Я слышу, как ты дышишь

Бонус

Она отрезала последнюю нитку и подняла голову. У портала стоял Двейн, растерянный, немного мятый и сонный, он забыл поклониться, не поздоровался, Вера поджала губы и улыбнулась, втягивая голову в плечи, как нашкодившая маленькая девочка:

— Я слышала, ты пояс потерял?

— Да.

— А я нашла! На, — она протянула ему пояс одной рукой, второй пряча за спину иголку с ниткой.

Он подошел и взял, стал рассматривать, как будто не мог в это поверить, удивленно посмотрел на Веру, ожидая объяснений, она сделала большие честные глаза:

— Он уже был такой, когда я его нашла.

"Дзынь."

Его брови поползли еще выше, она вытаращилась еще невиннее:

— Оно само!

"Дзынь."

Двейн продолжал переводить взгляд с пояса на Веру, на лице было недоумение и легкое опасение, что он чего-то не понимает и его пытаются надуть. Наконец он собрался и тихо спросил:

— Чем я заслужил?

— Ты няшный, — довольно прищурилась Вера, он крепко зажмурился и на секунду улыбнулся, но когда открыл глаза, опять выглядел настороженно, медленно качнул головой:

— Я не понимаю.

— Мне хочется, чтобы ты был довольным и счастливым.

Он медленно качнул головой, молчаливо отвечая — не верю.

Она перестала дурачиться и сказала чуть серьезнее:

— Мне показалось, что ты вчера был грустным. Господин Всезнайка считает, что ты расстроился из-за того, что лечение затягивается.

— Оно затягивается, — кивнул Двейн, Вера улыбнулась с максимальным оптимизмом:

— Не переживай, Док у нас теперь чудотворец, он и посерьезнее проблемы решал, с тобой точно справится.

— Было бы отлично, — напряженно улыбнулся Двейн, опять посмотрел на пояс.

— Персики — символ здоровья, я решила попробовать, вдруг прокатит. А не прокатит — ничего страшного все равно не случится, это просто вышивка.

— Спасибо, — он неуверенно улыбнулся, взял пояс чуть по-другому, стал рассматривать еще внимательнее. На секунду поднял взгляд на Веру и смущенно сказал: — У вас очень хорошо получается. Все будут задавать вопросы.

— Правду всем говори, — отрывисто кивнула Вера, — говори: "Вера-святая-Призванная вышила, потому что я няшный".

Он на миг не сдержал улыбку, гораздо шире и непривычнее, чем всегда, еле заметно поклонился и развернулся уходить. Остановился и взялся за лоб:

— Вам принести ужин из столовой?

— Нет, у меня полно еды. Там, кстати, твой кусок торта лежит, подписанный, не ошибешься. Приходи на чай после работы.

Она так задумалась, что прошла мимо лавки госпожи Виари, а когда поняла это, то постеснялась посреди дороги разворачиваться кругом, и решила сделать крюк, обойдя квартал. Цыньянские лавки и закусочные были так похожи друг на друга, что она не сразу поняла, что свернула на ту улицу, где раньше был "Большой красный Ухан", до того, как его перенесли на другую сторону дома. Эти воспоминания оказались внезапно приятными, она думала о том, что тогда злилась на людей и обвиняла их в предвзятости, а сейчас вспоминала ладошку Дэми в своей руке, и на душе становилось теплее.

Впереди показалась закусочная, в которой они пили чай и раскрашивали корабли, внутри началось оживление, из-под навеса выскочил толстый хозяин, просиял и резво поклонился до земли, вопя:

— Госпожа, как давно вас не было!

— Добрый день, — вежливо улыбнулась Вера, он затараторил:

— Госпожа, окажите честь! Малышка Хи Дэ Ми часто у нас бывает, рисовала два раза!

— Здорово, — кивнула Вера, качнула головой в ответ на приглашающий жест: — Я сегодня спешу, спасибо. Счастливо.

— Заходите обязательно! — орал он ей вслед, опять впечатляя весь ряд умением кланяться до земли при таком огромном пузе, Вера улыбалась.

"Малышка Хидэми популярна, надо же. Или Хи Дэми? Или Хи Дэ Ми? Док говорил, что цыньянские имена no-карнски пишутся слитно. Фамилия, интересно, входит в имя? Надо у него спросить."

Ряд закончился и она свернула вправо, надеясь, что правильно сориентировалась, свернула еще раз, и наконец нашла лавку "Красота и здоровье Сонг", ее там уже ждали. Опрятный старичок в цветном костюме встал со ступенек и поклонился Вере:

— Госпожа Вероника, моя госпожа примет вас лично, магазин закрыт.

"Это значит, что я могу обращаться к ней на "вы", какая радость. ”

— Спасибо, — кивнула Вера, старичок открыл для нее двери, и закрыл за ней, из-за закрытой двери раздался голос госпожи Виари:

— Вероника? Входи, я тебя жду.

Вера открыла дверь и вошла. В магазине было светло и ярко, на полках добавилось баночек, на стойке сменилась композиция из веток и сухих листьев. Ширма за стойкой была отодвинута, в комнате за ширмой сидела на полу перед квадратным столиком госпожа Виари, в шелковом костюме благородных оттенков оливы и слоновой кости, с замысловатой прической, вся в золоте и белом нефрите, такая красивая в своем возрасте и на своем месте.

— Здравствуй, Вероника, садись. Угощу тебя чаем, мне прислали из Маялу, у меня там приятельница живет, древняя, как сам мир. На год старше меня, — старушка захихикала, Вера подошла и села на подушку напротив нее, поставив сумку на пол слева и расстегнув куртку. Госпожа Виари указала на короткий диванчик у стены: — Вон туда положи, не стесняйся. Это хороший чай, ты здесь надолго.

Вера улыбнулась и встала, сняла куртку, положила куда сказано, сумку убирать не стала — у нее там были дары-взятки.

Госпожа Виари смотрела на нее, ожидая, пока она усядется, Вера сложила руки на коленях, демонстрируя полное внимание, госпожа Виари кивнула, развела руки в стороны, чтобы приподнять рукава, и медленно потянулась к чайнику с балетным изяществом. Вера молча следила за ее руками, проникаясь гармонией цвета и формы, движений и пауз — на столе стоял большой двухуровневый поднос с отверстиями, в которые уходила пролитая вода, на нем две маленькие чашки и крохотный чайник, в центре керамическая фигурка в виде двух уточек среди кувшинок и водяных лилий, все в разных оттенках серого — теплых, розоватых, темных, почти черных. В углу стояла квадратная тарелка с красиво разложенным печеньем, рядом спинная узкая лодка с сухими лепестками белых роз, в дальнем углу — еще одна тарелка, с какими-то квадратиками, похожими на карамель. Сочетание глянцево блестящей скатерти и матовой посуды отражалось в глянцевых рукавах и матовой коже, прозрачно-белом нефрите колец, белых кончиках ногтей. Все было так красиво, что Вера погрузилось в этот танец пара и воды, омывающей бока чайника и крохотные чашки.

Хозяйка закончила прогревать посуду, взяла коробку с чаем и насыпала в чайник немного листьев бамбуковой лопаткой, стала добавлять воду, медленной тонкой струйкой, потом взяла чайник и такой же тонкой струйкой полила фигурки уточек. Там, где на них попадал чай, уточки меняли цвет на коричневый и ярко-желтый, яркие крылья и грудки на коричневом складывались в красивый узор, лилии тоже стали желтыми, углубление заполнилось чаем, и он забил маленькими гейзерами из каждой лилии, превратив всю композицию в чайный фонтан. Госпожа Виари остановилась, любуясь паром над утиным озером, взяла чайник по-другому и наконец налила чая в Верину чашку, потом в свою. Поставила чайник на место, взяла чашку, указала Вере на тарелки с печеньем и карамелью:

— Угощайся.

