Я тебя отвоюю

Глава 31

Первый же день вынужденного заточения доказал, что просто сидеть дома — это не так уж и просто. Нужно было постоянно чем-то себя занимать, а все занятия, как назло, будто прятались по углам.

Дергать Стаса из-за того, что сама заскучала, Даша не хотела, а больше «дернуть» ей было некого.

Поиски занятия закончились ноутбуком и запойным чтением профильных статей, которым все как-то не хватало времени в жизни ударившейся в практику Даши, зато теперь — раздолье…

Некоторые ссылки она даже отправила своему диджитализированному отцу, за что получила искреннюю благодарность и вопрос с удивлением, почему вдруг посреди дня?

Что ответить Даша не знала, поэтому просто отшутилась. Очень надеялась, что Артём не станет посвящать родителей в те подробности, которыми поделился с ним еще трезвый или уже пьяный Стас вчера. Почти так же отчаянно, как на то, что ситуацию с Диной получится разрулить благополучно.

Вечер они со Стасом скоротали за разговорами, половину ночи — не за сном. Утром Стас отправился на работу, взяв приготовленный Дашей список необходимого, а она… Опять с остервенением занялась придумыванием занятий для себя. Волошин не просил, но Даша помыла окна, победила легкую желтизну белой плитки в ванной там, где по ней стекает не лучшая вода, приготовила пирог по маминому рецепту из детства, на который уже лет пять все никак не находила времени и вдохновения… Снова что-то читала. Последний час, когда Стас написал, что скоро выезжает, тупо сидела на кухне, даже не включив свет, «наслаждаясь» тиканьем часов.

Когда переступил порог, почти сразу засек, что Даша не в лучшем настроении.

— Давай, Дашка. Говори.

Дал добро, позволяя не сдерживаться, хотя Красновская понимала — стоило бы.

— Меня бесит, что из-за какой-то истерички в клетке должна сидеть я.

Выпалила на одном дыхании, и почти сразу пожалела. Не удосужилась ни подбором слов, ни деликатных формулировок. Стаса это, кажется, не обидело, но задуматься заставило. В тот вечер он вел себя даже для него непривычно задумчиво, а перед сном шепнул, что принял к сведенью и подумает, как скрасить ее заточение.

До чего додумался стало понятно на третий день, когда он снова ушел на работу, Даша осталась одна, засела за книгу, даже умудрилась увлечься. Далеко не сразу поняла, что в дверь звонят. Причем давно. Причем настойчиво. Причем не в соседскую.

Первыми в голову, конечно, полезли не самые приятные мысли, но потом… Вдруг Стас забыл ключи? Вдруг и сам взял отгул? «Вдругов» была масса, поэтому к входной двери Даша шла, вовсю улыбаясь. Но совсем не ожидала, что откроет глазок, посмотрит, а там…

Вера Андреевна. Его мать.

На панику Даша отвела себе полминуты. Бросила взгляд в зеркало, успела мысленно застонать — потому что одета совсем по-домашнему. Без засаленных халатов и рваных ночных сорочек, но все равно как-то… На голове пучок, который Даша тут же распустила — хотя бы волосы не подвели — рассыпались по плечам вполне прилично. Моментально взмокшие ладоши Даша постаралась привести в порядок, скомкав бока хлопковых штанин, голос — прокашлявшись, лицо — с помощью нескольких тренировочных улыбок, потом же прыгнула в пропасть, как самой казалось, один за другим отщелкивая замки.

— З-здравствуйте, — приветствие у Даши получилось с заминкой, а улыбка механической — такой же, как во время «тренировки». И дело не в том, что она была не рада видеть мать Стаса, или что та сходу дала понять, что в новом амплуа когда-то соседскую девочку принять не готова, а просто… Даша каждый раз нервничала при мысли, что рано или поздно ей придется заново знакомиться с Волошиными. И каждый же раз откладывала мысли о том, что стоит сказать ей, в чем заверить, за что оправдаться… Сейчас же оказалось, что откладывала зря, потому что его мать на пороге, а в голове совсем пусто.

— Здравствуй, Даша, пустишь? — Вера Андреевна же улыбается… Так, что сердце отзывается знакомой протяжной трепетной болью — это ведь Стасова улыбка. Она говорит довольно тихо, смотрит дружелюбно, держит в руках картонный пакет с эмблемой кондитерской, которую так любит Дашина мама… Видимо, не только она.

— Да, конечно! Что это я? Господи… Извините…

Даша опомнилась не сразу. А когда поняла, что стоит в двери, не спеша снять руку, отступить, пропуская гостью, так и вовсе покраснела до корней волос.

