Я тебя отвоюю

Глава 41

— Который час, Стас?! — Даша нащупала бант на пояснице, потянула за одну из тесемок передника, расслабляя их, а потом и вовсе снимая через голову, бросая на стул, отправляя руки под холодную воду, чтобы потом ею же — уже с пальцев — обрызгать разгоряченное лицо.

— Половина седьмого, — а когда Волошин крикнет из спальни, охнуть, понестись в ванную, по пути долбанувшись мизинцем об угол тумбы, захныкать, дальше уже прыгая…

— Эй, ты чего? — пока Стас не поймает, обхватит скривившееся от боли лицо ладонями, посмотрит в полные слез глаза. Тоже вполне себе испуганным взглядом, между прочим… Но ему, вроде как, можно. Это ей строго воспрещено нагнетать…

— Долбанулась, — Даша то ли выдохнула, то ли прошипела, продолжая ощущать ту самую адскую боль.

— А бежала зачем? — меньше всего Красновской хотелось сейчас получать нагоняй, но выбирать не приходилось. Точнее выбор уже сделан. Принят, полюблен, отвоеван со всеми сопутствующими. Да и нагоняй, если не утрировать, такой себе… Вполне ласковый. Тянется к лицу, бодает нос носом, греет дыханием губы, целует нежно, не настаивая на ответе… И пусть палец не перестает напоминать о себе моментально, но однозначно становится легче.

— Опаздываем уже. Мы обещали быть у твоих к восьми, а потом ехать еще час! А я еще в душ так и не попала, голову не мыла, укладку не делала, панна котта у меня не застыла… Машину ты не откопал…

— Спокойно, Даш. Спокойно… — оказалось, список поводов для «поторопиться» у Даши огромный. Вот только, если задуматься… Ни одного уважительного. — Зная тебя, никто не ждет нас вовремя — это раз. А два… Куранты раньше полуночи ну никак не пробьют. Поверь. Я тридцать лет за этим слежу.

Даша фыркнула, ткнула Волошина в грудь, собиралась обойти с гордо поднятой головой шутника, но где там… Придержал за руку, снова к себе прижал, потянулся уже к уху, не к губам…

— Хочешь, пожалею, Носик? Как утром… Поцелую… В пальчик и не только… И не только поцелую тоже…

Он просто говорил, а у Даши по телу жар и нестерпимое желание одновременно сказать «да» и сбежать подальше — туда, где не будет видно, как краснеют щеки.

Ведь утром получилось замечательно. Впервые после попадания Стаса в больницу настолько хорошо, что Даша забылась. Четыре месяца все как-то не могла… Они пробовали, Стас старался, Даша старалась… Но расслабиться, совсем выбросить из мыслей все лишнее, не получалось. А сегодня то ли звезды как-то правильно встали, то ли солнечные лучи светили в окно под нужным углом, то ли чертов високосный год наконец-то махнул на свои же незавершенные каверзы рукой, отступая, но они оба остались довольны… И даже закрепили пройденное… И до полудня из кровати выбраться так и не смогли, зато потом…

Даша носилась по кухне, как угорелая. Стас то был во всем виноват, то самый лучший на свете. Она сама — то дурой, которая слишком много запланировала, то умницей, которая все успевает… И все эти полярные суждения фонтанировали из самой Даши практически без остановки.

Стас же… Снова делал вид, что он не то, чтобы особо разговорчив. Если быть честным с собой же, делал это больше по инерции и пользуясь особым положением. Потому что за последний месяц совершил самый настоящий, огромный, рывок в восстановлении речи. И теперь если и запинался — то изредка, когда сильно уставал или волновался.

Молча улыбался, следил за тем, как Даша копошится. Когда устал от постоянного мельтешения перед глазами и понял, что задачи раздавать Красновская не планирует, ушел в спальню, взял гитару… Сначала как всегда разыгрывался, потом уже играл. Не заметил, когда Даша перестала греметь кастрюлями, подносами и пиалами, оказалась сначала в дверном проеме спальни, глядя с нежностью и трепетом, потом забралась на кровать за его спиной, обняла руками поперек груди, ногами оплела бедра, прижалась ухом к лопатке, слушая, как бьется сердце… А еще, как он играет… Смотрела в окно, затаив дыханием, потому что там… Первый в этом году снег. В лучший из возможных моментов.

Позволила себе получасовой передых… Который подарил очередное их общее незабываемое мгновение… А потом обернулся еще большим опозданием… И Стас снова был во всем виноват… И самый лучший на свете.

— Я в душ, а ты одевайся, — но как бы ни хотелось, чтобы таки снова пожалел, как утром, но совсем наглеть они права не имели.

Сегодня их ждал первый настолько масштабный и ответственный праздничный всеобщий сбор. Новый год решено было отмечать на даче Красновских — только там поместилась бы вся та компания, которая должна была поместиться.

