Я тебя отвоюю

Глава 15

В квартире было ожидаемо пусто. Даша не сомневалась — Стас на работе, а больше здесь быть некому. Почему-то по-детски важно было верить в то, что она так и осталась единственной, кто переступал порог нового жилья Станислава Волошина.

Даша закрыла за собой дверь, сняла кроссовки, затолкав их на полку, переобулась в те самые «свои» тапки, застыла на какое-то время…

Подумала, что рано или поздно ведь придет Стас… И ему как-то нужно будет объяснить свое присутствие. Даже не так — наглое вторжение на личную территорию, куда ее вроде бы и звали… Но все же понимают, что такие жесты несут в себе больше символизма, чем реальной готовности принять в любое время.

Мысль ретироваться проскользнула… И была отброшена. Идти Даше было некуда. В свою квартиру сейчас не хотелось — слишком высок риск встречать гостей. Пути к отступлению подготовлены не были, а значит…

Даша прошла прямиком в самую дальнюю комнату — спальню, устроилась на полу у изножья кровати, уставилась в телефон — сейчас совершенно бессмысленный, так как, чтобы избавить себя от необходимости решать этические дилеммы, подобные разговору с матерью, Красновская включила авиарежим. И что делать теперь — совершенно не знала. Сидела, тряслась — не столько от страха, сколько от выброшенного в кровь адреналина, прокручивала в голове свой разговор с Богданом, каждый раз испытывала стыд, боль, но не сожаление. Потом как-то вдруг поняла, что у Стаса отсидеться если и можно, то не больше пары часов, поэтому пришлось включить интернет, зайти на Букинг и заняться поиском глуши, в которую действительно можно было бы сбежать.

Во всем есть свои плюсы. Во всяком случае, Стас старался во всем их искать. Прочитал где-то, что это возможно. А в его жизни в последнее время случилось столько "трешака", что поле для экспериментов открывалось бескрайнее.

Плюсом съёмной квартиры было ее расположение, к примеру. Арендовать ее было дорого, но это — издержки поиска в сжатые сроки. Зато от работы сюда ехать всего пятнадцать минут. Осталось только разобраться с вопросом — а зачем ехать-то?

Вероятно, чтобы втыкать в экран ноутбука и время от времени сраться с Диной по телефону. Сраться вопреки тому, что тебе самому уже нахер ничего не нужно. Просто, чтоб отстала. Но она… Зачем-то вынимает душу. Брызжет слюной и пускает гейзеры желчи. Делает все, чтобы он с каждым днем все четче понимал — если и ошибался, то когда-то давно, не разглядев всего дерьма, которое в ней хранилось. А не сейчас — когда начало рваться наружу фонтаном.

Из когда-то компанейского рубахи-парня Стас довольно быстро превратился в отшельника. Не было сил и желания ни перед кем притворяться. Да и сказать особо было нечего.

«Как дела?».

«Хуже некуда».

«Ясно… Ну, держись…».

Так он представлял себе сейчас единственный возможный диалог любого человека с ним. Пожалуй, любого, кроме Даши-Носика. Да и то… До недавних пор.

До той ночи, когда как-то неожиданно душу вывернула. И себе, и ему… Слепому, тупому, виноватому. Во всех ее бедах.

И пусть тогда в машине он сказал ей все предельно честно, с тех пор его самого посетило много мыслей. Слишком много, пожалуй. Хотя… Почему «слишком»? Так ведь не бывает, чтобы людей друг к другу на ровном месте тянуло. А его к Дашке — сильно. Всю жизнь, практически. Но раньше все против было, а теперь?

Точнее не теперь даже, а потом. Когда Дина перестанет теребить душу — себе и ему, шантажировать родителей и требовать… Даже сама не понимает, наверное, чего хочет. Но вцепилась мертвой хваткой и кишки мотает. То искренней яростью, то притворной нежностью.