Только Вера, кажется, не обиделась. Рассмеялась, махнула рукой, зашла…

Поставила пакет на тумбу — очень аккуратно. Потом пробежалась взглядом по прихожей…

Пусть эта вряд ли была «инвентаризация» способностей невестки — выметена ли паутина из углов и достаточно ли скрипуч пол, но Даша все равно напряглась.

Путешествовала взглядом следом за мамой Стаса и подмечала непозволительные, как вдруг начало казаться, вещи… И обувь стоит не совсем ровно, и дверца шкафа чуть приоткрыта. А на дверной ручке в кухню и вовсе висит ее резинка для волос…

— Хорошая квартира, да, Даш? — но Вера Андреевна вряд ли это замечает… Или делает вид, что не заметила. Потому что оборачивается к Даше, улыбается, спрашивает опять ласково…

Позволяет Даше окончательно вспомнить истину из детства — у них со Стасом Волошиным совсем разные мамы. Разные, но обе лучшие на свете.

— Да. Очень… — новая попытка взять себя в руки была куда более удачной. Даша закрыла наконец-то дверь, собралась с духом… — Если не ошибаюсь, Стас искал быстро, но выбрал… Очень достойный вариант.

— Своя лучше, конечно. Но… Не все в жизни так, как хотелось бы, — Вера говорила спокойно, вновь взяла в руки пакет, а потом протянула его. — Ты, наверное, удивлена, что я явилась к вам без предупреждения… Просила Стаса тебя набрать, но он, видимо, забыл… Или не захотел. Но я к тебе заново знакомиться, Даш… И развлекать… Насколько хватит умений… А это нам к чаю. Если память не подводит, ты любишь шоколад…

Даша слушала с затаенным дыханием, а когда Вера закончила и снова расплылась в улыбке, закивала. Наверное, с куда большим энтузиазмом, чем обычно кивает сын-молчун.

— Ты не против, если я руки помою?

— Да! Да, конечно! Вы простите меня, Вера Андреевна! Я просто… Растерялась что-то…

Даша понеслась на кухню — поставила пакет на стол, потом вновь в коридор, клацнула выключатель света в ванной, отругала себя мысленно… Будто Волошина сама с этим не справится… Приложила похолодевшие руки к пылающим щекам…

— Не волнуйся, Дашенька. Я тебе не враг. И нотации читать не стану. Просто чаю выпьем, поболтаем, да? И ты мне покажешь, как вы тут устроились…

Проходя мимо, Вера Андреевна провела по Дашиному плечу, даря еще одну ободряющую улыбку, а потом скрылась в ванной.

Даша же наконец-то сфокусировала взгляд на зеркале, висевшем четко напротив. Сердце продолжало выскакивать из груди, в ванной журчала вода, а она схватила телефон, открыла переписку со Стасом, напечатала кровожадное: «Волошин!!! Ты — труп!», не сомневаясь, что он все поймет. Не подвел. Ответил почти сразу — чередой смайлов-скобочек. И вдогонку: «Все будет хорошо, Носик. От них я точно не вижу смысла тебя прятать».

— Чайник ставим, зайка? — а когда Вера вышла, Даша уже и сама вовсю улыбалась, пялясь в экран.

— Очень вкусно, Вера Андреевна! — после того, как руки были помыты, чайник вскипел, черный чай с бергамотом разлит по чашкам, а пирожные выложены на блюдце, две давние знакомые, которым сегодня предстояло знакомиться заново, устроились за столом.

Даше все никак не удавалось окончательно взять себя в руки, аппетит пропал напрочь, но и не попробовать гостинец она не могла, а когда попробовала — не пришлось ни приукрашивать, ни фантазировать.

— Я рада, что угодила, Дашенька. Правда… — и первая «победа» была у Даши в кармане — своей непосредственной реакцией она вызвала доброжелательную улыбку. Сама Волошина не спешила набрасываться на принесенное угощение. Видимо, тоже волновалась. Или просто куда интересней было потратить время на то, чтобы подметить как можно больше. В той девочке-Носике, которую знала вроде бы с детства, но никогда бы не подумала, что как-то раз она станет для их семьи чем-то большим, чем милый соседский ребенок. — И называй меня Верой. Мне так точно проще будет. Надеюсь, тебя тоже не затруднит…

Даша поколебалась с секунду, потом же кивнула. Ей в принципе хоть как-то обращаться к Волошиной было неловко. Но если просят…

— Хорошо… Вера, — Даша улыбнулась, произнесла довольно уверенно, сделала глоток из чашки… Понятия не имела, о чем сама может заговорить, поэтому больше ждала вопросов. Боялась выглядеть глупо, если бросится сходу оправдывать себя и Стаса за то, к чему и по какой дорожке они пришли. Но как не броситься — тоже не знала.

