не против моей компании?
— Да кто же будет против общества умной женщины?
Переношу свои чайник и чашку за тот же столик. Пуэр в кофейне здорово заваривают, вот я и завел привычку чаевничать здесь после спортзала.
— Ну как тебе нравится у нас на этот раз? — спрашивает Аля. — Больше не чувствуешь себя бесполезным?
— Да как-то, знаешь ли, после АЭС уже не имеет значения, что я чувствую. Раньше неясно было, чем все это обернется, а теперь даже если мне тут до старости придется сидеть и ждать новой атаки Кукловода — значит, судьба моя такая. А ты меня что-то давно не вызывала. Что, закончились желающие освободиться от Дара?
— Закончилось желание биться головой о стену, — Аля улыбается, на левой щеке проступает ямочка. — Остановимся пока на том, что для расставания с Даром человеку нужен по-настоящему глубинный мотив… такой, как реализация токсичных братских отношений, тянущихся с детства.
— Чего это — «токсичных»? Нормальные у нас отношения!
— Хочешь поговорить об этом? Почему, по-твоему, Олег настолько в себе не уверен?
Пожимаю плечами. Не то чтобы я действительно мечтал о сеансе психоанализа от этой дамочки… Но откровенничать я не намерен, а Аля, быть может, что-то дельное скажет. Послушать умного человека никогда не вредно, а с интересной женщиной поболтать еще и приятно, что уж там.
— Но здесь по крайней мере Олег чувствует себя значимым…
— Верно! Таким значимым, каким никогда не был рядом с тобой. При тебе он всегда был слабым, пассивным, второстепенным, нуждающимся в защите…
— Ты путаешь причину со следствием. Он нуждался в защите, потому я его и защищал!
— Естественно, ты видишь это так. Вам обоим такие отношения были… не столько удобны и радостны, сколько привычны. В психологии это называется «зоной комфорта».
— Да нет же! Не было мне комфортно от того, что Олежа такой беспомощный! Я все время пинал его, чтобы он повзрослел и слез наконец с моей шеи!
Аля улыбается и подносит к губам чашку с кофе. Сегодня на ней не худи, а свободный свитер с вырезом, приоткрывающим ключицы. Довольно изящные, надо признать, ключицы. Наверно, и вся фигурка очень даже ничего — жаль, что Аля вечно носит мешковатые балахоны…
— Видишь ли, Саня, зона комфорта — это не обязательно то пространство, где людям комфортно. Это то, к чему они привыкли. Вы оба, ты и Олег, вросли в свои роли защитника и нуждающегося в защите. И взросление — не тот процесс, которого можно добиться пинками, даже и с самым добрыми намерениями. Я могла бы проанализировать ваши отношения, но с твоей стороны нет запроса на анализ…
— Ну считай, что вот он, этот запрос. Чего там у тебя выходит по анализу?..
— Это может быть неприятно услышать… — Аля отбрасывает прядь, которая только что едва не попала в кофе. — Но понимаешь, какое дело, Саня… больше всех обижал Олега ты сам. Все эти пинки, подзатыльники, обзывательства… Для тебя это выглядело как проявления опеки, и ты никогда не задумывался, как это воспринимает сам Олег, как это на него действует… Что именно из-за твоего отношения он застрял в позиции жертвы, нуждающейся в защите.
— Ну а что мне было делать, а? Махнуть на него рукой? Он же несколько лет перед Одарением только и делал, что резался в игры свои дурацкие…
— Это не так. Мы с ним это обсуждали — он много чем занимался. Да, играл запойно, но еще и с людьми общался, программировал понемногу на фрилансе, постоянную работу искал. Просто тебе не рассказывал. Ожидал, что ты как-нибудь все обесценишь. Играл безотрывно, когда ты приходил — чтобы поменьше с тобой разговаривать.
Пожалуй, Аля в самом деле меня вывела из зоны, что бы это ни значило, комфорта. Никогда не доверял психологам этим всем…
— Впрочем, прости, что влезла… — Аля мгновенно улавливает изменение моего настроения. — Какая бы то ни было терапия и проработка отношений возможна только при ясном и осознанном запросе, которого у тебя, очевидно, сейчас нет. И вообще — это не моя специальность. Я криминальный профайлер, знаешь ли.
— И чего у нас по профайлингу? — радуюсь возможности сменить тему. — Есть что новое про нашего Кукловода? Ну, кроме того, что он здорово сечет в химии?
— Прежде всего он здорово сечет в человеческой природе, — Аля задумчиво вскидывает брови, на лбу проступают горизонтальные морщинки. — Понимаешь, чтобы так дерзко экспериментировать не просто с химией, а с биохимией человека… это требует особого цинизма. Во всех цивилизованных странах такого плана опыты запрещены. И не только потому, что они негуманны. Знаешь, крысе можно определенным образом вживить в мозг электроды. Тогда она станет давить на кнопку, чтобы пустить ток и стимулировать центр наслаждения, пока не умрет от истощения — и это при полной миске рядом с мордой. А если то же самое проделать с человеком, мы не только уничтожим его личность, это-то как раз никогда никого не останавливало… но мы поставим под сомнение, что эта личность вообще когда-то была, что она существует в принципе.