— Спасибо, — Вера взяла печенье, задумчиво глядя на розовые лепестки.

— Рассказывай, — улыбнулась госпожа Виари, отпивая из своей чашки и задерживая ее у лица, — что тебя радует в последнее время?

— Я сегодня встретила очень хорошего кота, — серьезно сказала Вера, — до этого мы встречались всего раз, но он меня узнал. И даже рассказал тайну.

— Действительно хороший кот, — кивнула хозяйка.

Вера улыбнулась:

— А вас что радует?

— А у меня сегодня появился повод надеть мой любимый нефрит, — она полюбовалась кольцом, хитро улыбнулась Вере, — потому что у меня неожиданный, но приятный гость. — Вера отпила чая, пряча улыбку, хозяйка шепнула: — Признавайся, зачем ты хотела меня видеть?

— Подарков принесла, — Вера кивнула на свою сумку, госпожа Виари помолчала, отпила чая и осторожно сказала:

— Подарки иногда обходятся дороже, чем покупки, — и улыбнулась, сглаживая серьезность своих слов, но Веру эта улыбка не обманула.

— Завтра бал. Потом будет аукцион, и после него у меня не останется ничего ценного для этого мира.

— Зато как ты станешь богата, — прищурилась старушка, Вера улыбнулась и махнула рукой:

— Деньги-дребеденьги… Информация может быть куда более ценной, чем вещи. И поэтому я хочу вам показать, что у меня есть — даже если вы ничего не возьмете, вы можете почерпнуть идеи для оформления или какие-то удачные ходы.

— И что ты хочешь взамен?

— To же самое. Идеи для оформления, удачные ходы. Я очень мало знаю об этом мире, это связывает мне руки.

Госпожа Виари замолчала, поставила чашку, стала доливать чай. Вера тоже задумалась — как обычно, у нее было много вопросов, когда она сюда шла, но когда пришла, все вылетело из головы.

— Спрашивай, — наконец кивнула хозяйка, Вера взяла чашку и спросила:

— Цыньянские имена пишутся по-карнски слитно?

— Да.

— А фамилия входит в имя? Хидэми — это одно слово?

— Смотря, в каких вы с ней отношениях, — широко улыбнулась госпожа Виари, как показалось Вере, с облегчением. Посмотрела на шкаф в углу комнаты, немного помрачнела и сказала: — Нужно писать… Но давай в другой раз, сегодня мои ноги совсем не хотят ходить.

— Скажите, что — я подам.

— Так не делается, — со смущенной улыбкой вздохнула госпожа Виари, — не предлагай женщине, которая не может ходить, что-то для нее принести — это могут делать только слуги, гость должен делать вид, что он ничего не замечает.

— Цыньянцы не любят демонстрировать травмы и болезни, я заметила.

— Никто не любит, Вероника, все хотят показывать себя сильными. А кто намеренно обнажает слабость — тот хочет ею воспользоваться, чтобы тебя разжалобить и что- то от тебя получить. Не верь таким людям. Особенно, мужчинам — они мастера изображать бессилие, чтобы женщины делали за них то, что они делать не хотят.

Вера понимающе улыбнулась, госпожа Виари понизила голос и шепнула:

— Приносил тебе боевые раны похвастаться? Наш общий знакомый, чье имя презираемо и свято, как пес лохматый и дух водопада. — Вера молчала и пила чай, старушка хихикала, вздохнула: — Женщины думают, что это знак доверия, а мужчины просто облегчают себе жизнь. И упрощают завоевание женщины.

— Так насколько близка мне должна быть Хидэми, чтобы правильно писаться? — улыбнулась Вера, ее раздражало настойчивое сворачивание любой темы на министра Шена.

— Если ты с ней знакома лично, и она тебе улыбалась — можешь обращаться к ней без фамилии, просто Дэми. Потому что ты старше.

— А если не улыбалась?

— Тогда у вас официальные отношения, только полное имя. Если вы давние друзья, то ты можешь называть ее Дэ-Ни, а она может тебя за это бить полотенцем, и вы можете смеяться, но так, чтобы никто не слышал.

Вера опустила чашку и уставилась на госпожу Виари круглыми глазами, та подняла на нее серьезный взгляд, выдержала его две секунды и захихикала так, что ее хотелось шлепнуть полотенцем.

— Еще вопросы?

— В вашем доме есть духи-хранители?

— Есть, — с гордостью улыбнулась хозяйка, отставила чашку и опять стала поливать уточек и добавлять чай.

— Расскажите легенду.

У госпожи Виари в руках дрогнул чайник, плеснув чай мимо уточки, она на секунду подняла взгляд на Веру, опустила и мягко улыбнулась:

— Я бы рассказала тебе все, что знаю, если бы ты собиралась замуж за моего внука. Истории из семейных летописей рассказывают только членам семьи. Ну или тому, кого планируют им сделать, это один из самых романтичных способов предложить войти в семью — рассказать легенду. Мой отец в молодости усыновил сына своего погибшего друга, он был уже взрослым, но остался совсем один, это печальная участь. И отец пригласил его в гости, а вечером позвал на прогулку по дворцу, и на Аллее Духов рассказал легенду об одном из них, который мог бы стать его покровителем, если бы он был его сыном. Мальчик плакал. Я подглядывала, — старушка прищурилась от удовольствия, шепнула: — Я была нарушительницей, да- да.

Из магазина Вера вышла нескоро, сумка стала тяжелее — госпожа Виари ничего у нее не взяла, хотя внимательно изучила каждую банку и каждую мелочь из косметички. Вера предложила ей порисовать ручкой, старушка с удовольствием порисовала, добавила в ее копилку еще пару десятков иероглифов, а потом расщедрилась и одолжила книжку на цыньянском, с картинками, взяв с Веры обещание никому не показывать и обязательно вернуть, когда дочитает.

Следующим по плану шел мастер Ху Анди, он ей в прошлый раз понравился, особенно своим ироничным отношением к приказам министра Шена. Его лавка располагалась практически в центре цыньянской части рынка, на пересечении самых широких улиц с самыми богатыми витринами, там всегда было просторно и немноголюдно — вип-статус продавцов и клиентов диктовал правила хорошего тона. Здесь цыньянки в золоте и мехах ходили без баулов и всего с одной-двумя служанками, но даже служанки были одеты в шелк и задирали нос на высоту своего статуса. На Веру никто не обращал внимания. Она пару раз ловила на себе взгляды, но это были мужчины, и они сразу отворачивались.

Наконец показалась лавка Анди, белые мраморные колонны, между ними стеклянные витрины от пола до потолка, по ту сторону яркий свет — роскошно, даже на этой улице таких витрин больше ни у кого не было. Она толкнула тяжелую дверь и вошла, сразу погружаясь в мир эстетического наслаждения, здесь даже воздух пах горной прохладой хрусталя, подчеркнутой сладостью какой-то теплой южной древесины, которую Вера вроде бы знала, но никак не могла вспомнить. Это ощущение чего-то родного и знакомого расслабляло, она с удовольствием дышала, молчала, смотрела вокруг — на витринах переливались с умом освещенные украшения, расставленные так, как будто тут либо мало украшений, либо море места — для каждого комплекта отдельная полка, вип-персоны любят простор, вип- украшения — тоже вип-персоны.