— Стас не объяснил мне толком, но я так понимаю, ты скучаешь здесь из-за того, что Дина что-то учудила? — Вера спросила спокойным тоном, чуть склонила голову, глядя в лицо Красновской довольно пристально. Так, что Даша могла и не отвечать — «да» читалось в моментально опущенном взгляде и таких же уголках губ.

— Она никак не хочет его отпустить. Искренне верит, что Стас перебесится и вернется…

— Меня всегда поражало, как можно настолько не понимать человека, с которым живешь… — Вера произнесла задумчиво, проводя пальцем по каемке блюдца, на котором стояла ее пока не тронутая чашка.

— Она ведь и вас не оставляет в покое, да? — Даша понимала, что задает, пожалуй, не самый корректный вопрос, но, в конце концов, у нее ведь может и не выпасть больше такого шанса, а видеть полную картину было крайне важно.

Вера ответила не сразу. Сначала одарила задумчивым взглядом, потом еле-уловимой грустной улыбкой, потом кивком.

— Да. Ищет поддержки… Просит помочь сохранить семью…

— Так нечего сохранять. Вы же понимаете это… — Даша не сдержалась — перебила. Уставилась в стену напротив, понимая, что ее взгляд и голос сейчас вряд ли настолько спокойны, как того хотелось бы.

Демонстрировать вероятной свекрови, что ее сын меняет одну истеричку на другую — последнее, чего хотелось Даше, но… Когда речь заходила о Дине сдерживать себя было крайне сложно.

— Понимаю, конечно, — Вера проигнорировала тон или просто восприняла его, как норму, накрыла своей ладонью руку Даши, ответила спокойно. — Я знаю далеко не все, Даш. Но даже того, о чем осведомлена, достаточно, чтобы не сомневаться — Стас все делает правильно. Может даже запоздало, но правильно.

Два взгляда снова встретились. Уверенное спокойствие Веры будто тушило в Даше пожар гнева. Не больше минуты, легкие поглаживания мизинца большим пальцем, молчаливый диалог, в котором Даша будто делится всеми своими мыслями насчет еще жены Волошина, а Вера отвечает «я все понимаю, девочка»… И становится легче.

— Я могу попросить вас об одолжении? — Даша поймала себя на мысли, что ощущать на своей руке руку вроде как постороннего человека, очень уютно. Поэтому, когда Вера сняла свою, возвращаясь к игре с каемкой блюдца, почувствовала легкое разочарование. Задала вопрос, дождалась кивка, закусила на мгновение губу, давая себе же шанс одуматься… Но нет. — Если я когда-то начну вести себя с ним хотя бы немного… Хоть самую малость так, как Дина… Скажите. Он не заслуживает того, чтобы еще раз пережить подобное.

Даша говорила искренне. Не потому, что хотела понравиться, продемонстрировать свою самоотверженность в любви к сыну Веры, не чтобы с порога показать, насколько она «не такая», насколько Стасу повезло встретить на жизненном перекрестке именно ее. Она просто делилась своим огромным страхом и очень надеялась на то, что ее просьбу исполнят.

— Я никогда не лезла в жизнь своего ребенка, Дашенька. Во всяком случае, пока сам не попросит. А он, как ты знаешь, просит крайне редко…

— А то и вовсе никогда…

Даша тихо прокомментировала, Вера вновь улыбнулась.

— Да. А то и вовсе никогда. И я даже не знаю — плохо это или хорошо. Для меня это данность, которую уже не изменить. Он с детства был чертовски самостоятельным. Никогда не спрашивал, что я думаю насчет… Избранниц. И насчет Дины тоже не спрашивал. Тем более, насчет тебя…

— А что вы думаете?

— Я не буду вдаваться в подробности. Это все же мои материнские размышления, но скажу одно: тогда сердце было не на месте, а сейчас мне спокойно. Очень жалко тебя, потому что… Это, наверное, сложно. Я ведь никогда не оказывалась в подобной ситуации. И врагу не пожелала бы. Но мне, как матери, спокойно. И ты зря беспокоишься. Я помню тебя с самого детства… Ты была очень светлым, добрым ребенком. Так хотела стать для Стаса с Тёмой чем-то большим, чем просто мешающаяся под ногами кнопка. Ты так самоотверженно бросалась каждый раз доказывать, что взрослая, достойная, а потом… Так горько плакала, если отвергали…

Вера говорила, а у Даши сердце сжималось. Впервые кто-то взрослый говорил о том, что она сама считала своей страшной тайной.

