Час тому назад Даше на телефон «упало» сообщение от Богдана о том, что он приземлился. Осталось пройти контроль, взять такси, приехать к себе на квартиру и…
На этом моменте ожидания и реальность очевидно разойдутся.
Рвать отношения по телефону Даша так и не решилась. Считала ли это благородным? Нет. Благородством ее поступки последнего времени и не пахли. Но раз уж нашла в себе силы и наглость решать все за двоих — должна была сделать это по-человечески.
Богдан спросил, приедет ли она к нему на квартиру, она ответила, что да.
Спросил, приготовит ли что-то вкусненькое, а то надоели карривурсты и гостиничная еда… Она уточнила, что-то легкое или основательное?
Спросил, скучала ли она по нему… Она не ответила. Потому что не скучала.
Проснулась утром… Спокойной, решительной… Такой же, как и всю неделю до этого. Заехала в магазин, купила все согласно заказу, приехала к Богдану.
Открыла квартиру своим ключом, чуть пожалела, что не подумала наведаться на неделе и чуть прибраться — ему было бы приятней попасть в чистую квартиру. Вряд ли это как-то сгладило чувства из-за того, что Даша собиралась сделать, но… Он же любит комфорт. И непутевая невеста умела его создавать… Пока у нее не поехала крыша.
Даша готовила нехитрый обед, прокручивая в голове все то, что собиралась сказать. Речь была давно заготовлена, обдумана, отшлифована… И все равно казалась туповатой. Но разве бывает в ситуациях, подобных той, что сложилась у них, иначе?
Когда услышала шебаршение у входной двери, вздрогнула… Нож соскочил с помидора, который нарезала, чуть не порезал палец. Пришлось отложить нож, сполоснуть руки, сжать их в кулаки, чтобы не тряслись.
Моментально стало сложно, куда менее решительно и куда более тошно… И еще хуже, когда Богдан, оставивший чемодан в коридоре, зашел на кухню, пересек ее в пару шагов…
— Привет, солнце. Пахнет как! — обнял, явно планировал губы поймать, но получил доступ только к щеке. Не обратил на это внимания, руки скользнули с талии ниже…
— Богдан, подожди… — Даша перехватила, попыталась остановить.
— Да, ты права, Дашка. В душ сначала схожу, а потом…
И он вроде бы прислушался, но нашел объяснение ее просьбе в «корзинке нормальности». Там, где искать уже не было никакого смысла, просто он пока не в курсе.
— Хорошо, а я пока… — Богдан не дослушал. Развернулся, из кухни вышел. Даша краем уха уловила, как чемодан открывает, достает оттуда что-то, потом идет в сторону ванной… Рассказывает о чем-то, смеется, вроде бы даже вопросы какие-то задает, но не особо беспокоится из-за того, что ответов-то нет. Понятия не имеет, что Дашка снова взяла нож, что пытается дорезать злосчастный помидор, на сей раз уже полноценно трясущимися руками.
А все потому, что, кажется, переоценила свои силы и теперь совершенно не знает, как сказать. Как сердце разбить.
— Дашуль, это очень вкусно! Просто очень!
После душа Богдан вернулся на кухню, где на столе его уже ждала отвлекающая тарелка. На двоих Даша не накрывала — у самой кусок в горло не полез бы.
Богдан же был слишком бодр и счастлив, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание.
Сел за стол, по мокрым волосам провел, собирая влагу, наколол на вилку кусок мяса, в рот забросил.
— Приятного аппетита, — Даша же только улыбку из себя вымучила, когда он оглянулся на нее через плечо, подмигнул.
Отчего-то очень хотелось разозлиться на него. За то, что настолько глух к ее сомнениям. Что не видит изменений. Что за проведенные врозь дни даже не попытался выяснить, все ли у них хорошо и что вообще значило ее поведение в машине. Очень хотелось, но не получалось. Потому что понимание было слишком очевидным — вопрос в ней. Изменения произошли с ней. Все перестало устраивать ее. Он же… Каким был — таким остался. Милым, добрым, ласковым, заботливым, замечательным… Не тем.