В зале кроме нее было две пары, молодая благородная цыньянка с мужчиной вдвое старше, и две женщины, одетые настолько богато, что если снять с них все, можно открыть еще один такой магазин. Анди плясал перед этими женщинами, размахивая руками и разливаясь соловьем, Вера не стала подходить, остановилась перед витриной с жемчугом, через время поймав себя на том, что изучает ассортимент конкурента, а не выбирает украшения себе. К ней подошел узкоглазый парень в шелковом костюме, дежурно улыбнулся:

— Вам что-нибудь показать?

Она подумала, что отрывать маэстро от зарабатывания денег, наверное, не стоит, и кивнула:

— Мне нужны украшения для бала, у меня будет белое платье.

Парень слегка обалдел, но справился с собой и опять растянул лицо в улыбке:

— Давайте посмотрим вот здесь, — он повел рукой в нужном направлении, она пошла за ним и быстро скисла — здесь украшения были сильно попроще и подешевле.

"Парень определил мою платежеспособность по куртке, ясно."

Продавец предлагал ей разные варианты, она поглядывала сквозь стеклянные перегородки на тот угол, где устраивал цирк Анди, и просто чтобы убить время, играла с парнем-консультантом, внимательно изучая то, что он ей показывал. Он сам через время втянулся и стал улыбаться ей без усилий, даже предложил оставить куртку на кушетке и примерить все те горы вещиц, которые она выбрала, у большого зеркала с четырьмя подвижными створками, позволяющими видеть себя со всех сторон.

Вера сняла шарф и случайно зацепила заколку, она перекосилась, пришлось снять и заколоть заново. В зеркале она увидела, как консультант за ее спиной вытаращил глаза, медленно осматривая ее волосы, она тоже посмотрела на них в одном из многочисленных отражений — быстро растут. В этом мире она вообще нравилась себе больше, чем в родном, в плане здоровья — ногти не слоились, хотя она их ничем не мазала, кожа не шелушилась, волосы блестели и росли как на дрожжах. Раньше ей было не до них, но сейчас, увидев свое отражение в восхищенных глазах незнакомого парня, она впервые сама на них посмотрела — у нее никогда не было настолько длинных волос, раньше она всегда стригла их до лопаток, как только они отрастали до пояса, с ними было слишком много мороки. А сейчас…

— Госпожа, я знаю, что вам подойдет, я сейчас вернусь, не собирайте волосы! — парень убежал, она осталась стоять перед зеркалом и смотреть на себя, как будто давно не видела.

Как будто бы похудела. Или просто бледная. Белки глаз стали светлее — компьютера нет. Губы без помады — свою она не тратила, а местной так и не научилась пользоваться. Тени и карандаши здесь были похожи на те, что использовались в ее мире, тушь еще, похоже, не изобрели, но судя по довольному виду госпожи Виари, скоро это будет исправлено. Причесок она давно не делала, ограничиваясь красивыми шпильками, но сегодня надела свою заколку, которую когда-то сама делала, серебро и искусственные рубины в этом мире не выглядели как что-то чужое.

Прибежал консультант, неся перед собой на подушке странную конструкцию из усыпанных хрусталем гребней и жемчужных нитей, двумя руками протянул Вере и поклонился:

— Примерьте.

— Что это?

— Это для волос, — он выпрямился, опять изучая отражение ее спины в зеркале, Вера иронично улыбнулась:

— Ты уверен, что я это потяну?

— Просто примерьте, я хочу посмотреть, — он с трудом оторвал глаза от отражения и посмотрел на Веру: — Я хочу знать, как это смотрится, я пока не встречал женщины, которой бы это подошло по длине. Пожалуйста.

Она смущенно кивнула, пожала плечами:

— Я не знаю, как это надевать.

— Я надену, — он с готовностью закатал рукава, Вера развернулась к зеркалу, в одном из отражений находя тот угол, где Анди воспевал свой товар. Парень за спиной колдовал над ее волосами, а она думала, почему он так удивлен — после двухметровой косищи госпожи Виари ей казалось, что в этом мире у всех цыньянок такие волосы. Но присмотревшись к тем дамам, которых очаровывал Анди, она поняла, что их многоэтажные прически, по большей части, накладные — оттенок волос немного отличался.

Открылась входная дверь, тяжелые стремительные шаги простучали от входа к их углу, Вера увидела в одном из зеркал мрачного и злого министра Шена в развевающемся черном цыньянском костюме, консультант что-то понял и резво отшагнул от нее на два метра одним движением, она обернулась как раз к тому моменту, когда министр проходил последний поворот перед углом с зеркалами, и ему навстречу выскочил Анди, толкнув плечом в грудь и втиснувшись в проход, оперся о стойки с двух сторон и широко улыбнулся с независимым видом:

— Глава Кан, какая честь для моего скромного магазина!

— Отойди, — прошипел министр.

— Фу как невежливо, — улыбнулся Анди, — ты хотел, чтобы я подобрал госпоже нечто особенное? Я займусь этим сию секунду, но не раньше, чем ты покинешь помещение — здесь много хрупких вещей, прояви понимание.

— Я сейчас проявлю, и понимание, и все остальное, — министр сверлил взглядом консультанта, который внимательно изучал блестящий мрамор пола, Анди улыбнулся еще зубастее:

— Я тебя понял, и ты меня пойми — иди с миром, а? Все будет хорошо, я позабочусь о госпоже.

Вера отвернулась к зеркалам, впервые глядя на себя, ей стало интересно, что же там парень наколдовал. Самые крупные гребни собирали волосы над висками, между ними тянулись нитки жемчуга и вставки из хрустальных цветов, чуть ниже гребни поменьше смыкались, собирая уже все волосы, под ними было еще три этажа, все переплеталось и сверкало, она никогда такого не видела, но признала, что красиво. Вдруг почувствовала обжигающий взгляд и поймала в отражении глаза министра Шена, он свои не отвел, злой, возмущенный и даже вроде бы обиженный, она прохладно приподняла брови: "в чем дело, какие-то проблемы?"

Он отвернулся, посмотрел на Анди и прошипел:

— Ни в чем себя не ограничивай, — развернулся и стремительно вышел, Анди прижал ладонь к груди, кланяясь спине министра:

— Какое доверие, польщен-польщен! — развернулся к Вере и улыбнулся: — Госпожа Вероника, какая честь! Вы должны были меня позвать.

— Вы были заняты.

— Ради вас я бы освободился, — он подошел к ней, по пути отвесив символический подзатыльник консультанту, стал вынимать из ее волос гребни. Вера проследила за воспитанием подмастерья недоумевающим взглядом, подняла глаза на отражение Анди в зеркале, он усмехнулся и громко шепнул:

— Это неприлично, парень вел себя слишком смело. Но он не знал, кто вы, он извиняется. Извинись.

— Извините, — медленно кивнул парень с интонацией: "Мне не сложно извиниться, хотя я все равно прав, а вы — нет".

Вера ободряюще улыбнулась ему через зеркало, он посмотрел на Анди:

— А госпожа у нас..?

— Не твое дело, — ласково улыбнулся Анди, — но знай, что у госпожи бесконечный кредит. Так что вот эту мелочь всю убирай.

— А мне понравилось, — изобразила тон маленькой вредины Вера, — я возьму.

