X-AVIA

Глава 2. На взлет

«Ямщик, не гони лошадей…»

(Романс)

Все началось с того, что четвертого апреля мы с Б., моим любимым мужем, улетали в отпуск, на недельку отдохнуть, погреться на солнышке, покупаться в море. С утра все наши вещи были упакованы, забиты до захлеба багажники, вылет в теплые края ожидался ночью, поэтому мы решили потратить день на досвидания с родней, для чего и поехали на дачу, в наш огромный особняк, который я иронично окрестила Грозовым перевалом.

Б. – автомобильный бог второй эпохи Запада. Никто не водит машину лучше него, и на многих следующих страницах я буду периодически делать различные экивоки в сторону авто, ключей от авто, широких шоссе. Уразумейте тогда, что все это – символы моего супруга. Металлическое колечко, на котором висят ключи – это наше с Б. обручальное кольцо. Гладкие трассы – наш любимый семейный досуг. Радиомагнитола – священник, перед которым мы однажды весной произнесли свои брачные обеты.

Есть еще один автомобильный бог. Он зовется автомобильный бог первой эпохи Востока. Это мой отец. Он остался во Владивостоке, и на том земном полушарии нет ему равных в мастерстве вождения, тогда как на этом, западном полушарии это звание Великого Бога-Шофера носит мой муж. Вот так получилось, что оба автомобильных царя оказались моими родственниками, мне повезло. Милые мои водилы, с детства и по самую трезвую взрослость смотрела я с вами сквозь лобовое на проносящиеся мимо пейзажи, сидя на переднем сидении, с противоположной стороны тому, где находится руль, справа или слева. Мы рассекали пространство под правильную музыку. Они, перепачканные машинным маслом, в гараже, полном аккумуляторов, меняли тормозные колодки, переобувались в зимнюю и летнюю резину, мои Автоимператоры. С покрышкой вместо короны ферзя на голове, сама я вожу, мягко выражаясь, весьма посредственно. Совершенно не умею маневрировать, зато обожаю гнать по шоссе, пьянящим летним ветром овеянным, я тоже бываю участником дорожного движения, я – дочь Премьер-Шофера Востока и жена, автомобильный ферзь, Премьер-Шофера Запада, иногда я тоже оказываюсь неплохим водителем.

Так вот, четвертого апреля мы с Б. ехали и ехали, и ехали, и ехали, покупали на заправочных станциях чипсы и колу, слушали музыку, и, конечно же, спорили. То дело мы оба истово любили. Уже и не вспомнить, с чего разгорелся жаркий диспут, но, стоило мужу использовать оборотец «по всем каналам передают, что…», как я обозвала его жертвой СМИ. Ярлык «жертва СМИ» был столь бросок и ярок, что Б. страшно на меня обиделся, и ссора перетекла в совсем иное русло, в течение, неизменно ведущее к обрывам и водопадам, к вырыванию руля, резкому торможению, нецензурной брани в адрес друг друга (чем изощреннее и оскорбительнее, тем лучше)… В Грозовой перевал мы приехали взъерошенные, раскрасневшиеся, гневные драконы плевались огнем.

В принципе, ситуация была вполне тривиальной, учитывая наши буйные и неуступчивые характеры. Через полчаса мы, по идее, должны были выкурить полпачки сигарет, посидеть для приличия с надутым видом, и, наконец, под фанфары и салюты помириться. Тоже стандартно. Всё могло бы быть так, не произойди самый бесповоротный сбой в системе. Мы приехали сюда попрощаться перед отпуском с родней Б. Его мать, соответственно, моя свекровь, пришла в неподдельный ужас от нашей локальной автомобильной междоусобицы и вызвалась сопровождать нас до Большого Города, «дабы вы друг друга не убили вообще». Свекровь села на заднее сиденье машины, и мы тронулись в гробовом молчании в обратный путь.

Тишина длилась недолго. Мать моего мужа бросилась причитать о том, какие мы непутевые, надо жить дружно, что же мы творим… То была фатальная ошибка. Плотину прорвало. Я и Б., перекрикивая друг дружку, используя самую оживленную мимику и жестикуляцию, пытались убедить теперь уже стороннего наблюдателя, третьего участника, непричастного зрителя, каждый – в своей правоте. Одеяло усиленно перетягивалось добрые полтора часа во всех дорожных пробках на въезде в Большой Город, пока не треснуло пополам, пока мы с мужем, истерзанные, не обмякли на руле и бардачке, и не замолчали. Решено было все-таки лететь вечером в отпуск, ведь билет куплен и гостиница заказана, но настроение было испорчено насовсем.

Конечно же, мы повалялись недельку на солнышке и покупались в море, посетили музеи, съездили на экскурсии, набрали сувениров, сфотографировались в обнимку и, в общем-то, нормальные, вернулись домой. Но трещина пошла глубже.

При каждом разногласии отныне я и Б. припоминали эту адову поездку на дачу, чудовищное и дикое поведение, поток обличений, выпаленных, вроде бы, в эмоциональном яростном порыве, но как же старательно запомненных! Мы возвращались по кругу к четвертому апреля, топчась на одном и том же месте, пока от нас все дальше и дальше уплывали горизонты, перспективы, совместные планы и будущие возможные радости.