Софья и Алексей, Лиля с Артемом, родители Лили, Даша со Стасом, старшие Волошины, родительский норвич… Слишком солидно, чтобы ютиться в квартире. Слишком ответственно, чтобы опоздать…

— Не волнуйся, Дашка. Нам все простят, у меня индульгенция… — Стас подмигнул, сказал что-то не совсем для Даши понятное, отпустил… И можно было бы уточнить, но она помчала в ванную…

Стас же послушался — прошел в спальню, открыл шкаф… Когда-то Даша потеснила его манатки своими нарядами на съёмной квартире, а теперь пришел его черед. Но это не дело, конечно… В планах было все поменять. И квартиру тоже. Вообще планов у Стаса было много. Он даже сам себе удивлялся подчас — откуда только такое количество сумасшедших идей? И уверенность откуда, что каждую из них они с Дашей реализуют?

Стас хмыкнул, достал своими же руками отглаженные брюки со стрелками, опустил на кровать. Следом — рубашку. Поколебался несколько секунд, думая над галстуком, выбрал.

Окинул взглядом будущий комплект, кивнул своим же мыслям, как бы одобряя, подошел к комоду, достал коробочку, провел большим пальцем правой руки по темному бархату… Усмехнулся.

— Слушаешься, зараза… Слушаешься, — позволил себе короткий диалог с упрямицей-рукой, которая снова вела себя почти, как прежде. И пусть раньше он никогда не задумывался о том, какое это счастье — просто иметь возможность управлять своим телом — теперь упивался этими ощущениями с почти таким же пьянящим наслаждением, как своими чувствами к Даше. И ее ответными. Так ярко все ощущается только на контрасте.

Стас улыбаясь, открыл коробочку легким движением пальца, почти тут же захлопнул, положил рядом с брюками, стал одеваться…

— Тебе помочь? — Даша вылетела из ванной в двух полотенцах, будто запыхавшаяся… Одно на волосах чалмой, другое завязано на груди.

Пронеслась мимо Стаса к тому же комоду, открыла другой ящик, достала комплект белья, бросила на кровать (далеко не так аккуратно, как Стас клал свои вещи до этого), следом уже бегом к шкафу… Совсем не смотря под ноги, не удивительно, что мизинцы страдают.

На какое-то время Даша пропала за одной из створок, копошилась в шкафу… До Стаса доносилось только пыхтение и звуки щелкающихся друг о друга вешалок…

Потом на кровать полетело уже платье, Даша порывисто закрыла шкаф, подошла, застыла, несколько секунд скептически оценивая свой выбор, потом снова поднимая взгляд на Стаса, который стоял чуть сбоку, держал левую руку согнутой в локте, вертикально. Так, что расстегнутый пока манжет четко на уровне глаз, большой палец правой руки держится за пуговицу, а указательный и средний фиксируют петельку.

Даша будто дыхание затаила, глядя, как он умело застегивает сам, не испытывая и намека на сложности, которые, они оба помнили, испытывал совсем недавно.

Стас делает это с ухмылкой, даже не глядя, будто дерзко, а потом ухмылка становится еще шире, когда Даша сначала стягивает полотенце с волос, потом позволяет второму упасть к ногам.

— К черту тайминг, Волошин… Это надо отпраздновать…

Они делают всего по шагу друг к другу, но этого достаточно, чтобы такие вновь умелые руки Стаса безошибочно нашли Дашины бедра, одновременно сжимая их и прижимая ее к себе, а Дашины — зарылись в его, вновь коротко стриженные, по-прежнему местами с проседью, волосы.

— Так и скажем, Дашка. Вовремя никак не могли — праздновали…

Стас отрывается от губ, разворачивает Дашу, толкает на кровать… Прямо поверх платья, которое она сегодня таки вряд ли уже оденет.

И снова в деле руки, которые хватают девушку за щиколотку, гладят ступню от пятки до носочка, заставляют вытянуть ногу так, чтобы пострадавший пальчик оказался четко напротив губ.

— Не повезло тебе с хозяйкой, да? — и нет бы просто поцеловать, как собирался… Он начинает вести беседы, игнорируя то, что Даша не может сдержаться — сначала просто улыбается, позволяя щекам вволю раскраснеться, а потом и вовсе закрывает лицо руками, похрюкивая от смеха… Но это длится не долго, потому что пальчик жалели довольно формально, а потом то ли жалели, то ли просто целовали уже колени, бедра, живот, грудь, шею, губы…

— Брюки помнем…

— Уже помяли. Сейчас тебя еще помнем немножечко, а потом снова все погладим.

И Даша снова пытается хрюкать от смеха, но это не сильно получается, потому что первое движение — и уже стонет.

— Который час, Стас?! — Даша снова крикнула, хотя на сей раз это было не обязательно.