Аля рассеянно подносит к губам кофейную чашку. Сейчас с нее словно бы на несколько секунд слетает образ свойской улыбчивой девахи, проступает что-то глубокое и очень холодное.
— Так что же такое Кукловод делает с людьми, что в других условиях это не воспроизводится? Мало ли было тех, кто в этот год по каким-то причинам страдал? Почему только Лора…
— К сожалению, твою Лору разыскать так и не удалось, потому мы не знаем, тот ли это случай. Что если кто-то просто усиливал ее Дар, вполне обычный? Ну и специфическую обстановку в изолированной от мира общине не стоит сбрасывать со счетов, массовые психозы наблюдались и до Одарения. Не обижайся, но тебя могло задеть по касательной…
— Но сверходаренные в Карьерном и на АЭС — это никакой не психоз!
— К сожалению, да, — Аля задумчиво смотрит в окно, на ветви деревьев с едва зародившимся почками. — Пока это за пределами нашего понимания. Остается надеяться, что в следующий раз нам удастся заполучить живой объект для изучения. И все равно не факт, что это приблизит нас к пониманию мотивов и целей Кукловода. Если я что-то о немпоняла, он должен был предусмотреть и это…
— Что ты все-таки можешь сказать о нашем противнике, профайлер?
— Чем меньше я сейчас о нем говорю, тем лучше. На этой стадии расследования велик соблазн выработать гипотезу и привязаться к ней, стать ее рабами, утратить непредвзятость… Пожалуй, с некоторой уверенностью можно утверждать вот что: это человек выдающегося интеллекта, с недюжинными организаторскими способностями и разноплановым жизненным опытом. Амбициозный, целеустремленный, располагающий ресурсами. Маловероятно, что до сих пор он ничего в жизни не добился. Логично, если он уже занимает высокое место в некой иерархии.
— Например?
— А ты сам подумай, Саня… Кто больше всех выигрывает от всей этой истории с Прорывами? Чьи карьеры сейчас стремительно взлетают? И какая позиция позволяет в некоторой степени контролировать ход расследования?
Машинально глотаю остывший, потерявший всякий вкус чай.
— Ну ты же не хочешь сказать, что…
— Не хочу, — Аля допивает свой кофе. К пирожному и соку она так и не притронулась. — Да я же ничего и не сказала. Так что следи за собой, будь осторожен, Саня. Спецслужбы во все времена были той еще банкой с пауками. Приятно было поболтать, но мне пора.
Аля приподнимается, чтобы идти. Окликаю ее:
— Погоди… Ты же не просто так зашла в кофейню именно сейчас? Знала, что я всегда бываю здесь в это время?
Аля лукаво улыбается:
— А ты все схватываешь на лету, Саня… Говорю же — будь предельно осторожен.
— Саня, у тебя не занято?
Ветер спрашивает из чистой вежливости — он вполне мог бы сесть за мой стол без разрешения. Здесь спокойно разместятся двое, хотя обычно я сижу один. Какое-то время мы делили стол с Олегом, но теперь он стал есть вместе со спецназовцами в их столовой. А этот зал предназначен для руководства, и обстановка соответствует: складчатые гардины, красные ковровые дорожки, накрахмаленные скатерти — номенклатурный шик.
— Да-да, конечно, садись.
А ведь Ветер уже ужинал со мной около недели назад… да, тогда тоже был четверг. Значит, для него это плановая беседа с ценным сотрудником в полуформальной обстановке. Мониторит настроения личного состава. Грамотный руководитель, что тут скажешь.
— Как тебе тут? Не скучно?
— Да как-то странно было бы жаловаться на скуку, после АЭС-то… Я предпочел бы поскучать, ей-богу, чем вот это все.
— Может, не хватает чего?
— Всего хватает, спасибо… Пивка разве что иногда хочется.
— С этим помочь не могу, извини — режим. Ни капли алкоголя на всей базе. Разве что у медиков. И отпусков сейчас нет и не предвидится. Но могу устроить гостевое приглашение для невесты твоей, например.
— Нет, не стоит.
Как бы я ни скучал по Оле, от мысли, что она может тут появиться, делается неуютно. «Следи за собой, будь осторожен», — сказала мне Аля, но я и без нее догадывался, что здесь расслабляться не стоит. Вроде бы все такие простые, такие свои в доску… но я же представляю себе, какой у этих людей жизненный опыт. Так что спокойнее мне, что близкие остаются дома.
— Как знаешь, — легко соглашается Ветер.