— Поем, чуть отдохну, а потом мотнем в кино? А, Даш? Фильм классный, тебе зайдет, думаю.
— Богдан… — он просто день планировал, а Даше только гаже становилось с каждым его словом.
— Что? Не хочешь в кино? Ну давай, Даш.
— Не хочу.
Богдан снова через плечо на нее посмотрел, нахмурился чуть.
— Что не так? Ты обижаешься на меня за что-то? Объясни тогда, я извинюсь, вину признаю, и дальше поедем…
То ли пошутил, то ли правду сказал, потом вернулся к еде, Даша же сделала глубокий вдох, потянулась к сумочке, в которой лежало то, что должна была отдать, в кулаке сжала…
— Я не обижаюсь, Богдан. И тебе не за что извиниться, но…
Девушка оттолкнулась от столешницы, прислонившись к которой стояла до этого, к обеденному столу подошла, сначала ключи от его квартиры положила, потом кольцо.
— Это что, Даш? — он посмотрел на нее, вроде бы уже нахмурив брови, но еще улыбаясь. Потом на связку с ключами, потом на нее опять.
— Я решила, Богдан. Свадьбы не будет.
Может, это неправильно было с ее стороны — говорить сразу в лоб, без подготовки, даже не сев напротив, не взяв его руку в свою. Может, неспроста подобные разговоры начинают с фразы «дело не в тебе», это ведь смягчить должно. Но в их случае… Как ни смягчай, лучше не станет.
Богдан улыбнулся еще сильней, сам к невесте потянулся, думал за руку ухватить, она не дала — отступила.
— Это шутки такие, солнце? Ты пранкуешь меня что ли?
Подобную реакцию, пожалуй, стоило бы назвать «шутка надежды». Первая версия, которую мозг рождает, уже догадываясь, что вряд ли, но цепляясь за возможный розыгрыш, как за последний шанс.
— Не шутка, Богдан. Я… Не люблю тебя. Совсем не люблю. И не могу. Ты не виноват, причина во мне. Ты не сделал ничего такого, что могло бы меня обидеть или разочаровать, просто… Я была очень глупой, когда думала, что любовь — это уют, привычка, нежность.
— Подожди. Подожди, Даш. Я ни хера не понимаю…
Даша тараторила так быстро, что только усложняла понимание, а не объясняла, как хотела.
Богдан же отложил приборы, встал из-за стола. Сделал шаг к ней, но Даша снова отступила. И сама не сказала бы, почему ведет себя так, но сейчас адски боялась физического контакта с мужчиной… С первым и единственным мужчиной в своей жизни. Уверенность в отношениях с которым была железобетонной, а теперь… Стерлась в пыль.
— Что не так? Давай по-человечески поговорим. Что. Не. Так? — Богдан старался говорить спокойно, но даже по тому, как голос менялся, было понятно — растерян. До состояния, когда с одинаковой вероятностью можешь рассмеяться от взгляда на палец и разораться до хрипоты.
— Я не люблю тебя. И замуж не выйду. И если ты подумаешь… Немного… Когда остынешь чуть… То поймешь, что и ты меня не любишь.
В этом Даша тоже ни капельки не сомневалась. Вот только… Видимо, Богдан и не искал любви никогда. Поэтому это вряд ли могло стать для него откровением.
— Бояться свадьбы — это нормально, Даш. Только глупостей делать не надо…
Богдан потянулся к кольцу, взял его в руки, вытянул, улыбнулся… Как бы говоря, что если она сейчас вернет все на место, он забудет о ее минутной слабости. Но беда в том, что слабость была уже не минутной. Да и не слабостью вовсе.