— Мы с Соней пытались их вразумить, но это ведь мальчики… Не понимали. А ты… Только храбрый человек с огромным сердцем мог каждый раз с тем самым рвением бросаться в бой за исполнением мечты, еще помня, как больно бьют провалы.

Вряд ли Волошина хотела слез, но они сами выступили на Дашиных глазах. Всколыхнув те чувства, которые, кажется, не остались в детстве, а хранились в душе все это время. Даша постаралась утереть их быстрее, чем начнут скатываться по щекам каплями.

— Ну вот. Расстроила тебя… — Вера сказала с искренним сожалением. Сама потянулась к Дашиной щеке, вытирая одну из дорожек — которую Даша не успела поймать.

— Нет, вы не расстроили, — Даша же мотнула головой, прокашлялась, приказывая себе собраться. — Наоборот. Я… Я как-то думала, что это все моя глупость, а вы перевернули все…

— Что в этом глупого-то, зайка?

— А прийти к нему перед свадьбой — разве было не глупо?

— Глупо было бы не прийти, Дашенька, если сердце просит. Никто не будет за нас бороться за счастье. Вода никогда не затечет под лежащий камень. И не приди ты тогда… Сейчас мы не сидели бы на этой кухне. Мне бы не за что было сказать тебе спасибо. Мне бы не было так спокойно на душе, когда мой сын переживает слишком сложный развод. Я очень тебе благодарна, девочка, потому что… — на сей раз голос сорвался уже у Веры, но она оказалась куда сдержанней. Просто сделала паузу, горло прочистила, улыбнулась, продолжила. — Потому что ты не могла придумать момент лучше, чтобы появиться в его жизни. Он летел носом по покосам, а ты подстелила соломку. Он падал с обрыва, а ты подхватила и понесла вверх. Не знаю, откуда у тебя крылья такого размаха, но девочка… Я очень тебе благодарна. И такой, как Дина, ты не станешь. Чем сложнее наш путь к счастью — тем оно ценней. А твой был сложный, я почему-то не сомневаюсь.

Даша не поняла толком, когда перестала дышать. Просто слушала, смотрела, затаив дыхание, боясь даже колебаниями воздуха сбить Веру с мысли. Видя в ней не попытку сказать то, что Даше хотелось бы услышать, а правду, какой ее видит старшая Волошина.

— Я его очень сильно люблю. Очень.

А когда пришла пора ответить, сказала единственное, что всегда лежало на поверхности мыслей и на глубине души. Тоже искренне. Тоже не потому, что Вера хотела это услышать, а потому, что это правда.

— Я не сомневаюсь, Дашенька. Иначе ты не влезла бы в это все.

— И не жалею, что влезла.

Вера не сдержала улыбку. Смотрела на Дашу и действительно видела все того же ребенка — отчаянного в своей правдивости, искренности и силе чувств. Таким сложно жить, но именно они делают этот мир чуточку лучше. Именно они вращают нашу Землю.

— Просто знай, зайка, вы всегда можете на нас рассчитывать. Стас не обратится, но ты знай — мы всегда за вас, поможем и поддержим. И если нужно с чем-то воевать — у вас есть тыл. Не бойтесь опереться.

Даша не нашлась, что ответить, поэтому просто кивнула. Но кивка Вере было достаточно, чтобы решить: тяжелая часть разговора окончена, а дальше… Дальше можно просто любоваться той, которую сын пусть с непозволительным опозданием, но наконец-то рассмотрел.

Даша с Верой знатно засиделись, заболтались, завздыхались. Немного вспоминали детство — Даши и Стаса. Вера делилась своим взглядом на определенные моменты той их, будто прошлой, жизни, Даша то и дело краснела до горящий ушей, потому что рассказы-то касались ее…

Волошина-старшая несколько раз поглядывала на часы, охала, что засиделась и наверняка утомила Дашу… И оставалась. Потому что не утомила. И не засиделась.

С ней снова, как в детстве, было легко, просто, приятно, душевно, тепло.

Пришедший около семи Стас застал их опять на кухне. Поужинали уже втроем, потом Волошины оставили Дашу саму — Стас завозил мать домой, а когда вернулся…

Надеялся, что Даша к тому времени уже чуть успокоится, но получилось иначе — она набросилась на него с рассказами о том, какая у него мама… Ну какая все же мама! Лепетала без умолку, не оставляя ни на минуту — исключение сделала только для посещения уборной, да и то… Стас чистил зубы и слушал, как из-за двери Дашка продолжает пересказывать ему все новые и новые впечатление от прожитого дня.