Улыбчивая официантка в накрахмаленной кружевной наколке подкатывает к нам тележку. Свой ужин я заказал заранее через приложение — и в этот реликт ушедшей эпохи пробрались высокие технологии. Девушка ставит передо мной салат, жареного цыпленка с картофелем, пару еще теплых пирожков с ливером, графин клюквенного морса. А Ветер заказал что-то очень зожного вида — кажется, это овощи и рыба на пару. Ну конечно — за все в жизни надо платить, и чтобы в сорокет проходить полосу препятствий наравне с молодыми парнями, приходится себя ограничивать.
— За АЭС выйдет тебе правительственная награда, — сообщает Ветер, орудуя ножом и вилкой. — Правда, на этот раз — никакого торжественного вручения. Секретность, сам понимаешь. Пополнишь ряды невидимых миру героев. Ну и денежная премия, естественно.
Ветер называет сумму. Присвистываю. Столько денег я разве что на пике айтишной карьеры года за четыре зарабатывал, а мой бизнес даже близко на подобные доходы не вышел. Это хорошо, конечно, что семья будет обеспечена, даже если мы с Олегом с ликвидации очередного Прорыва не вернемся. Вот только «Потеряли? Найдем!» мне теперь вроде чемодана без ручки: тащить тяжело, а выбросить жалко…
— А я думал уже, полетят наши головушки после самодеятельности на АЭС…
— Были такие попытки, — Ветер сухо усмехается. — Но не на тех напали. Руки коротки. В поле людьми командовать — это многие умеют. А вот в высоких кабинетах их потом перед начальством отстоять — тут иногда яйца покрепче нужны, чем чтобы в атаку идти под пулеметным огнем. Но у меня и опыт есть, и знакомцы в нужных местах. Так что работаем спокойно, Саня. Я всегда и в бою прикрою, и после.
Ишь, отец-командир выискался… хорошо хоть руку на плечо не кладет покровительственно. А не так прост наш Ветер, как ждешь от спецназовца. Впрочем, в отличие от Али, он рубаху-парня из себя и не строит.
— Братец твой молодцом держится, — меняет тему Ветер. — Отличные результаты у парня.
Да уж, похоже, Ветер принципиальной разницы между моей подготовкой и Олеговой не видит; оба мы для него — штатские. Олег, если так вдуматься, моложе меня и потому перспективнее… я всю жизнь держал его за задохлика — может, зря. Но я-то зато в деле побывал, причем даже до всяких Прорывов!
— Это здорово, что Олежа всерьез взялся за тренировки… Но, надеюсь, он так и останется на скамейке запасных. Ты же понимаешь, ему не надо… ну не справится он, если по-настоящему припечет.
— А вот этого, Саня, ни о себе, ни о другом человеке никто заранее знать не может, — Ветер многозначительно приподнимает бровь. — Пока, как ты выражаешься, по-настоящему не припечет. Олег — парень расхлябанный, несобранный, но стержень у него есть. Верю — он себя еще проявит.
Вот чтобы этого не произошло, чтобы Олегу не пришлось себя проявлять, я готов сидеть на этой базе, вдали от бизнеса, семьи и… ну не только семьи… до тех пор, пока Кукловода не найдут и не накажут примерно за все его художества. Ну или… до своей смерти, что поделать.
— Впрочем, Олег в резерве, а основной актив у нас сейчас ты, — Ветер, похоже, улавливает мое настроение не хуже Али. — Так что сохраняем спокойствие, тренируемся и остаемся готовыми ко всему. Кстати о тренировках, у тебя прогресс в Fight Gone Bad замедлился, так что я тебя еще на новый японский тренажер записал на завтра. Машина — просто фантастика какая-то, их даже в космосе теперь используют. Мишаня все покажет-расскажет.
Ветер допивает из высокого бокала свой белковый коктейль. Под его укоризненным взглядом я заматываю в салфетку и убираю в карман пирожок. Грешен, люблю перекусить перед сном — иногда прямо заснуть не могу на голодный желудок.
Выходим из столовой. Ожидаю, что сейчас мы разойдемся по своим корпусам, но посреди коридора Ветер вдруг останавливаемся и негромко говорит:
— Сань, а задержись-ка на минуту.
Не проблема, но почему вдруг именно здесь? Командиру виднее, конечно…
— Мы тут все одно дело делаем, — тихо говорит Ветер. — Враг у ворот, все в таком ключе. И ты, наверно, у себя в бизнесе всякого насмотрелся. Но вряд ли представляешь себе, что это такое — аппаратные игры в спецслужбах. Тут многие ради продвижения по службе родную мать сожрут и не подавятся. Потому гляди в оба, Саня. Следи, что кому говоришь, и ничего не принимай на веру. Понял меня?
Киваю и одновременно пытаюсь сформулировать вопросы, но Ветер быстро улыбается мне краешком рта и легким пружинящим шагом уходит прочь по коридору. А до меня доходит, почему он выбрал для разговора именно это место: это слепая зона камер.