Стас сидел на кровати в спальне, заново застегивая манжеты. Как оказалось, брюки они помяли не то, чтобы очень сильно (они-то во время спонтанного «праздновательного» секса спокойно себе валялись на полу), в отличие от Даши и ее одежды. Поэтому теперь она одевалась в другое платье. Времени на прическу уже не было — просто подсушила феном, вспушила, глянула на себя… Выдохнула. Вроде бы хорошо. Косметику забросила в сумку, которую поставила рядом с собранными гостинцами — так и не застывшей до конца панна коттой, зато отлично остывшей (только вот кто ее просил-то?) уткой по-пекински, пирогом с курицей и плавленым сыром, мимозой…

— Без десяти восемь… — Стас ответил спокойно, дождался, пока из-за шкафа на него зыркнут испуганно, подойдут довольно быстро, спиной повернутся.

— Застегни, пожалуйста, — он поднялся, сначала убрал волосы, чтобы не попали ненароком в змейку, потом зафиксировал конец молнии, потянул. Когда задание было выполнено — коснулся губами плеча, за что получил улыбку от Даши, повернувшей чуть голову. — Спасибо. Опаздываем… — выдохнула с досадой, собиралась снова куда-то понестись, но Стас не дал. Поймал за запястье, дождался, пока сообразит, что не просто так не может сделать шаг в нужную сторону, посмотрит вопросительно…

— Сядь, Носик. Разговор есть.

Стас сказал привычной своей интонацией — немного ласки, немного серьезности, щепотка меланхоличность, но Даша почему-то напряглась. Открыла рот, собиралась напомнить, что рассиживаться им некогда… И закрыла. Поколебалась не больше двух секунд, потом же сделала, как просит.

Присела на краешек кровати, снизу-вверх глядя на то, как он обходит, разворачивается, уголки рта то и дело подрагивают в намеке на улыбку, во взгляде — немного озорства…

А потом… Достает что-то из кармана, сжимает в кулаке, продолжая смотреть в глаза, опускается на колено. Одно.

— Дашка… — только обращается, а у Даши… Тут же сбивается дыхание, начинают трястись руки и даже он сам немного расплывается, потому что слезы заполняют глаза… — Я же ни слова еще не сказал, а ты уже плачешь…

Стас попытался пошутить, а Даша только и могла, что мотнуть головой из стороны в сторону, закусывая губу, потому что он еще ни слова не сказал, а у нее уже сбывается мечта.

— Я люблю тебя, Носик. За нежность и силу, честность и отвагу. Мне даже кажется иногда, что такой, как ты, просто не может существовать. Вообще не может. Во всем нашем грязном мире. Но ты существуешь. И почему-то… За что-то… А может вопреки… Рядом со мной. Но знаешь, что я люблю в тебе больше всего?

Даша не знала, хотя сейчас она вообще, кажется, ничего не знала. Поэтому снова голова из стороны в сторону… И первая слезинка становится слишком грузной, чтобы задержаться на веке, поэтому скатывается.

— То, что ты сама называешь глупостью, а я — смелостью. То, что ты считаешь слабостью, а я — силой. То, без чего я не жил бы. И больше точно не смогу. Без тебя. Вот такой… Отчаянно сильной. Единственной во всем белом свете. Ты достойна того, чтобы за тебя воевали, Даш. Клали жизни и сердца к твоим ногам. И мое… — Стас коснулся сначала своей груди, а потом пола, зацепив большой палец Дашиной ноги, который она тут же рефлекторно поджала. — Тут. — Сказал, глядя в глаза, потом снова мимолетно улыбнулся, разжал кулак, держал левой рукой, открывал правой медленно… И там, наверное, было очень красивое кольцо, Даша не сомневалась, но не видела — потому что слезы все никак не хотели прекращаться. — Я люблю тебя, Даша. Выходи за меня.

Стас замолк, достал кольцо, поднял девичью руку с колена, в которое Даша незаметно даже для себя впилась, но не спешил надевать. Ждал ответа, смотрел в глаза с улыбкой. Той, в которую Даша влюбилась в детстве… Той, которую так и не смогла разлюбить, как бы ни пыталась. Той, ради которой готова была воевать за него со всем грязным миром. Той, которая теперь принадлежала ей одной.

— Да… — Даша же даже не сказала толком — шепнула… И сама не знала, как поняла, что Стас улыбнулся еще шире, по безымянному пальцу пронеслась щекотка, когда кольцо скользнуло, как влитое… И порядочным невестам, наверное, стоило бы рассмотреть, восхититься, сказать что-то еще, но Даша всхлипнула… Раз, второй, третий, сползла с кровати, тоже на колени, обняла Стаса за шею, уткнулась в ухо и снова зашептала… — Да… Да… Да… — каждый раз на выдохе. Каждый раз через паузу. — Да… Да… Да… — даже в этом особенная.

Ни она не знала, сколько согласий слетело с ее губ, ни Стас. Он помнил только соленый вкус слез и ее шепот, она — его смех и пальцы, сгоняющие влагу с лица. А потом…

Через минуту, а может быть час, они снова вставали с колен вместе. С тех самых пор и на всю жизнь. Встали вдвоем, чтобы больше никогда не падать.