Я. Ты. Мы. Они

Глава 21

Отправляю Стаса обратно в постель, а сама хватаюсь за телефон.

— Да?

— Если ты сейчас же не придешь к нам, я тебя…

— Я в лифте, открывай.

Быстро убираю мясо в холодильник, не судьба мне сегодня обед приготовить. Хватаю за ошейник пса и уже из прихожей кричу сыну:

— Я с собакой гулять!

— Хорошо! Мам, а купи мороженку.

И что мне с ним делать?! Вот как так, вчера он напивается в хлам, а сегодня просит мороженое. Какой же он ребенок!

За дверью меня уже ждет Чернов. Сегодня он одет в джинсы, футболку поло и легкую спортивную куртку. А еще на нем солнечные очки, которые я из любопытства поднимаю ему на лоб. Под ними обнаруживается нехилый такой фингал — вчерашняя работа Стаса. Я довольно хмыкаю.

— Не злорадствуй, тебе не идет.

— Я б тебе вообще голову открутила, если бы она мне сейчас не нужна была.

— Так значит нужна?

— Не обольщайся…

Мы долго можем препираться, но забота о сыне берет вверх.

— Как Стас?

— Живой. С похмельем и сушняками, но мороженое купить просит, значит в себя приходит.

— Ну и славно, — говорит Сашка вроде спокойно, но вот ни разу не радостно. Да, то что Стас очухался — это замечательно, но ведь его вчерашних слов никто не отменял. И как бы я сама ни злилась на Чернова, мирить их мне, хотя бы ради сына.

— Он думает, что все что случилось с нами, из-за того, что он был плохим сыном…

— Что?! — Сашка от удивления даже рот открывает. — Саня, что за бред, он-то тут причем?

— А при том, что все, что происходит между нами, так или иначе отражается на них! И он нашел для себя такие объяснения, какие смог! — я вспоминаю наш разговор со Стасом и начинаю злиться на себя и Чернова из-за того, через что приходиться проходить детям. — Поэтому ты сейчас пойдешь к нему и будешь его всеми правдами и неправдами убеждать в том, что он самый лучший сын на этой земле!

Я знаю, что Сашку обычно бесит, когда ему пытаются указывать, что делать, но сейчас он сносит мои слова стойко, может быть еще не все потеряно?

— Чернов, клянусь, если ты лишил моего сына отца, я тебя убью!

— Я разберусь!

— Разобрался уже…

Он хочет что-то еще сказать, но сдерживается, вместо этого просто проходит мимо меня в квартиру, закрыв за собой дверь. Очень хочется пойти за ним, засесть у них под дверью и не пропустить ни одного слова. Но нельзя. Если они сами не разберутся, то тогда все зря. Одеваю заскучавшему Баксу поводок и иду на улицу.

_________

После того памятного разговора с Сашкой, когда я клялась, что никогда не выйду за него замуж, мы больше не разговариваем. Впрочем, я опять начинаю видеть их в обнимку с Сомовой. В последнее время я встречала их исключительно порознь, а теперь вон опять, стоят, обнимаются. Ну и ладно, ну и пофиг… И вообще это я ему отказала, а детали мы опустим.

Делаем вид, что друг друга нет, даже глаза не поднимает. Наверное, это у них такая семейная стратегия, потому что Алена тоже каждый раз проходя рядом со мной, смотрит куда-то в пустоту. Вот без Аленки мне одиноко, но тут уж я сама виновата.

Время идет своим чередом, приходит весна. Я учусь, даже закрываю все свои долги. Правда, на физкультуру я теперь не хожу, у меня есть справка от участкового врача с освобождением на год, к счастью причина в ней не указана. Мы готовимся к переезду в новую квартиру. Папа устраивается на работу, а мама тщательно перетряхивает все домашние вещи, решая, что взять с собой на новое место. Тема с Уругваем закрыта навсегда.

А еще меня больше не тошнит, вообще. Не сразу это замечаю, но потом, вспоминая, понимаю, что после нашего побега с аборта меня не рвало ни разу.

В школе пока никто не знает про мою беременность, но мама говорит, что пока не поздно, надо идти к директору, потому что уже совсем скоро этого мое положение будет не скрыть. К слову, его пока практически не заметно, хотя одежда постепенно становится теснее, и в первую очередь в груди, что меня сильно смущает. Не хочу думать о том, почему так происходит, и к чему готовится мой организм. Говорят, что то, что естественно, то не безобразно, но, блин, грудное вскармливание… Я вообще стремаюсь всего того, что хоть как-то связано с моим телом. А можно я буду кормить ребенка из бутылочки? В рекламе же вон показывают.