— Нет. Прости. Уже не получится. Я решила. Прости, пожалуйста, если сможешь.
— Что ты решила, Дашка? Бросить меня вот так? Потому что… Потому что не любишь? А кого любишь?
Вряд ли Клеверов хоть приблизительно целился. Но как-то с первой попытки попал. Настолько метко, что Даша взгляд опустила, покраснела моментально. Выдала себя же со всеми потрохами.
— Так, Дашка… На меня смотри… — и он понял все. Теперь уже не заботился о том, что она вдруг стала чувствительной к необходимости держать дистанцию, подошел, поддел подбородок, фиксируя довольно жестко, заставил взгляд поднять. — У тебя завелся кто-то что ли? Что за г*ндон?
— Не завелся никто, я просто… Люблю не тебя.
— Так а кого? Говори давай? Я зубы пересчитаю козлу, а потом с тобой поговорим.
— Не о чем, Богдан, — Даша вывернулась все же, снова отступила. — Замуж я не выйду. Вещи мои можешь выбросить. Знакомым говори, что хочешь. Что изменила, что с ума сошла, что сам бросил. За своими можешь приехать в любое время. Мне стыдно перед тобой. Я знаю, что веду себя, как… Как дура и стерва. Но лучше сейчас, чем потом… Потом будет больней.
— Я раз скажу, Даш. Раз всего. А ты решай… — голос Богдана был спокойным, но Даша не сомневалась, что это притворно, и он сейчас горит. — Это твое «люблю не тебя» — до одного места. У меня тоже всякое случалось… За четыре года. Но быстро проходило.
Даша буквально на пару секунд глаза прикрыла, потому что… Не знала об этих «случалось». А если бы узнала во времена, когда считала, что у них с Богданом все идеально — осталась бы с разбитым сердцем.
— И у тебя пройдет. И я готов простить. Сделать вид, что ничего не было. Потому что знаю, как это. Не рушь то, что есть у нас, ради…
— А что у нас есть, Богдан? Что? Даже уважения не будет после этого… Что хранить? У тебя быстро проходило, а у меня… С детства не пройдет никак…
Говорить больше не хотелось, Даша обойти попыталась. Думала, выйдет из квартиры, телефон отключит, а потом… Да куда-угодно. Лишь бы привыкнуть к новой реальности.
— Это Волошин что ли? Ты в него вроде бы втюрилась в детстве, — но Богдан не дал — поймал за локоть, снова придержал. А Даша снова не ответила. — Женат же. Не стыдно?
— Перед тобой стыдно. Больше ни перед кем…
Красновская сказала довольно тихо, вывернула локоть, сумку схватила… Уже из коридора слышала яростное Богданово «с-сука» и удар в стену. Вздрогнула, но не вернулась. Было гадко, больно, обидно, но понятно без слов — после всего сказанного шансов больше нет.
Она и так обманывала себя четыре года, рисовала красивый фасад отношений и верила в то, что внутри так же. Оказалось же… Внутри пусто. Не гнило, не ветхо, не пахнет дурно. Просто пусто. И стоило коснуться фасада пальцем — как декорация повалилась.
Телефон начал разрываться еще до того, как Даша очутилась в своей квартире. Ехала на такси, потому что понимала — то и дело будет возвращаться мыслями к разговору, ругать себя, ненавидеть, презирать…
Звонить начала приближенная родня. Мама, потом Артём, Лиля… Даша не брала ни один из телефонных номеров. Объясняла это себе тем, что не хочет обсуждать такие щекотливые темы в присутствии постороннего человека. По факту же просто не хотела их обсуждать.
Знала, что все будут говорить. Понимала, что ее ответ будет звучать, будто детский лепет. Не хотела продолжать военные действия. Хотела просто спокойствия, да только…
Прекрасно осознавала, что если не возьмет трубку — придется «встречать гостей», а к этому она была тем более не готова.