— Нет, госпожа, простите, — рассмеялся Анди, аккуратно складывая гребни на подушку: — Вот это — еще может быть, но вон то — ни в коем случае, глава Кан меня уничтожит, если я вам это продам. Пойдемте во второй зал, в этом вам ловить нечего.

Он унес подушку, Вера обернулась через плечо и беззвучно шепнула консультанту: "Отложи", он усмехнулся. Она пошла за Анди, он провел ее через свой зал с коллекцией, потом через еще одни двери, ведущие в другой зал, такой же по размеру, как первый, но с меньшим количеством стоек и стеклянных перегородок. Здесь были маленькие диванчики, столики, зеркальный угол с хорошо освещенным подиумом, позволяющий увидеть себя со всех сторон, стол с письменными принадлежностями и отдельный "цыньянский" угол — отделенный бамбуковыми бусами-шторками, с окруженной декоративными веерами картиной-жизнью на стене. В центре стоял низкий чайный столик, с трех сторон лежали на полу подушки, с четвертой стояла красивая и пафосная стойка с мечами, над ней на стене висели кисти для рисования, под ней на подставке лежала деревянная узкая лодка со струнами.

Анди заметил ее взгляд, ностальгически улыбнулся:

— Кусочек дома в чужом краю. Красиво?

— Очень. Вы играете на этой штуке?

Он иронично закатил глаза:

— Спасибо, что не спросили, дерусь ли я этими мечами. Конечно, играю. Я же не глава Кан. Он вам не играл? Правильно сделал, он играет, как муфлон поет. Слышали когда-нибудь голос муфлона? И не услышите, они вымерли. Это как игра главы Кан — кто слышал, о том уже давно никто ничего не слышал. Говорят, его учитель пропал без вести. Я его понимаю, я бы на его месте тоже пропал.

— Вы давно знакомы? — она смотрела, как он открывает стеклянный шкаф и аккуратно укладывает на место подушку с гребнями, он закончил и обернулся:

— Всю жизнь, мы вместе учились рисовать, когда он жил в Карне. Он был талантливее меня, но я его превзошел. Хотите посмотреть? Глава Кан говорил, что вы сегодня не ограничены по времени, такая редкость.

— Хочу.

Анди подошел к "цыньянскому углу", приглашающим жестом отвел в сторону шелестящую бамбуковую завесу, Вера вошла, посмотрела как Анди снял обувь, свою тоже сняла. Он сел у стены с картиной, жестом предложил Вере устраиваться напротив, сам стал копаться в ящике слева. Вера села на подушку, стала рассматривать музыкальный инструмент, борясь с желанием его потрогать — она слишком давно ни на чем не играла. В своем мире она любила после работы в пятницу ввалиться к Виталику на репетицию и превратить ее в балаган, отобрав у барабанщика палочки или у басиста — гитару, она играла на всем, все ее с удовольствием учили, она все пробовала, хотя ничего толком не умела, но процесс ей очень нравился. Интуитивно она могла подобрать на слух что угодно, но ноты учить ленилась и всерьез нарабатывать технику не собиралась — дотянуться до настоящих музыкантов ей все равно не удалось бы, хотя ради Виталика она несколько раз брала гитару, выступая "второй скрипкой" — унылым фоном, на котором блистал техникой великий, это нужно было для каких-то проб, она перед этим занималась пару недель, но это был ее максимум.

Полированный бок деревянной лодки манил: "погладь меня", ей хотелось прижаться к нему щекой, тронуть самую толстую струну и ощутить костями долгое "ом", от которого душе внутри тела становится особенно комфортно. Анди нашел наконец что искал, хитро улыбнулся Вере и шепнул:

— Я вам сыграю, хорошо, я понял. Смотрите, — он с гордым видом развернул ей альбом. Она осторожно переворачивала страницы с тонкими чернильными пейзажами, и про себя отмечала, что министр рисует лучше.

— Красиво.

— Нравится? Я хотел вас попросить об одолжении, пока вы не стали очень занятым человеком, у меня сегодня, похоже, последний шанс. — Она подняла брови, он изобразил бездну очарования и заглянул ей в глаза: — Хочу вас нарисовать. Для витрины. Вы видели, какие большие у меня стекла у входа? Я с этой стороны поставлю такие же, — он указал на стену, сейчас смотрящую на улицу всего двумя скромными окнами. — Но с этой стороны я хотел бы закрыть зал от любопытных глаз, так что стекло закажу, просто как показатель статуса, а за стеклом поставлю вывеску и картину. Что-нибудь минималистичное, не обязательно узнаваемое. Но мне хотелось бы, чтобы это были вы, ваша способность приносить удачу уже вошла в легенды, я не хочу упускать такую возможность. Согласитесь? Я буду очень щедр.

Вера загадочно улыбнулась и перевернула страницу. Что-то в этом было подозрительное, но у нее опять не хватало информации, чтобы понять, что.

— Я подумаю.

— Ну вы пока думайте, а я вам сыграю, — он потянул к себе инструмент, аккуратно положил на стол перед собой, размял руки и нежно коснулся струн. Дерево загудело так, как будто инструмент был с корабль размером, Вера округлила глаза, Анди довольно прищурился и заиграл мягче и тише, больше таких демонстраций мощи не устраивая. Звучало как смесь акустического баса и скрипки без смычка, Вера насчитала двенадцать струн, три по три одинаковой толщины, но разной длины, и еще три очень толстые, замысловатого плетения.

"Ничего сложного, можно разобраться за пять минут."

Техника игры напоминала гусли — двумя руками, без изысков, но звучало красиво, ей уже хотелось попробовать. Альбом закончился, она открыла его с начала, Анди доиграл песню и начал следующую, на этот раз в другой технике, в которой за пять минут не разберешься, но когда песня закончилась, она уже хотела попробовать и это тоже.

— Хотите? — до безобразия довольным тоном поинтересовался Анди, Вера закивала, не веря своему счастью, он рассмеялся, забрал у нее альбом и придвинул инструмент. Она с благоговением погладила корпус, мягко тронула струны, пробуя их на звук, по очереди и вместе, отыскивала знакомые аккорды, запоминала положение пальцев, нашла идеальное ми для настройки, точки флажолетов, это было так увлекательно, что она забыла о том, что вообще-то пришла в магазин, и что было бы неплохо поддерживать разговор — мир исчез, инструмент поглотил ее, с удовольствием пуская в свои тайны и приглашая все глубже и глубже. С каждым шагом становилось все интереснее, она запомнила звук и стала подбирать мелодию, которую когда-то уже подбирала на гитаре, вышло проще и легче, это вдохновляло. Она доиграла мелодию до конца — и ее наконец отпустило, она смогла убрать руки со струн, но тут же схватилась за корпус, смущенно посмотрела на Анди, он улыбался со смесью удивления и удовольствия:

— В вашем мире есть тай-бу?

— В моем мире есть гитара и рояль, этого достаточно, чтобы играть на любых струнных инструментах любого мира.

— У вас хорошо получается. А что это за песня?

— Я ее целиком не сыграю, — смутилась еще сильнее Вера, — это вступление, я дальше не помню, там дальше текст начинается.

— Расскажите как стих, — он так заинтересовался, что Вера справилась со смущением и прокашлялась, готовясь сделать это красиво.

— Я не эксперт. Но я попробую, — начала еле слышно трогать струны, просто создавая фон, поймала ритм и стала читать:

Только там, где алым метит

Солнце спину горизонта,

Где сирень кудрявит ситец,

И поет прибой,

Где пушистая пшеница

И как лезвие осока,

Где парящей в небе птицей

Голос твой,-

Там мои обнимешь плечи,

Ветром волосы встревожишь,-

Только там открыты двери

Нам с тобой.

