Я тебя отвоюю

Глава 40

— В холодильнике ужин. Только я вас умоляю — разогрейте и не ешьте прямо из судков. В девять вы должны мне отписаться, что у вас все хорошо. Ровно в девять, вы меня поняли?

— Поняли, мамочка, поняли… Но я так чувствую, что рано или поздно инструктаж закончится техникой засовывания градусника Волошину в жопу, а я к этому не готов…

— Ну ты и дурак, Тём…

Артём усмехнулся, подмигнул Стасу. Тот же только у виска покрутил, вроде бы и не одобряя шуточку, но и не возмущаюсь ею так, как Дашка.

А та потянулась к брату, дала подзатыльник, пусть для этого и пришлось привстать на носочки.

— Будешь много говорить — вообще домой поедешь. И сам Лиле попробуешь объяснять, почему я не смогла.

Угроза подействовала, Артём сначала посмотрел на сестру большими глазами, а потом и вовсе руки поднял.

— Ладно уж, не горячись ты так… Езжай уже. Мы справимся. Да, Волошин?

Волошин кивнул, подошел к Даше, положил руки на ее талию, чуть сгорбился, чтобы ей удобнее было тянуться к губам…

— Не ведись на его провокации, я тебя прошу, Стас… Без глупостей. Просто посидите по-человечески, пожалуйста…

Даша сказала так, будто Артема в коридоре не было. Не реагируя ни на его фырканье, ни на закатанные глаза, ни на тихое «каблучара», когда Стас кивает, целует, снова выпрямляется.

— Кто бы говорил, Артёмка… Стас хотя бы жену свою не боится, знаешь ли…

Не реагируя, но все слыша. Потому что, когда Стас снова отступил, Даша глянула на Артёма с прищуром, руки на груди сложила, сказала будто бы остро, а потом и вовсе язык показала…

— Д-детский сад, штаны на лямк-ках… — комментарий Волошина проигнорировали оба чада Красновских. Смотрели друг на друга с полминуты одинаково дерзко, а потом синхронно же фыркнули.

— Опаздываю уже, Лиля будет ругаться… — после чего Даша смотрит на часы, спохватывается, берет в руки клатч, еще раз смотрит на Стаса — ласково, потом на Артема — серьезно, вылетает из квартиры.

Оставшиеся в ней мужчины с улыбкой смотрят на входную дверь, потом друг на друга — тоже с улыбкой. Потом Стас делает шаг к двери — защелкивая замки, а Артем как бы потягивается…

— Все равно каблук ты, Волошин.

— От т-такого же сллышу, — пользуясь тем, что Артем отвернулся, Стас повторил Дашин трюк — давая Красновскому еще один подзатыльник. Этот был неожиданным. Настолько, что Артем даже дернулся, ухватился за затылок, глянул на друга с осуждением…

— Вредители кругом… — потер, будто действительно получилось больно, хотя Стас-то знал — нифига. Так, больше для виду заехал. Силу в руке уже контролировал достаточно хорошо.

Артём понял, что ждать извинений смысла никакого, поэтому бросил тереть затылок, снова потянулся, без приглашения зашел в кухню, включил свет. — Ну что, чай будем пить, трезвенник-язвенник? Или по котлетам сразу, а потом в Дотку рубанемся? Экскурсия в пубертат, так сказать… Только тогда Рево гоняли, по-моему.

Стас хмыкнул, кивнул. Поставил чайник, повернулся, прислонившись к столешнице, спокойно глядя на друга, который успел сесть за обеденный стол, вытянуть ноги, окинуть взглядом сестрину кухню, остановиться на Волошине…

— Суд отправил решение в ЗАГС, — переход получился довольно резким, из взгляда Артема пропали смешинки, из тона — легкость. И то же самое случилось со Стасом. Сначала он нахмурился, потянулся к лицу, провел по бровям. Потом протяжно выдохнул, кивнул.

— Спасибо, — посмотрел на друга, произнес с нескрываемым облегчением.