Стас мотнул головой, пытаясь отогнать воспоминания о крайнем звонке все еще жены. Вышел из лифта, открыл дверь в свою квартиру.

Поставил портфель на тумбу, стянул с ног туфли, по памяти вдел ступни в тапки. Хмыкнул тому, что для того, чтобы наработать новую привычку, не понадобилось даже того самого пресловутого двадцати одного дня. Прошел на кухню, глянул в окно, потом на стол рядом с кофемашиной.

Там лежала уже новая пачка — не та, которую Дашка засекла, как приходила…

В последнее время у него в голове все больше мест, смыслов, мыслей были обозначены маркером «Дашка». Это пугало немного, но и снять их все разом — не рискнул бы.

Тем не менее, понимал, что бы она ни говорила — об отсутствии любви к Богдану и сохраненной любви к нему, у нее должны остаться пути отступления. Она должна иметь возможность посмотреть на него через неделю, держа за руку своего жениха, а он обязан взглядом кивнуть. Мол, «не бойся, Носик, все твои сомнения умрут со мной». Потому что сам напросился в друзья. Именно в друзья.

Стас щелкнул зажигалкой пару раз, поставил окно на проветривание…

Ни для кого. Просто, потому что люди так делают. Курил с удовольствием, перед собой смотрел…

Пару раз глянул на лежавший на столе телефон. Подумал, может набрать ее? Сама ведь гордая, не станет. А вдруг нужна поддержка? Даже такой скотины, как он, раз уж поблизости нет более достойной кандидатуры?

Успел разблокировать, набрать… Но пришлось скинуть еще до того, как начали идти гудки — в дверь позвонили.

— Тём, ты как тут?

— Малая здесь?

Идя к двери, Стас перебрал в голове сотню вариантов — от проповедников до соседей, которым «не зашло» его курение, но, увидев в глазке Артёма, удивился.

Волошин открыл дверь, от неожиданности на пороге застыл, оглядывая друга с ног до головы. Чуть растрепанного, с горящим взглядом.

И явно нетерпеливого, потому что руку вроде как хозяина квартиры "сбил" с двери, вошел, стал головой крутить.

— Ты о чем? Какая «малая»?

— Дашка тут, спрашиваю? Не корчи из себя…

Стас еще улыбался, не совсем понимая, откуда в друге столько раздражительности, а Артём даже не пытался деликатничать. Окинул Стаса злым взглядом, руки на груди сложил, бровь вздернул.

— В чем проблема, Красновский? С какого перепугу Даша тут быть должна?

— Будешь продолжать делать вид святой простоты, Волошин, — получишь по морде. Я не шучу. Где Даша, спрашиваю?

— Какой нахрен простоты, Тём? Что ты несешь вообще?

Видимо, ответное раздражение в голосе Стаса было достаточно убедительным, потому что тут же бросаться на друга с кулаками Артём все же не стал. Смотрел в лицо с минуту — молча, зло, дышал громко, потом отвернулся почему-то и выплюнул многозначительное: «п*здец, полетали»…

— По-человечески давай… — Стасу понятней не стало, но сердце удар все равно пропустило — отчего-то сделалось тревожно.

— Дашка порвала с Богданом. Сегодня. Сказала, что из-за тебя. А я же тебя просил, Волошин! Я же тебя, сука, просил ее не вмешивать в это все! Я же просил с собой разобраться сначала, а потом уже… Ты хочешь, чтобы ее Дина сожрала? Хочешь, чтобы на мою сестру пальцем показывали, рассказывая, что любовница? Этого хочешь? И не чеши мне, что все это неправда. Она сама сказала. И я же знаю, что это правда…

— Не ори, Тём. Я тебя и так слышу… — Стас же и не собирался «чесать». Понимал не все, но оправдывать… Что себя, что Дашу — не планировал. Если сказала так, значит, на то были причины. Которые он если и обсудит — то с ней.