Анди раскрывал глаза все шире, она замолчала, он сидел в замешательстве и пытался найти слова. Наконец сам понял, что решается слишком долго, коротко улыбнулся и тут же стал серьезным:

— Вы Шену этого не читали, как я понимаю?

— Он не интересовался музыкой, — она пожала плечами, продолжая чуть слышно трогать струны, они так легко отзывались, что на них достаточно было чуть нажать и отпустить, это восхищало.

— М-да. А мне он говорил, что в вашем мире ужасная музыка, — он изобразил смущение, Вера усмехнулась:

— Ну да, он же эксперт, может по трем секундам одной песни поставить диагноз всей мировой индустрии за все века.

Анди рассмеялся, кивнул, помолчал и сказал вкрадчивым тоном:

— У вас что-то произошло? Он редкостный жмот, чтобы выбить из него неограниченный кредит, нужно угрожать его жизни. Я бы на вашем месте разорил его к чертовой матери, скупив полмагазина.

"Мастер маркетинга."

— Отлично, так и сделаем. Идем? — она с сожалением посмотрела на тай-бу, он понимающе улыбнулся:

— Приходите после бала, я дам вам поиграть. Хотя, я думаю, Шен купит вам такую же максимум завтра. Но все равно приходите, я более благодарный слушатель.

Она улыбнулась, опять пытаясь отпустить струны, но ничего не получалось, Анди рассмеялся:

— Вы ей понравились, — Вера смутилась и опустила голову, Анди наклонился ближе и хитро заглянул ей в глаза, понизил голос: — Госпожа Вероника, только между нами, по большому секрету… Что будет на аукционе? — Она подняла вопросительный взгляд, он изобразил обаятельные глазки: — Конкретно, меня интересуют драгоценности, металлы, камни и предметы искусства. Вы что-нибудь привезли?

Она кивнула, сняла заколку, протянула Анди, опять положила руки на струны. Он благоговейно принял ее двумя ладонями, положил перед собой, достал из рукава маленькую лупу и фонарик, стал изучать, нахмурился:

— Это Аль-Пательский рубин, Шен его у меня купил.

— А, я забыла, — поморщилась Вера, — да, он заменил его. Боковые посмотрите, они синтетические.

— Боковые… да, таких я не видел. Выглядят как настоящие, — Анди поднял глаза на Веру, улыбнулся: — Как их производят?

— Не спрашивайте у меня, я не химик, — подняла руки Вера, — я только могу сказать, что они сэмулировали в лабораторных условиях естественные процессы роста рубина в природе, но конкретнее — это не ко мне, не моя специализация.

— А какая — ваша?

— Ювелир, — ответила Вера, — художник-конструктор, еще модельщик и немного технолог, когда настоящий технолог в отпуске.

Анди положил лупу и выровнялся, Вера подняла глаза от струн, увидела на лице Анди какое-то дикое выражение придурковатой радости, прикусила губу, пытаясь не улыбаться, тихо спросила:

— Что?

Он медленно глубоко вдохнул и выровнялся:

— Госпожа Вероника… По-моему, нам пора перейти на "ты".

— Отличный план. Вера, — она протянула руку, он пожал:

— Анди, можно Ан, можно Ан-Ни, можно "эй, ты", можете вообще посвистеть, я прибегу. И так, для информации, я лучший агент по перепродаже ювелирных изделий по эту сторону гор, кого бы Шен вам ни предложил, он будет максимум вторым.

Она смущенно рассмеялась, опять утыкаясь в струны, он заглянул ей в глаза:

— Скажите мне, что вы привезли инструменты. Нет? Чертежи, может быть, рисунки? Восковки? Примеры работ?

— Вот это моя работа, — она кивнула на заколку, он опять ее схватил и стал рассматривать, она добавила: — Рисунков сотни три, но они в телефоне, я его с собой не брала, попозже принесу покажу.

— Джек-пот, — чуть не плача, прошептал Анди заколке, — великие боги, джек-пот. Что вы еще привезли?

К тому моменту, как Анди устал от разговоров о работе, на улице стемнело, а у Веры болели пальцы. Она спела еще десяток песен, он нарисовал ее трижды, она начертила ему схемы огранки всех камней, которые смогла вспомнить, и пообещала добавить еще в следующий раз. В зал периодически заходили посетители с консультантами, на них с Анди посматривали с интересом, но он всех игнорировал, не прерывая разговор ни на секунду.

У Анди начал садиться голос, он распорядился подать чай, его принес тот консультант, который встретил Веру первым, и тихо сказал, разливая в чашки:

— Там у входа трутся подозрительные личности.

— Это наши личности, не обращай на них внимания, — отмахнулся Анди.

— Личности просили передать, что они устали и замерзли, — улыбнулся парень, — я пригласил их войти и погреться.

— Никакой благотворительности! — прохрипел Анди, отпил чая и сказал уже нормальным голосом: — Пусть либо покупают, либо проваливают. Тоже мне. Прятал от меня Веру столько времени, муфлон мифический. Пусть мерзнет. Ну, за сотрудничество, — поднял чашку, потом нахмурился и смутился, поймал Верин слегка офигевший взгляд, и опустил чашку, смущенно поясняя: — Привычка. Я тут обычно не чай пью.

— За сотрудничество, — успокаивающе кивнула Вера, приподнимая чашку, он рассмеялся. В открытую дверь постучали, Вера обернулась, увидела мрачного Мартина, он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:

— Я конечно все понимаю…

— Да собираемся мы уже! — прохрипел Анди, — покоя нет от вас, личности, блин. Иди.

Мартин ушел, Вера виновато посмотрела на Анди, он проводил ее до дверей и долго кланялся вслед, на всю улицу хрипя о прекрасно проведенном времени и еще более прекрасной работе в будущем, Вере было немного стыдно, когда на нее из-за этого оборачивались.

— Вы все купили? — устало поинтересовался Мартин, Вера кивнула:

— Да, пойдем, — посмотрела на его лицо и шепнула: — Я сама задолбалась, пойдем быстрее.

Он понимающе усмехнулся и повел ее в сторону выхода, долго собирался с силами, наконец спросил:

— Вы правда святая?

— А как, интересно, святые узнают о том, что они святые? — вздохнула Вера, парень задумался, она пожала плечами: — Ты же знаешь про сына Дока. И про удачу. А так — фиг его знает. Я начала видеть странные вещи. Магической силы во мне маги не видят — значит, что-то другое.

— В древности магических учений было много, — осторожно сказал Мартин, — в некоторых случаях, то, что сейчас называют культами богов, тогда было особой школой магии. А маги раньше служили своим богам, магическим. После призыва мастера Аскольда магические школы разделились, многие приняли его учение, объясняющее магию с точки зрения науки, а некоторые — объявили его шарлатаном и плохим человеком, и остались закрытыми школами. Одну такую возглавляет тот мастер, которого вызвал Шен для лечения Карима, он еще вас очень хотел увидеть, а Шен не дал.

— Седой такой, длинноволосый?

— Да, он.

— Он крутой?