Артем же не ответил — просто пожал плечами. Его заслуга во всем, что случилось в последнее время, была минимальной. А если сравнивать с Дашкиным подвигом, так и вовсе стыдно принимать благодарность.

— Считай, ты теперь совсем свободный человек, — попытался вновь вернуть тону и взгляду легкомысленность, но вряд ли получилось идеально, потому что Стас хоть и хмыкнул, но прыгать до потолка не спешил. — Алименты будем жать? — Артем продолжал сидеть в расслабленной позе, но это было обманчиво. И во взгляде снова ни намека на смешинки. Просто смотрит. Просто ждет.

Стас же мотает головой…

— Почему? Она заслужила.

— Пусть подавится бабками. Я знаю, что он-на н-несла в б-больнице…

Первое предложение произнес спокойно, а на втором снова чуть запнулся. Но даже это радовало — всех причем, и Артема тоже.

— Откуда знаешь?

— С-санитарка причитала одна, к-когда… В первые дни. Т-точно не помню…

Артем кивнул, замолк на несколько мгновений. Почему-то захотелось еще и санитарку эту найти, чтобы по голове настучать, потому что… Не будь у Стаса Даши, узнай он о том, что несла его жена, будь она до тех пор любимой — не захотел бы бороться.

— Ну квартиру-то хоть не будешь ей оставлять?

— Нет. П-поделим. Как договаривались. Х-хочу деньги в-вернуть. Родителям и Даше.

— Да не нужны им твои деньги, дурак ты. Но слава богу, что не оказываешься от квартиры. А то я уж подумал, что тебя снова благородством по башке пришибло, — Артем не улыбнулся даже — скорее оскалился, и сказал с откровенным сарказмом, но Стас не обиделся — улыбнулся в ответ так же, подошел к столу, сел, потянул к себе лист и ручку, начал писать.

«Я не знал, что она настолько гнилой человек, Тём».

— Никто не знал.

«Но я с ней жил».

— И не видел. Так бывает. Но она конченая, Стас. Совсем конченая. Я долго думал. Думал, может… Может это мы загоняемся? Но одного объяснить себе так и не смог — эта сука же специально справку принесла в суд. Не тебе при личной встрече намекнула. Нет. Принесла в суд, когда поняла, что перегнула. Когда развод стал ну совсем нежелательным. Когда ты заговорил-таки об имуществе. Специально сделала это, когда ты не ждал. Специально, чтобы ты ох*ел.

— И я ох-х*уел, — Стас хмыкнул. Будь здесь Даша — ни в жизни не позволил бы себе вот так шутить, а с Артемом можно было. Обо всем. Всегда.

— Да я помню… В общем, эта… Дина должна за все ответить.

Стас опять не ответил, просто кивнул. Должна. Иначе до нее не дойдет. Да и так — не факт.

Вспомнил, что почувствовал, когда все окончательно убедились — справка липовая… И на корне языка снова та же горечь. Полного разочарования и непонимания. Как… Как можно такое творить? А главное — зачем и за что?

В тот день он ушел в спальню, попросил Дашу дать ему немного времени. Просто сидел, смотрел в точку перед собой. И не испытывал ни облегчения, ни сожаления. Даже думать особо ни о чем не мог, за временем не следил…

Опомнился, когда услышал странные шорохи под дверью. Вышел, а на полу сидит Дашка. Обняла колени руками, прижалась виском к стене, глаза закрыла. Немного бледная… Видимо, и потревожить боялась, и самого оставить не могла.

Стас тогда улыбнулся, сел рядом, как когда-то давно, еще на съемной квартире, когда пришла после разговора с Богданом, обнял, позволил положить голову на плечо, скользнуть пальцами по шее, зарыться в волосы…

— Все хорошо, Носик. Все правда хорошо… — Стас искренне тогда сказал, она кивнула. И больше тема Дины в их доме не поднималась. Никогда.

Стас мотнул головой, выныривая из воспоминаний, покрутил ручку между пальцами, глядя задумчиво сначала на нее, а потом на Артёма, снова начал писать, поставил точку, запустил лист по столу к другу, у которого с реакцией все было хорошо — поймал, развернул, прочел.