Это не раздражало — скорей умиляло. Ведь значило, что его план оказался вполне жизнеспособным. После Дашиного замечания о том, что квартира для нее — клетка, он долго ломал голову над тем, что в его силах. Решение же, оказывается, лежало на поверхности. Мать не отказалась прийти в гости. И даже не обиделась, что он не предупредил Дашу. Понимала — так Красновская извелась бы в ожидании «генеральной инспекции», а без предупреждения получилось очень даже неплохо.

Стас привычно не спрашивал у матери, что думает насчет сложившейся ситуации, но по тому, какой довольной была Вера, понял — тандем сложился.

Судя по Даше тоже. И теперь опасно лишь то, что сложиться он мог слишком хорошо.

— Стас… Нас волнует твое упрямство, и мы решили…

Уже ночью, когда свет в спальне был потушен, и неплохо бы поспать, Даша все не унималась. Устроилась сверху, уперлась руками в его грудь (будто это могло его сдержать, реши он «сбросить власть»), начала тираду серьезным, твердым голосом.

Благо, не уловила, что его губы дрогнули в улыбке — и из-за этого многозначительного «нас волнует», и от тона.

— Что вы решили? — он накрыл ладонями голые коленки, поглаживая кожу, пробежался по бедрам, сжал ягодицы. Снова усмехнулся, когда Даша убрала руки с его груди, попыталась отцепить пальцы от мест, не больно-то вяжущихся с серьезными беседами. Не получилось.

— Ты должен пройти полное обследование. Бессонница, нервы, головные боли, ты куришь, как паровоз…

— Это все пройдет, когда я решу свои проблемы.

— Нас этот ответ не устраивает. Мы решили…

— Дашка… Ты видишь в моей спине топор? — с каждым ее новым серьезным словом настроение Стаса становилось все более игривым. Ему не хотелось обсуждать то, что настойчиво предлагала Дарья, поэтому он попытался свести все к шутке.

— Нет, — она же наконец-то отлипла от его рук, которые никому вроде бы не мешали — просто гладили попу, проводя излюбленную терапию, которую ни один врач не пропишет, сложила их на груди, глянула угрюмо.

— Ну вот. Значит, я здоров. Если не смогу спать на спине, начнут рваться пиджаки, почувствую дискомфорт между лопаток — обязательно схожу к врачу…

Стас сказал, сохраняя серьезность. Даша несколько секунд просто смотрела на него, а потом не выдержала — ткнула больно в грудь, испытывая удовольствия от того, что смех Волошина чуть разбавляется шипением. И поделом.

Расплата не заставила себя ждать — Стасу понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с последствиями внезапного вражеского нападения, взять ситуацию в свои руки, скинуть-таки зарвавшуюся власть, зафиксировать своими локтями и коленями ее — брыкающиеся, прижаться лбом к ее лбу, чтобы и головой тоже не дергала… Переждать первый шквал попыток освободиться, а потом сменить натиск лба на лоб натиском губ на губы, раскрыть их, язык протолкнуть. Улыбнуться, когда укусит. Не сдаться… Дать добрых пару минут на сопротивление, а потом можно и руки чуть расслабить, снова улыбнуться, потому что они не начинают тут же пытаться отомстить, а ныряют под футболку, скользят по спине к плечам.

— Если мы решили, что «когда будет — тогда будет», Стас, то это не просто моя блажь… Ты обязан… Бросить курить, пройти врачей, нам нужно подготовиться… — пусть Даша, кажется, потеряла воинственный запал, но явно не до конца. Когда Стас оставил в покое губы, чтобы целовать уже щеки, подбородок, шею, Даша продолжила тираду — но уже шепотом и не то, чтобы больно требовательным тоном.

— «Мы решили» — это ты сейчас о вас с мамой опять или о нас с тобой?

— Стас! — Волошин сознательно нарывался. Поэтому, когда Даша ущипнула за кожу на боку, воспринял это стоически. За удовольствие надо платить. — Я не шучу вообще-то!

— Я услышал тебя, Даш. Услышал. Схожу на осмотр, когда будет возможность. Теперь мы можем сексом заняться?

— Ты такой дурак, Стас… — пусть слова были возмущенными, но Стас уловил все, что требовалось. Искорки смеха во взгляде, а еще руки, которые гладят там, где еще недавно щипали. — Я тебе о серьезных вещах, а ты…

— А я тебя хочу. Хотеть тебя — это очень серьезная вещь. Так что потом поговорим давай.

Можно было возразить, настоять, стребовать сначала расписку об исполнении обязательств и только потом тот самый секс, но Даша расслабилась еще на отрывистом «А я тебя хочу». Настолько, что даже не нашлась, что ответить. Просто опять потянулась к губам.