— Слышит он… Херово ты слышишь, Волошин! Хе-ро-во. Ты знаешь… Знаешь, что я люблю тебя. Ты мой лучший друг. Единственный такой… Но я тебе тогда еще говорил — Дашка не для тебя. И ты пообещал ведь. Пообещал.

— И сдержал слово, как ты помнишь.

— Помню, Стас. А сейчас что? Все еще хуже. Лучше б тогда, вот честно… Погуляли бы, успокоились, разошлись… Она пострадала бы немного, ты ушел, хвостом вильнув, но сейчас… Хуже времени не придумать! Зачем ты с ней так?

— Это наши дела, Тём. Я не буду это обсуждать. Как видишь, здесь Даши нет. Но если придет — я скажу.

Последние месяцы жизни воспитали в Стасе хладнокровие необъятных размеров. Только оно позволило отвечать спокойно и по существу. Жаль, что Артём вряд ли мог это оценить.

— Нет никаких ваших дел, Волошин. Если ты дорожишь нашей дружбой — нет. Никаких. Ваших. Дел. Есть ты и твои проблемы. Есть Дашка и ее… глупость. Но если ты сейчас поступишь, как взрослый человек — убедишь ее, что это была именно глупость, все вернется на круги своя, она будет счастлива. А если нет — можешь не звонить мне больше. Никогда. Я не прощу тебе, что сломал жизнь моей сестре.

Артём выдал на одном дыхании, не ожидая ответа мимо друга прошел, ощутимо задев плечом, затормозил уже у двери, на обувную полку глянул…

— Нет Даши, значит? — несколько секунд смотрел на бок розового кроссовка, потом на Стаса. Еще злее, кажется. — Я даже не знаю, Волошин, что хуже было бы — что это ее кроссы, или что другой телки какой-то. Но ты… Мразь. В обоих случаях.

Сказал, из квартиры вылетел, шибанул дверью так, что она не закрылась даже — отлетела назад.

Стас в свою очередь все так же спокойно подошел, закрыл, присел…

Взялся пальцами за шнурок кроссовка-предателя, подержал несколько секунд, потом отпустил, хмыкнул.

Все же во всем есть плюсы. Например, когда твои нервы уже вымотаны — хуже им не сделается. Даже благодаря таким инцидентам…

Стас встал, пошел вглубь квартиры. В кухне, очевидно, Даши не было. В ванной тоже. В гостиной — пусто.

К спальне Волошин подходил плавно, думал даже постучаться, да как-то… Тупо было бы. Поэтому открыл так.

Даша сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Держала в руках телефон с черным экраном, а сама смотрела в стену напротив. Стеклянным, не моргающим взглядом. Не повернулась даже, когда он вошел. Не сказала ничего. Будто в ступор впала.

Наверное, кто-то мудрый посоветовал бы Стасу закрыть дверь с той стороны, дать человеку прийти в себя, и уже потом, когда все осмыслит, сама сложит, найдет в себе силы выйти, поговорить. Но он никогда не слушал мудрецов.

Поэтому опустился рядом с ней на пол, обнял за плечо, чувствуя, что ее потряхивает знатно, что голову тяжелую опускает на его плечо, что наконец-то глаза закрывает, и тут же по щеке скатывается слезинка.

— Ты спросишь, Носик, или мне самому все с самого начала рассказать?

— Самому… — говорит одно единственное слово, а потом чуть поворачивается, скользит рукой по рубашке от груди до шеи, еще выше — зарывается пальцами в волосы, носом касается щеки, делая какой-то отчаянный вдох.

— Ты маленькая была совсем, Носик. Шестнадцать всего. А мне двадцать один. Тёма видел, что я смотрю на тебя, поговорить всегда рад, почти сразу засек, что дело нечисто. Вызвал на разговор. И он прав был, Даш. Я совсем ветреный был тогда. Мне кажется, ты и то серьезней меня… Тёма потребовал, чтобы я в твою сторону не дышал даже. Где-то как сейчас… — Стас хмыкнул, хотя понимал, что это условно уместно. — Но мата было меньше. А вот аргументы те же. Либо дружба, либо ты. Я выбрал дружбу.