«Хочу твоего благословения».

Дважды. Потом хмыкнул, глянул на друга.

— Я не отец. Благословлять должен не я, — и вернул лист, как бы отказывая. Но на сей раз Стас не кивнул. Развернул лист, снова стал писать, снова отправил другу по столу.

«Я не как у отца. Как у брата хочу».

— Никто не просит благословения у брата, Волошин. Прекрати. Да и вообще… Если ты думаешь, что я настолько сволочь, что после всего буду ставить вам палки в колеса, то ты совсем меня не знаешь, — Артём сказал вроде бы спокойно, но оба знали — его это действительно задевает. Вот только… Интерпретация неправильная. Совсем.

На сей раз Артем уже не возвращал лист, Стас взял следующий. Снова писал, на сей раз дольше. Дальше… Не отправил по гладкой древесине столешницы, а взял в свои руки, перечитал…

«Я просто хочу, чтобы ты знал. И не сомневался. Если бы не Даша — я остался бы куском мяса. И это не очень фигурально. Потому что, когда я проснулся, я чувствовал себя именно так. Кусок мяса с похмельной башкой, который ни лыка связать не может, ни рукой пошевелить толком, ни на ноги встать. Меня накрыло такой паникой, как никогда в жизни. Будто проснулся… И попал в тюрьму… И никто не обещает, что я из нее когда-то выйду. А потом эта санитарка с жалостливым пересказом. И я… Она о Дине рассказывала, что та ушла, хлопнув дверью, а у меня мозги набекрень и я подумал, что о Даше. И вот тогда, мне казалось, я даже умер. Потому что Даша имела право так сделать. Имела право испугаться, отказаться, бросить… Вы все имели. Но я без нее уже не смог бы.

Когда у нас с ней все начиналось, я же боялся, что полюбить так, как она любит, не смогу, Тём. А тогда… Тогда подумал, а как можно ее не любить? И жить зачем, если не чтобы ее любить?

Позже никак понять не мог, почему она ко мне ходит? Думал, просто потому, что жалко, а она ведь добрая. Каждый раз ждал, что скажет — это наша последняя встреча. Сейчас пишу — и волосы дыбом, потому что как вообще мог так думать?

Но вы все тогда так смотрели на меня, что мне и самому было больно. Я тонул. Я паниковал и задыхался. Я не мог собраться. И даже за нее цепляться не мог, потому что думал… То, что думал. И я знаю, что вы не хотели зла. Но и я не хотел стать для вас обузой.

А потом… Она пришла ко мне, рядом села — я попросил. Устал ждать неизбежного. На следующий день планировалась выписка, и я понимал, что вот он — последний раз, когда я ее вижу. Думал, ей так легче будет начать разговор. Она скажет, что должна сказать, сердце облегчит себе. А я… Очень хотел с ней попрощаться.

Но Дашка… Она как-то поняла. Черт его знает, как… Что я сдаюсь. И не дала. Сказала, что отвоюет. И разом все на места встало. А еще стало невыносимо стыдно, что я мог о ней думать такое. Что мог перепутать, где Дина, а где Даша. Потому что уйти — это Дина. А бороться — это ведь Даша. Всегда Даша.

Она никогда не узнает, но хочу, чтобы ты не сомневался, Тём. Самую большую ошибку в своей жизни я совершил в ночь перед свадьбой. Я совершил, а она исправила. И еще одну, когда приписал ей Динины слова. Но и тут она исправила. А я… Без нее уже не смогу.».

Положил на стол, повел по нему медленно, прижимая к дереву, развернул перед Артемом, внимательно смотрел, как друг читает, потом поднимает взгляд… Раненый и злой.

Не потому, что злится, просто… Вот такая у него боль — злая.

— Говно ты, Волошин. И тебя не оправдывает, что мозг работал плохо. Не имел ты права в ней сомневаться. Не имел. И только попробовал бы, я тебя… Я тебя сам бы грохнул. Видишь же, что она права была? Видишь же, любит тебя, имбецил ты драный.