— Очень, круче Барта. И его школа — одна из немногих, кто выстоял против магического учения мастера Аскольда. Когда мастер Аскольд только вышел в мир, у его теории было много противников, но он умел убеждать, магам понравилось, как ловко он объяснял магические процессы через физику и математику, до него они по большей части методом тыка это изучали, и выполняли как ритуал. А тут пришел Призванный и дал им ясное понимание вместо слепой веры, они были в восторге, появилось много новых разделов магии, в том числе и полностью теоретическая, ею могут заниматься не-маги, даже мы в школе спецуры теормаг изучали, просто для общего развития, и чтобы понимать, как маги работают. И когда мастер Аскольд путешествовал по миру с учениками, к нему присоединялись целыми академиями, адепты бросали свои волшебные учебники-молитвенники, становились студентами и брались за формулы, это дало такой скачок в развитии магии, что на всем мире отразилось. Большая часть школ старого типа закрылась, но школа этого седого старика осталась как была, они очень засекреченные, к ним пытались заслать шпионов, они либо не проходили вступительные экзамены, либо начинали работать на них, этот седой — мастер перевербовки. Так что Шен вас никогда к нему не подпустит, он никого к нему не пускает, мы даже имени его не знаем.

Он замолчал, Вера посмотрела на него, пытаясь понять, к чему он это все рассказывал. Мартин осмотрелся, понизил голос и продолжил:

— Я имею в виду, что это не обязательно что-то божественное у вас, это может быть просто такая магия. Док с ума сошел, вы знаете?

— Он приходил, да. Просил рассказать о религии.

— Он видит какие-то странные вещи, ведет себя как псих, мы уже начинаем бояться. Его магическая сила… Вы Санта давно видели?

— Когда благословляла.

— Он уже почти в порядке, уже волосы вот такие вот, — он показал пальцами где-то сантиметр, Вера подняла брови:

— Это же круто, нет?

— Это пугает. Шен сказал Доку не светить этой силой, но он уже поехал, он с головой не дружит, рано или поздно он спалится. И вами заинтересуются не только военные и правители, но и религиозные фанатики, безумные ученые, и прочая шваль, считающая себя двигателем научного прогресса. Вам лучше бы продумать линию поведения, и обсудить с Шеном, чтобы мы все придерживались одной легенды — либо вы маг из другого мира, либо вы жрица, либо святая. Это все по отдельности не особенно интересно, но если все узнают, что вы увеличиваете силу магов, приносите удачу и еще видите что-то — вы станете очень заманчивой мишенью. Обсудите это с Шеном до бала, потому что на балу будут вопросы.

— Хорошо.

Их обогнал очередной парень в прекрасной физической форме и неброской одежде, что-то шепнул Мартину и ушел вперед, Вера напряглась. Мартин успокаивающе ей улыбнулся:

— Ничего серьезного, драка в "Коте", там часто такое бывает.

— "Кот" — особенное место, для своих? — скромненько улыбнулась Вера, парень усмехнулся, кивнул:

— Вообще, нет. Но с тех пор, как там сделали выход из базы отдела — да. Шен купил "Кота" вместе с домом, все квартиры, подвалы, чердак, все. И закрыл вход в таверну специальным щитом, мягко отводящим глаза — чтобы увидеть вывеску, надо точно знать, что она там есть, то есть, старые завсегдатаи продолжают ходить туда выпить и перекусить, они формируют массовку. А на их фоне всякие темные личности творят свои темные делишки, не привлекая внимания.

— С информаторами встречаются? — сделала большие глаза Вера, он рассмеялся, кивнул:

— Да, с осведомителями, узкими специалистами, все такое. Во втором зале стоит специальное заклинание, защищающее от подслушивания, очень удобно. Наверху еще третий зал есть, там обычно наши отдыхают, надо войти в стену справа от барной стойки второго зала, и подняться по лестнице, там покруче, чем внизу, мы там обычно после смены едим. Если Шен разрешит, приходите, там Лан играет по вечерам.

— Здорово, — она улыбнулась и чуть не прошла мимо входа, Мартин придержал ее, открыл дверь, осмотрелся внутри и снаружи, нахмурился, но вошел.

Внутри было странное оживление, в дальнем углу толпились люди, все посетители сворачивали шеи, наблюдая картину "Богатая цыньянка пытается отодвинуть стену при помощи языка жестов и такой-то матери" — какая-то женщина, которая со спины выглядела как утыканный золотом стог разноцветного шелка с волосами, тряслась от злости и шипела ругательства, требуя непонятно чего от непонятно кого — от Веры картину закрыли широкие спины зевак и мальчиков особого назначения.

— Проходите быстрее, — шепнул Мартин, становясь между ней и скандалом, Вера его проигнорировала, заинтригованно вытягивая.

Женщина поливала своего невидимого оппонента грязью, но он ее, похоже, напрочь игнорировал, Вера вообще не могла понять, есть ли там кто-нибудь, или дама спорит со стенкой. Наконец решив для себя, что все цыньянки — визгливые истерички, Вера потеряла к ней интерес и пошла туда, куда ее настойчиво звал Мартин. И у самого поворота услышала каменно-равнодушный голос Двейна:

— Извините, господин не принимает.

В ответ раздался плеск воды, зазвенело стекло, и полилась очередная волна ругани, а Вера ахнула и развернулась кругом, направляясь к шелковому стогу. Ее попытался придержать за локоть Мартин, она отдернула руку и изобразила прожженного пирата, шагающего по своей палубе:

— В стороны! — Мартин убрал руку, ближайшие зрители обернулись, Вера двинулась прямо на них расхлябанной походкой хозяйки положения, которая мечтает о конфликте вот прямо сию секунду. Ей освободили проход, зрители стали оборачиваться чаще, цыньянка что-то заметила и замолчала, но Вера ее пока не видела. Наконец перед ней расступились последние широкие спины, она демонстративно даже взглядом не удостоила цыньянку, протискиваясь к Двейну практически по шелковому подолу, женщина еле успела выдернуть его из-под ее туфли.

На нее смотрели все. Вера смотрела на Двейна, немного мокрого, мрачновато- ироничного, с тенью интереса в глубине глаз. Подошла к нему впритык, задрала подбородок, чтобы смотреть ему в лицо, и тоном бандита из подворотни поинтересовалась:

— Бро, эта коза к тебе пристает?

— Да, — медленно кивнул Двейн.

— Я с ней поговорю?

— Спасибо.

Вера крутанулась на каблуке, разворачиваясь к зрителям и цыньянке, изобразила жест шоумена, отметающего проблемы в стороны:

— Присядьте, господа! — зрители заулыбались, предчувствуя второй акт шоу, но вернулись за столы. Вера наконец посмотрела на цыньянку, узнав Йори по очередной ветке в углу глаза, без этой детали она легко спутала бы ее с любой другой цыньянкой с рынка, эта их манера одеваться как стог и краситься как клоун делала их всех безлико-одинаковыми. Йори смотрела на нее с брезгливым недоумением, Вера ей предвкушающе улыбнулась и щелкнула пальцами, привлекая внимание: — Иди за мной! — Задрала нос и пошла вдоль прохода, все-таки потоптавшись по шелковому подолу.

Сопение Йори за спиной приятно щекотало нервы, Вера мечтала, чтобы цыньянка на нее бросилась — так хотелось ей съездить по физиономии.

"Ты выбрала идеальное место и время, дорогая Йори."

Дойдя до заранее подмеченного стола, за которым никто не сидел, Вера провела Йори чуть дальше, потом развернулась кругом и вернулась, опять прогулявшись по ее подолу. Театральным рывком выдвинула лавку в проход между столами, перекрывая его весь, медленно красиво уселась в центре, еще медленнее закинула ногу на ногу, красиво поставила сумку на колени, сложила руки на сумке и великодушно кивнула Йори:

— Говори.