Поэтому, переступив порог своей квартиры, выдохнула несколько раз, провела по экрану, принимая вызов мамы.
— Алло, Носик… — ее вечно спокойный стальной голос сейчас звучал чуть непривычно. Отрывисто и может даже истерично.
— Слушаю тебя, мам. Можем даже сразу к делу. Кто сказал?
— Мне звонила мать Богдана…
— Ясно. Что сказала? — обычно в их жизнях все было иначе. Даша на эмоциях, и из-за этого проигрывает, а Софья Леонидовна спокойней толпы удавов. Сегодня же, впервые, они поменялись местами.
— Что ты оставила Богдану ключи и кольцо. Сказала, что уходишь к… Стасу Волошину… И свадьбы не будет. Что происходит, дочь?
Слышно было, что старшей Красновской и самой сложно поверить в реальность всего того, что совсем недавно пришлось выслушать от матери Богдана в форме обвинений. Даша же только хмыкнула тому, как все ладно-складно легло в сознание Богдана, да только… Не нужна она Стасу Волошину. Со всей своей любовью. С готовностью горы сворачивать.
— Я передумала замуж выходить, — матери ответила то, что имело значение. Единственное, пожалуй.
— Почему?
— Потому что… Не люблю. Ты ведь папу любишь, правда? А я Богдана — нет.
— А Стас Волошин…
— Не хочу о нем, мам. Это не имеет значения. Он тут ни при чем.
— Как это ни при чем, Даш? Дурочка моя маленькая… Он женат, дочка. Неужели не понимаешь, как это…
— Низко?
— Унизительно…
— Это мое дело, мам. И падать, и унижаться. Мне двадцать пять, а ты говоришь так, будто просто пять. Я не Носик. Я не дурочка. Я не выйду замуж, потому что не выйду. Я решила… И совета не спрашивала.
— А возраст тут при чем, дочь? Ты делаешь глупости и я пытаюсь…
— Это не глупости, мам. Это моя жизнь. Я устала притворяться. Из меня не получился серьезный, ответственный человек. Я не могу выйти замуж, если не люблю человека. И разлюбить другого, потому что он женат, тоже не могу. Для этого тумблер какой-то в мозгу есть? Да? Если есть — скажи мне, где он? У меня, кажется, переключился…
Даша говорила и сама замечала, как с каждым словом начинает все больше горячиться. Заводится, распаляется, щеки вновь загораются.
— Я приеду к тебе, Носик, поговорим, хорошо? Ты только глупостей не делай… И меня дождись… — Софья услышала это, заговорила нежно, даже улыбнуться где-то там попыталась, но Даша знала, чем закончится мамино «приеду и поговорим». Она убедит в неправильности поступков младшей. Докажет, что все еще можно исправить. И главное… что сама Даша хочет исправить.
А это не так. Совсем не так.
— Не надо приезжать, мам. Меня не будет дома. Я уеду на пару дней. На работе выходные взяла. Нужно проветриться.
— Куда уедешь, Даш? Приедь к нам тогда, здесь поговорим. Не убегай вот так…
— Я не убегаю, мам. Мне просто надо свыкнуться с мыслью…
— Может ты поспешила?
— Нет. Не поспешила. Но если ты думаешь, что мне не больно — зря. Больно. Очень. Но так лучше… И простите меня. Вы все за то, что такая… непутевая…
Чувствуя, что в горле стал ком, Даша скинула. Боялась в трубку расплакаться. Потом же…
Так и не успела разуться, вновь из квартиры вышла, заказала такси.
Она соврала матери — у нее не было никакого заготовленного плана. И уезжать она никуда не собиралась. Так зациклилась на важности самого разговора, что совершенно не подумала о том, что будет после. Теперь же… Действовала спонтанно и импульсивно. Так, как действовала бы семнадцатилетняя Дашка-Носик. Вновь к нему. Но уже не под подъезд, а в квартиру, ключи от которой он сам дал.