Девичьи пальцы отреагировали на слова — чуть сжали волосы, доставляя саднящую боль. Ничто, по сравнению с той болью, которую ей сейчас доставляли слова.

— И это был правильный выбор, Даш. Мне так кажется. Точнее и выбора-то не было. Это ничем не закончилось бы. У меня было десять влюбленностей в году. До Дины… На ней как-то замкнуло… Поэтому не злись на Артёма. Он… Заботится. И тогда не ошибся. Я только сердце бы тебе разбил…

— А так вырвал… — Даша не хотела перебивать, да и боялась, что начнет говорить она — закончит Стас. А значит, она снова окажется в неведении. Как всю сознательную жизнь, в которой решение принимают все, но не она. А когда пытается — получает по носу.

— Я никогда не врал тебе, Дашка. Когда говорил, что Дину люблю — любил. Когда дружбу предлагал — хотел дружбы. Думал, ты… Счастлива. Хотел побыть рядом со счастливым человеком. Ты ведь действительно такой казалась. Всем, не только мне. Но когда ближе подпустила, понял, что сомневаешься… С собой не сопоставлял, это было бы слишком эгоистично. Но в чем причина — понять не мог.

— В том, что за меня все решают, Стас. Все. И всё. Ты решил, что в шестнадцать рано было, что сердце мне разобьешь. Артём, что ему виднее, кто мне нужен. Родители, что я заслуживаю, чтобы рядом со мной был образцовый. Вот я и нашла… Образцового. Богдан решил, что удобство — это любовь. А я всех вас хотела сделать счастливыми. Я все ваши решения принимала. Соглашалась на них. Я надеялась, что этого мне будет достаточно. Что если ты хочешь быть с Диной — этого мне достаточно. Что если родные хотят видеть меня замужем за Богданом — этого мне достаточно. Что если Богдану нужен комфорт — этого мне достаточно. Но ни черта! Ни черта, Стас! — не хотела перебивать, а начала говорить… И остановиться уже не могла. От сидевшего рядом Волошина отлипла, отодвинулась чуть, смотрела прямо в глаза и во второй раз в жизни позволяла себе говорить то, что хотела сама. Что сама чувствовала. — Мне этого недостаточно. Я хочу… Страдать хочу, любить хочу, ошибок хочу. Своих! Понимаешь?

Конечно, он не понимал. Никто понять не смог бы, да только…

Это Стас к ее губам потянулся. Это он за затылок к себе притянул. Он целовать начал… Слишком страстно, как для благотворительности.

— Ты этого хочешь, Дашка?

Даша сама толком не объяснила бы, как оказалась у него на коленях, как снова в волосы зарылась и к губам тянуться стала, когда он чуть отклонился, ловя взгляд, задавая вопрос.

— Этого, — ее ответ был честным. Потому что «страдать, любить, ошибки» — это ведь о нем все.

— Тогда игр не будет, Даш. Я или другой. Сейчас решай.

Наверное, это был выбор, который должен был заставить волосы на загривке дыбом встать, кожу на руках мурашками покрыться, сердце ускориться, но… Это все уже произошло чуть раньше, когда поцеловал. Поэтому-то выбора и не было. Никогда не было.

— Ты.

И окончательно к черту все. Призрачная стабильность. Перспективы тихого уюта. Последняя надежда на долго и почти счастливо вместе. Потому что, когда на одной чаше весов любовь, вес второй значения уже не имеет.

— Нахер всё. — Стас себе сказал, Дашка не должна была знать, что это решение значит для него, какую ответственность он берет на себя, и как хорошо понимает, что их ждет впереди. Но и он не свернул бы.

— И всех. Тоже. Нахер… — а когда она ответила, будто понимая… Горевшие все это время мосты наконец-то обвалились.