Цыньянку перекосило, как будто у нее с лицом нервный тик случился, Вера улыбалась все ласковее и никого не торопила. Зрители молчали, Йори залилась румянцем так, что красные пятна на щеках просвечивали даже сквозь белый грим. Вере показалось, что она сейчас просто уйдет, этого она не хотела, поэтому решила подтолкнуть, изобразив самую стервозную физиономию, которую только смогла:

— Я тебя слушаю.

"Ударь меня, пожалуйста."

Йори задохнулась от возмущения, собралась и пораженно выдохнула:

— В смысле?!

— В обычном смысле, ты говоришь — я слушаю. Начинай, — Вера улыбнулась еще ласковее, зрители начали ухмыляться, вокруг сгущалось поле ироничной готовности насмехаться над благородной, богатой и красивой женщиной, поставившей себя в дурацкое положение.

Взгляд Йори метался по комнате, как будто искал выход, она уже сама поняла, что ситуация неудобная, но возможность красиво уйти, поставив себя выше этой ситуации, она уже упустила. И она решила идти в атаку:

— Кто ты такая? С какой стати я должна с тобой говорить?

Вера улыбалась так, как будто уже разорвала ее надвое и отмечает это событие в пенной ванне с массажистом.

— Ну мы же не дикари, мы культурные люди в приличном обществе, я не могу просто взять тебя за волосы и начать бить лицом о стол, сначала мы должны поговорить. Начинай, по порядку — кто такая, зачем пришла?

Йори задышала чаще, глаза лезли наружу от возмущения, Вера положила руки чуть по-другому и сменила положение ног, чтобы быстро вскочить, когда Йори на нее бросится. Но Йори взяла себя в руки.

— Я — Хань Йо Ри, первая наследница Хань.

— Что такое "хань"? — любознательно улыбнулась Вера, Йори посмотрела на нее как на умственно отсталую и пояснила:

— Дом Хань.

— Старший?

Цыньянку опять перекосило, Вера подобралась.

"Давай, ударь меня, господи, да смелее!"

Йори медленно глубоко вдохнула и процедила:

— Младший.

— Ага, хорошо, — Вера поправила рукава, улыбаясь сама себе, вопросила пространство: — Странно, вроде бы аристократка, а орешь и скандалишь в баре, кидаясь на мужчин. Я понимаю, что он красавчик, но надо же как-то себя контролировать. Интересные у вас нравы, — она наконец посмотрела на Йори, ожидая реакции, не дождалась и великодушно отмахнулась: — Ну ладно, у всех свои нормы приличия. Я — Зорина Вероника Владимировна. Слышала обо мне?

— Слышала, что ты дерешься на рынке, — с отвращением выплюнула Йори, Вера радостно кивнула:

— О, да. Только не дерусь, а бью. Один раз, для тугих — два раза. У меня не было другого выхода — эта коза приставала к Двейну, он популярен. До сих пор заикается, бедная женщина. Ну да черт с ней, вернемся к цели твоего визита сюда. Говори.

— Я пришла увидеть Шена, — Йори посмотрела куда-то Вере за спину, она не стала оборачиваться.

— Как я понимаю, он не разделяет твоего желания встретиться?

— Мне плевать на его желания, он обязан.

— С какой стати?

— Я его сестра.

— Надо же! — Вера всплеснула руками, радостно улыбаясь: — Как интересно. Давно хотела с тобой встретиться, меня мучает один вопрос, на который ответить можешь только ты.

Йори приподняла бровь, Вера понизила голос до громогласного театрального шепота, и с долей сочувствия спросила:

— Ты плохо видишь? Или у тебя пальцы больные?

— С чего ты взяла? — фыркнула Йори, так морща нос, как будто Вера заподозрила ее в чем-то неизлечимом и заразном.

"Оу, болевая точечка, здоровье, надо запомнить." — Нет?

— Нет!

— Тогда почему у тебя единственный и неповторимый старший брат без вышитого пояса ходит? Ты не умеешь вышивать?

— Как ты смеешь?!

"Да, ударь меня, ну!"

— Совсем вообще не умеешь, даже детские рисунки крестиком?

— Я умею вышивать!

— И?

— Я вышиваю только для тех, кто этого достоин, — Йори вспомнила о достоинстве, выровнялась и справилась с лицом, Вера улыбалась все шире:

— Я тоже. Но только для тех, кто мне нравится. Для Двейна, например. Зацени его пояс, офигенно же? Я знаю, что офигенно. Ты так не можешь?

— Я могу и получше.

— Так чего ждешь?

— Я не собираюсь вышивать для безродного ублюдка! — Йори задрала нос, а у Веры перед глазами мигнули черные вспышки, на секунду потушив все чувства, кроме ярости.

Она пыталась взять себя в руки, понимая, что вот-вот проиграет и сорвется первой

— презрительная мордочка Йори, вся стянутая к носу, как у крысы, презрительный рот, сморщенный куриной попкой, глазки-щелочки, дрова на щеке, накладные волосы, стог шелка, занимающий весь проход — ее накаляло все, она почти ощущала, как сжимает эти волосы в кулаке и колотит красотку лицом о стол, сильно, долго, она будет уже мертвой, а Вера будет продолжать ее бить, уродуя до полной потери сходства с человеком.

— Ты же говорила, что он твой брат, — голос звучал как из преисподней, румянец Йори испарился, в глазах появилась такая спесь, за которую без сожалений умирают.

— Он мне не брат, это я его сестра.

— Странно, а мне казалось, родственные связи работают в обе стороны.

— Не в этом случае.

— Хм. Интересные у тебя взгляды на семью. To есть, ты пришла увидеть своего брата, когда у тебя возникли проблемы, но когда нет проблем, то брата тоже как бы нет? Удобно. Низко и подло, конечно, но я вижу, для тебя это не аргумент. Ладно, подойдем к вопросу с другой стороны. Для особо достойных людей ты все-таки вышиваешь, да?

— Да.

— И среди этих достойных есть хоть один мужчина?

— Естественно.

— Так почему ты не несешь свои проблемы этому достойному мужчине, а приходишь унижаться, выпрашивая милости у неугодного брата в кабаке?

Йори задохнулась от возмущения, Вера опять почувствовала себя в своей тарелке, улыбнулась:

— Дай, угадаю — твой достойный мужчина не может решить твою проблему? Он беден, слаб, стар? Болен, может быть? Слепой, глухой, хромой?

— Нет, — Йори потряхивало, Вера опять села поудобнее для рывка.

"Почти."

— To есть, проблему решить он может?

— Да.

— Тогда почему не решает? Ты не заслужила? Он тебя не любит, не хочет тебе помочь?

— Хочет.

— Хочет, может, но почему-то не решает? Почему? Может быть, потому, что не хочет афишировать свои отношения с тобой? Ты встречаешься с женатым мужчиной?

Белки ее глаз за секунду налились красным, Вера любовалась картиной и думала о том, какое все-таки счастье — владеть информацией. Она улыбнулась, показывая все зубы до единого. Йори дернулась к ней и замахнулась:

— Как ты смеешь, тварь!

Вера плавно подняла руку, чтобы успеть перехватить и ударить навстречу, но не успела — руку Йори поймал Двейн. Вере пришлось превратить движение в останавливающий жест, она ласково улыбнулась Двейну:

— Нет-нет, пускай. Пусть наследница Хань первая начнет драку в кабаке, если она ударит меня, я с полным правом переломаю ей ноги прямо тут, не сходя с этого места, я об этом мечтаю уже, пусть даст мне повод. Вперед, дорогая, мы уже пообщались, формальности соблюдены, самое время залить этот кабак кровью. Начинай.