Каким-то погожим майским деньком мне вдруг раз и навсегда расхотелось интегрироваться. Тесно, оковы-кандалы, цепи скрутили меня, пристегнут ремень безопасности эластичной удавкой, клетка, мало воздуха – примерно такие ассоциации вызывала у меня семья. В то время я практически завершила разбирать рукопись романа моего брата Аякса, по паспорту – Андрея, «125 RUS», отнесла ее в издательство и коротала время, разбирая по пожелтевшему от времени нотному сборнику фортепьянные пассажи на своем электропианино Yamaha NP-30, подаренным мне прошлым летом Б. Каждый вечер походил на предыдущий: Б. приходил с работы, мы скачивали в Интернете блокбастеры, от которых меня выворачивало наизнанку, ночью я «догонялась» авторским кино в компьютере, пока муж спал. Днем я придумывала себе какие-то утопические занятия типа бросания курить с помощью никотиновых пластырей, присвоения себе идентификационного номера налогоплательщика в чиновничьих кабинетиках, разведения орхидей и компаративного изучения мировых религий.

От нечего делать я принялась искать работу. Особо пристальное внимание уделяла вакансиям на должность библиотекаря или гробовщика. Подобная служба должна была дистанцировать меня от надоевшего брака, оградить благостью личного пространства в своем собственном мирке, принести спокойствие и гармонию. В то же время меня смущала невозможность социально реализовать свою нет-нет, да пробивающуюся временами (а временами выпирающуюся наружу неудобно явно) мегаломанию. Поэтому мои поиски увенчались никем не ожидаемым результатом: решением попробовать себя в качестве стюардессы. Перспектива путешествовать и служить в прямом смысле высоким идеалам Гражданской авиации в переносном смысле окрылила меня, увлекла, поглотила с головой, вдохновила до обострения всех шести чувств.

Проходя врачебно-летную экспертную комиссию, я напрягала свое никудышное зрение до умения прочитать самые крохотные буквы нижнего ряда из настенной азбуки окулиста. Слух мой, годами пичкаемый громкими наушниками и рок-концертами, теперь улавливал малейшие нюансы в изменении звуковых частот на приеме у отоларинголога. Чтобы попасть в ряды бортпроводников, я даже стала по-человечески питаться и к моменту икс на весах врача набрала столько килограммов, что меня записали в нормальную весовую категорию. Позже, правда, я снова таяла до состояния тростиночки, носила очки на своем безобразном близоруком астигматизме и выкручивала до предела громкость на колонках, но то было уже дозволено – я прошла медосмотр.

Были психологические тесты, и проверка знаний иностранных языков, были собеседования и испытания на прочность (приехать в летный офис в аэропорт с утра пораньше – тогда мне это казалось верхом изобретательного садизма). Выбранная мной авиакомпания «Schmerz und Angst»4 (отличное название!) являлась ведущей на рынке воздушных авиаперевозок и заботилась не только о физическом, но и о психологическом состоянии своих сотрудников. Меня направили на учебу в середине июня. Осталась неделя на завершение старых дел. Я слушала, читала, смотрела Ника Кейва. Мне снилось, что мы летим на самолете и падаем в море, обломки металла, топливо разливается маслянистым пятном по воде. Тогда я, бесстрашная стюардесса Кристабель (и не смейте звать меня А.Е.!), спасаю людей. Выловив детей, немощных и стариков, чувствую, что вот-вот утону сама. И тогда Ник Кейв достает меня из воды, прилетает спасательный вертолет, он вносит меня, бездыханную, на борт… Никого не могла слушать, кроме Ника Кейва, в то время. Ничего не могла воспринимать, жила предстоящей работой в «Schmerz und Angst», негодуя по вечерам на привычный некогда распорядок жизни, раздражавший с каждым часом, с каждым высказанным, нарушившим благословенный силенциум, словом все острее и острее.

Много раз задаваясь вопросом, почему я не ушла от Б. еще тогда, в мае, я оправдывала свою леность и нежелание брать на себя ответственность за столь важное решение чудовищной силой привычки. Или дуростью, которую мне было неохота даже оправдывать либо отрицать. Живем и живем. Мы продолжали с прохладцей совершать наши рассечения автомагистралей, старательно выводя улыбки на фотографиях. Посещали дни рождения мам, пап, бабушек и дедушек, пятиюродных крестных и застоявшихся седьмых вод на киселе. Иногда мы с Б. даже покупали выпить и сидели вдвоем, разговаривая. Каждый о своем, впрочем.

Не зная, куда себя приткнуть, я встречалась со всевозможными старыми знакомыми, товарищами из Альма Матер, в частности, с одной подругой, мы сидели в кафе, и я пожалела, что не поставила эпиграфом к «125 RUS» сентенцию: «Этот роман был написан чернилами кальмара». Потом опять шла домой и читала «Смерть Банни Манро» господина Кейва. Мой муж не переносил Кейва, считал его не-музыкантом. Тем больше песен The Bad Seeds я перегоняла себе в плеер. Я читала «Traumdeutung»5 Фрейда и записывала в блокнот свои сны, где, помимо сцены с неудавшейся утопленницей, меня одолевала ожившая в шкафу свадебная фата, она кидалась на меня вампирским поцелуем булавочек-заколочек, с помощью которых мне когда-то удалось водрузить ее себе на голову, покрышку автомобильной царицы вместо короны ферзя.

4 Нем. «Боль и Страх»

5 Нем. «Толкование сновидений»

Я спросила Б., как тот относится к моему выбору профессии, к тому, что моя деятельность будет сопряжена с некоей степенью опасности, к тому, что меня часто не будет дома. Муж сказал: «Главное, чтобы тебе нравилось, К.».