— Вижу. Я люблю ее, Тём, — слово «люблю» получилось без заминки. Он тренировался. Не для признания Артёму, но и тут пригодилось.

— Я знаю, что ты ее любишь. И что она тебя любит знаю. И что я вел себя тоже, как говно, знаю. Но какие благословения, Волошин? Я уже сто раз понял, что ошибался. И как ошибался тоже понял. Женитесь, любитесь, детей заводите. Только живи, бл*ть. А эту херь мы сожжем. Потому что, если Дашка увидит — сама убьет.

Артём не ждал от Стаса ответа, потянулся за зажигалкой, которая по старой памяти так и лежала у кофемашины, подошел к раковине, поджог над ней. Оба смотрели, как пламя съедает сначала буквы, а потом и просто белый лист.

— Крестным пойдешь? — после чего резко тему перевел. Стас, кажется, даже не сразу понял, о чем речь. Во всяком случае, нахмурился чуть, глянул с сомнением. — У нас с Лилей пацан будет. Хотим Стасом назвать. И тебя в крестные. Только если согласишься — благословлю.

Артем старался говорить как можно суше. Хоть и сам прекрасно понимал, что содержание-то за тоном не скроешь.

Стас улыбнулся, кивнул, снова за листом потянулся.

— Нет. Волошин. Ртом давай. Нехер бумагу портить.

— Я не п-портить с-собирался… — сказал опять немного с заминкой, волнуясь.

— Я больше жечь ничего не буду.

— Больше и не нужно, — а следом совсем гладко. Так, как раньше. — Спасибо, Тём. За все.

— Прости, Лиля! Прости! Я знаю, что опоздала, но прости! — Даша залепетала с порога, сложила руки в молитвенном жесте, а на лице такое искреннее сожаление, что не простить может лишь самый черствый человек, коим Лиля не была.

Но для виду позволила себе окинуть золовку хмурым взглядом, поджав губы, языком цокнуть, головой покачать, потом же… Обнять, разражаясь смехом.

— Брось ты, Носик. Я давно смирилась. Ты и пунктуальность — вещи несовместимые. Зато в тебе много других хороших качеств.

— Например? — Лиля отпустила, отступила на два шага, позволяя Даше войти в квартиру, закрыть за собой дверь, разуться…

Окинуть взглядом дом брата, в котором… Даже вспомнить не получится, когда была в последний раз. Еще с Богданом, кажется, когда узнала о причинах кризиса в тогда казавшейся стабильной паре Волошиных.

Столько времени прошло… Столько воды утекло… Столько пота… Столько крови…

— Чего застыла, зайка? — Лиля заметила этот задумчивый взгляд, следила за Дашей с привычной мягкой улыбкой на устах, держала руки на груди…

— Вспоминаю просто… — Даше же и ответить-то толком было нечего, ведь перед глазами картинки косяком.

«— А у тебя как дела?

— Все хорошо, спасибо. Пломбы, бормашины, человеческие стоны… Все, как я люблю…

— Замечательно, Носик. Рад за тебя…

— Она Дарина, Стас. Да-ри-на. Почему вы ее вечно «Носиком» зовете? Будто пять лет человеку, вот честно…».

«— Не по залету хоть?

— Ну у кого-то ведь должны быть залеты, правда?».

«— Идем курить, Носик…».

«— Когда свадьба?

— Не знаю пока. Мы не решили. С датой позже определимся, заняты пока…

— Заняты… А трахаться-то хоть успеваете или тоже заняты?».

«— Восемь лет женаты. Детей нет. Она не хочет. Говорит, заняты… Некогда.

— Всему свое время. Когда придет ваше — все будет.

— Чтобы пришло наше — нужно шанс давать. А она просто не хочет. Ребенка от меня не хочет. А ты хочешь, Даш? От Богдана… Ну, хочешь?».

— Эй, Даша… — видимо, воспоминания проносились не в голове, а на лице, потому что Даша будто опомнилась, когда Лиля вновь подошла, взяла ее руки в свои, заглянула в глаза… — Ты чего, зайка?