Вера сняла с коленей сумку и поставила на лавочку рядом, демонстративно поддернула рукава, размяла пальцы. Йори смотрела на нее и часто глубоко дышала, глаза алели кровью, напряженная жилистая ладонь подрагивала в руке Двейна. Наконец она нервно освободила руку и отступила на шаг, поправила рукав, пальцы дрожали. Вера улыбалась ей, все еще надеясь на мордобой:

— Ну что такое? Чего ждешь? Руки все-таки больные, потому и не вышиваешь?

— Ты… — Йори пыталась взять себя в руки, но в голосе уже слышались те истеричные нотки, с которыми она поливала Двейна, когда не знала, что Вера слышит. — Ты… безродная сука!

Вера игриво наморщила нос и изобразила оскал:

— Р-р-р!

— Подзаборная бродячая собака! — Йори визжала и брызгала слюной, окончательно потеряв тормоза, Вера смеялась. — Блохастая шавка!

— Знаешь, в моем мире говорят — не бросайся в людей грязью, до них можешь и не добросить, а сам точно вымажешься.

— Грязная безродная тварь!

— Почему ты так зациклена на родовитости? Это единственное, чем ты можешь гордиться? Хотя, в принципе, если ты даже вышивать не умеешь, то с музыкой и каллиграфией, наверное, полный провал. Это из-за проблем со здоровьем?

— Потаскуха!

— А вот это неправда — я с женатыми не путаюсь.

— Я тоже не путаюсь!

— Не надо передо мной оправдываться, каждый живет как может…

— Тварь!

— Ты пошла на второй круг, дорогая. Еще и словарный запас крохотный, как все печально.

— Ты сдохнешь в канаве!

— Почему не прямо сейчас? — Вера изобразила распахнутые объятия, — давай, тебе же так хочется.

— Иди к черту!

— Я не хожу к мужчинам, это они ходят ко мне. Если я их приглашаю. Но чертей среди них пока не было, сплошные культурные воспитанные джентльмены — чай, поэзия, все такое. К тебе, я так понимаю, за поэзией не ходят?

— Пошла ты…

— Не-а, я никуда отсюда не уйду. А ты, если заблудилась, дверь там, — Вера кивнула на выход, Йори задыхалась от злости.

— Ты сдохнешь. Тварь.

Она опять посмотрела куда-то за спину Вере, с такой бездонной ненавистью, что Вера с трудом подавила желание обернуться, потом стремительно развернулась и вышла, шурша юбками и собирая ими всякую мелочь с пола, тянущиеся за юбкой нитки и прутик от веника выглядели идеальным последним штрихом, Вере хотелось это сфотографировать.

Дверь за Йори закрылась, кабак зашелестел разговорами и смешками, Вера развела руками, прощаясь с надеждой на мордобой, встала, забросила сумку на плечо и задвинула лавку на место. Посмотрела на Двейна, у которого на лице было что-то такое, как будто ему отдали самый красивый и вкусный кусок на столе, а он пытается понять, где подвох. Вера опять прикинулась пиратом на родной палубе, подошла вплотную и заглянула Двейну в глаза:

— Ну ты даешь! На минуту нельзя оставить — мигом находишь себе какую-нибудь неадекватную женщину. Я понимаю, что ты красавчик, и это неизбежно, но как-то надо их контролировать. Где на тебе написать, что ты под моей личной защитой?

Двейн покраснел, заулыбался, опустил голову и взял в руки кончик пояса, на секунду поднял взгляд и сразу опустил, Вера улыбнулась:

— Хочешь еще один?

— Жадность — не порок, — шепнул Двейн.

— Вышить тебе бешеную суку? Овчарку, да? Чтобы овец держала под контролем, и коз всяких?

— Кого пожелаете, — еще сильнее смутился Двейн, — я согласен даже на котика.

— Хорошо, забудешь у меня как-нибудь при случае.

Он кивнул, продолжая рассматривать блики шелка на вышивке, Вера перестала выделываться и тихо спросила:

— Че она хотела-то?

— Увидеть господина.

— Зачем?

— У семьи Хань финансовые проблемы, — с загадочно-довольным видом прищурился Двейн, Вера медленно улыбнулась и кивнула, опять превращаясь в пирата:

— Ясно. Ну, пусть решают свои проблемы как-нибудь без нашего министра.

— Госпожа, вы… у меня нет слов, — он безнадежно развел руками, Вера подбоченилась и усмехнулась:

— Я их тебе подарю, записывай — вызывайте пожарных, я сегодня огонь!

Двейн рассмеялся, ближайший столик заржал двое громче, Вера с удивлением к ним повернулась, и один из мужчин за столом ответил на ее вопросительный взгляд:

— Не надо нас вызывать, мы уже здесь.

— Тогда я к вам, — широко улыбнулась Вера, трансформируясь из пирата в Алису из страны чудес, придурковато-радостную и всегда готовую выпить чаю, какая бы хрень вокруг ни творилась. — Рассказывайте, как оно, быть героями?

— Сутки спишь — трое дома, — улыбнулся самый разговорчивый, все рассмеялись, один буркнул:

— Да конечно, если бы. По три раза за ночь выезжаем иногда. Чаще — два. И там тоже веселье бьет ключом. Вот, — задрал рукав и показал Вере свежий шрам от ожога, она с готовностью изобразила ужас и восторг:

— Ого! Это где вы так?

— Это я тебя из-под завалов музея вытаскивал.

Восторг поутих, а ужас остался, она внимательнее посмотрела ему в глаза. Сидящий рядом разговорчивый пнул его под столом:

— Че ты пугаешь человека? Нормально вытаскивали, рабочие будни, мы всех так вытаскиваем, по три раза за ночь. Так говоришь, как будто это твой единственный ожог, — еще раз пнул товарища и откатил его рукав, пряча шрам, повернулся к Вере, улыбнулся: — Ты уже в порядке?

— В полнейшем. Вы очень вовремя пришли, — она опять попыталась стать Алисой, но как-то туго пошло на этот раз. Разговорчивый отпил из кружки, пожал плечами:

— Такая работа. Че вы там забыли-то посреди ночи?

— Днем там людно, — невинно улыбнулась Вера, все рассмеялись. Разговорчивый наклонился к ней и громко шепнул:

— Говорят, ты святая?

— Сочиняют, — сделала бессовестные глаза Вера, все понимающе рассмеялись, Вера увидела выходящего из прохода в "кухню" министра Шена, он подошел, обменялся взглядами с Двейном и протянул руку Вере, неприятно улыбаясь пожарным:

— Госпожа вас покидает, у нее много дел.

Все понимающе закивали, Вера подняла голову, иронично посмотрела на министра, думая о том, что бы он стал делать, если бы она сказала, что не припоминает никаких дел, и с удовольствием поужинает с господами пожарными, а может, даже выпьет и споет.

На его лице была готовность утащить ее отсюда волоком, она усмехнулась и встала, улыбнулась пожарным, тепло попрощалась и пошла в сторону ступенек через иллюзорный туалет, министр пошел за ней, следом за ними встали из-за столов еще три компании мальчиков особого назначения, судя по усталым физиономиям, желающих Вере всех божьих кар за этот бесконечный вечер, она им всем бессовестно улыбнулась и больше на них не смотрела.