— А если бы я тогда не приехала, Лиль? Если бы побоялась? Или… Или приехала бы с Богданом? Не вышла с ним во двор? Если бы… Если бы он не написал… Если бы струсила…

Лиля наверняка не понимала и десятой части вопросов, которыми Даша сыпала, но это не помешало ей найти нужный ответ.

— Все было бы точно так же. Если суждено, Дашуль, люди мимо не проходят.

Несколько секунд Даша смотрела с сомнением, а потом кивнула.

— Ты прости, что я так с порога гружу тебя своими… Даже мыслями не назовешь ведь. Так — обрывками. Я же не для того приехала. Ты лучше рассказывай…

По официальной версии Лиля позвала Дашу, чтобы получить ответы на те вопросы по беременности, которые ее уже мучали. На замечание с опаской, что она стоматолог, а не гинеколог, да и сама-то не рожала, Лиля отреагировала категорично: «Врач? Врач. Сойдет». И пусть концептуально Даша была не согласна, но отказывать, как ей казалось, права не имела. В конце концов, никто ведь не тянул за язык, когда она обещала, что готова на все!

Эта разлука со Стасом, как и любая другая, воспринималась Дашей болезненно, но… Нужно было тренироваться, привыкать, учиться жить «в мирное время», к которому они шли семимильными шагами.

— Тогда руки мой и на кухню проходи, Дашуль…

Лиля распорядилась, Даша исполнила. А когда зашла на кухню, ее ждала сидевшая за столом Лиля, а еще стакан, бокал, бутылка красного вина, пакет апельсинового сока, тарелка с виноградом и сыром.

— Это что, Лиль? Да зачем ты заморачивалась? Я же ненадолго совсем… Обсудим все, что тебя волнует, я посоветую, если что-то знаю, а потом мне к Стасу надо. Я пить не могу, я на машине…

Даша так искренне начала оправдываться, что Лиля даже не успела обидеться на «я же ненадолго совсем», хотя в последнее время обид у нее было огого сколько — на каждом углу, даже, бывало, на себя…

— Сядь, Носик. Для начала…

Продолжая улыбаться, Лиля указала на стул, предназначенный для Даши, та опустилась, тяжело вздохнув.

— Я правда не буду, Лиль… Не обижайся, пожалуйста, но не буду…

— Будешь, зайка. Будешь. Либо ты, либо я. То есть, выбора нет.

Только Лиля не слушала. Бутылку, уже без пробки, наклонила, наполняя бокал, поставила, себе сок налила, сделала несколько жадных глотков.

— Пей и плачь, — не рассчитала силу, не собиралась, но опустила стакан на стол со стуком. Получилось громко — Даша даже вздрогнула. Правда, больше не из-за стука, а потому что… Вот уже почти три месяца постоянно натянута, будто струна. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не может без опаски. Вечный страх во взгляде. Так ни разу толком и не выплаканный перенесенный и переносимый стресс. До сих пор дрожащие руки. Бледная. Худая. Вроде бы счастливая уже, но все же…

— В смысле?

— Пей и плачь, Даш. Что не ясно? Начинай…

— Я не могу, — такой растерянный взгляд, что Лиле бы впору вновь рассмеяться, но она не может.

— Значит, я начну. А ты подхватишь, — шмыгает носом, моргает пару раз, глядя чуть выше Дашиной головы, потом смотрит прямо в глаза. — Ты столько пережила, зайка. Столько вынесла. Даже мне больно, хотя я-то вам кто? Так… Мимо проходила. А вы-то… Вы… Если меня спросят когда-то, что я знаю о любви, Дашка… Клянусь, я первой тебя вспомню. И если о смелости спросят… И если о силе…

Даша застыла, слушала… И почему-то забывала дышать. Мозг отказывался работать хоть сколько-то продуктивно. Тупил нещадно. И Даша вместе с ним.

— Ты чего, Лиль? — она только и смогла, что потянуться к руке невестки, взять в свои, одной держать, а другой гладить…

— Жалко мне тебя… Очень жалко, зайка…

— Не надо меня жалеть, ты чего? — теперь уже Даша улыбнулась, кажется, наконец-то начиная понимать… — У нас все хорошо будет… Ну чего ты, в самом деле?

— Ты пережила столько из-за этой… Из-за этой конченой… — Лиля даже имя бывшей жены Стаса выдавить из себя не смогла, а Даша снова улыбнулась. Потянулась таки к бокалу, сделала один глоток… Потом еще один… И третий… Поставила, улыбнулась, снова взяла руку Лили в свою.

— Но я ведь отвоевала, Лиль. Понимаешь? Отвоевала…

Они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Обе блестящими глазами. Лиля — от непролитый слез, Даша — от внезапно проснувшейся эйфории, а потом как-то синхронно потянулись друг к другу, встретились ровно посерединке лбами и дружно же рассмеялись, мешая смех и слезы.

— Отвоевала, зайка. Отвоевала.

Артем вышел на балкон Дашиной квартиры, окинул его взглядом, думая, может ли здесь быть сигаретная заначка и если да, то где… Пошарил, где достал рукой, но запрещенки не обнаружил.

Хмыкнул мысленно — дважды. Первый «хмык» был посвящен тому, что Волошин таки каблучара, второй… Что это и правильно.

Открыл окно, сделала глубокий вдох, глаза закрыл, прислушался… Зима на носу… Даже не верится. Осень мимо пронеслась, измотав их так, что век не забудешь. Но пронеслась… И слава богу.

Следующая будет лучше, он не сомневался.

Глянул на часы — одиннадцать, присел на кресло, которое Даша тут держала, закинул ноги на столик рядом с креслом, набрал Лилю…

— Алло, привет, — говорил тихо, боясь разбудить Стаса, которого Дотка и разговоры ни о чем умаяли куда раньше, чем в их то ли давно минувшей, то ли еще вчера пробегавшей мимо юности.

— Привет, — Лиля ответила тоже шепотом…

— Ну что вы там? — и достаточно было услышать ее голос, а на губах — улыбка. Магия какая-то.

— Наплакались, наклюкались, спим… — Лиля ответила лаконично, а в ответ получила тихий смешок мужа. — А вы?

— Не плакали. Не клюкались. Но тоже спим…

— Ну спите тогда, Носик проснется завтра, бушевать будет. До последнего клялась, что домой на такси поедет… Боевая такая у вас…

Лиля сказала вроде бы с возмущением, но напускным. Артем же снова улыбнулся. Боевая. Ни дать, ни взять боевая.

— В маму пошла…

— Никогда бы не подумала, Тём. Вот честно. Всегда как-то… Другой ее представляла что ли, а тут…

— Все другой представляли, а тут…

— Ты чего дразнишься, Красновский? — он вроде бы не собирался «дразниться», но настроенный на обиды, особенно касаемо мужа, мозг сработал именно так.

— Не дразнюсь я, Лилька. Мне просто… Легче сегодня стало как-то…

— Почему легче?

— Все хорошо будет.

— В смысле?

— Просто поверь — все хорошо будет. Чувствую…

Лиля не поняла, но и допытываться не стала, попрощалась, скинула. Тихонько зашла в гостевую спальню, где Даша сладко спала, легко улыбаясь, присела у кровати, заглянула в лицо — умиротворенное, спокойное, снится что-то приятное, наверное, плед накинула на плечи, на цыпочках прокралась к выходу…

Артем же вернулся в спальню, опустился на пол рядом с кроватью, на которой, спиной к нему, вроде бы спал Волошин, запрокинул голову, прикрыл глаза…

— Если бы я тогда знал, Стас, чем дело кончится — я бы не мешал. Честно…

Себе сказал больше, а когда сам же себе поверил, понял, что на душе стало легче.

— Мы наверстаем. — Не ждал ответа. А когда получил — усмехнулся. Потому что в стиле Волошина. Потому что бесит своим спокойствием. Потому что… Прав.