Бабуля притаскивает мне откуда-то кучу книг про счастливую беременность и воспитание детей. И даже одну про половое воспитание. На что папа шутит, что уже поздно, чем вгоняет меня в краску.

В апреле, когда я окончательно перебираюсь в широкие рубашки и толстовки, мама идет к директору школы, Галине Петровне. Не знаю, о чем они там разговаривают, но после урока меня вызывают к ней в кабинет.

Наша директор была достаточно строгой женщиной, которая по полной спрашивала с каждого за его проступок. Но она мне всегда нравилась, я считала ее справедливой. Правда, это было до того, как я оказалась в роли провинившейся. Если Галина Петровна и удивлена, то этого не показывает. Она сидит за своим столом и разглядывает меня. Я понимаю, что пытается оценить, насколько виден мой живот. От чужого взгляда становится неуютно, и я даже пытаюсь его втянуть, хоть и знаю, что это бесполезно. — Саша, присаживайся, — указывает мне на один из стульев за длинным столом. Я сажусь, при этом чувствуя себя кроликом в гостях у льва. — Да не волнуйся ты так… тебе вредно. Ситуация сложная, но не смертельная. Ты не первая, боюсь, что и не последняя.

Не то чтобы мне легче стало от этих слов, но судорожно вжиматься в стул я перестала.

— Мы сегодня с твоей мамой имели долгий разговор, скажу сразу, далеко не самый легкий… Она готова забрать твои документы из школы, но я думаю, что это не решит проблемы. С твоей головой было бы неправильно бросать учебу.

Сказать мне на это нечего. Вопрос о дальнейшем обучении в школе был в нашей семье открыт. Родители твердили мне о том, что рождение ребенка — это не конец моей жизни, что мне еще предстоит выучиться, найти свое место, свой путь. А я боялась, что как раз-то наоборот. Меня до безумия страшило то, что скажут другие. Поэтому я уже сейчас была готова рвать когти из школы.

— Когда тебе срок ставят?

— В начале августа.

— Ну что ж, у тебя будет какое-то время на восстановление. Я думаю, что тебе имеет смысл отучиться в 11 классе. Ты, конечно, не обязана будешь ходить в школу, мы можем перевести тебя на домашнее обучение. Я так понимаю, что родители буду помогать ухаживать за ребенком?

— Д-дааа, — заикаюсь я. — Мы это не обсуждали, но если что, есть еще бабушка.

— Вот и отлично. Но, Саш, ты должна четко понимать, что тебя ждет дальше. И я сейчас не о ребенке. Как только другие люди узнают про твое положение, для тебя все изменится. Люди всегда остры на язык, когда дело касается каких-либо пикантных тем. Я тебя не пугаю, но поверь моему опыту, тебя будут обсуждать все, и не только учителя или дети, но даже их родители. Думаю, что парочку неприятных разговоров по твою душу мне предстоит пережить.

Галина Петровна озвучивает мои самые страшные опасения, поэтому мне только и остается, что сдавленно кивнуть в знак понимания.

— Но это еще не означает, что ты должна сдаваться. Люди всегда что-то говорят. И будут говорить. Не здесь, так где-нибудь еще. И тебе еще предстоит научиться с этим жить.

— Да, я это понимаю…

— Тогда я предлагаю такой план. Этот учебный год ты закончишь досрочно в конце апреля. Я договорюсь с учителями, чтобы они приняли у тебя работы и аттестовали. Потом устроим тебе декретный отпуск, отдохнешь за три месяца, сил наберешься перед самым главным. В августе спокойно рожаешь. А в одиннадцатом классе уже определимся, в каком формате ты будешь учиться. Как тебе?

Я какое-то время обдумываю ее слова. Досрочно завершить обучение в школе я готова уже хоть сейчас. Так что вариант с тем, чтобы не учиться здесь в мае меня полностью устраивает. Но вот потом вернуться в школу? Когда ВСЕ уже будут знать обо мне. Смогу ли я с этим справиться? Да, я, конечно, не такая известная личность, как та же Сомова, но ведь шептаться будут, пальцем показывать будут, я знаю. А если узнают, от кого я беременна, то и вовсе мне проходу не дадут.

Вот только несмотря на переезд, уезжаем мы не так уж далеко, родители специально покупали квартиру рядом с бабушкой, они же тогда не знали, что мне приспичит рожать в 16 лет. Поэтому люди и знакомые все равно никуда не денутся. И если не одноклассники, то бабки у подъезда все равно мне всю плешь проедят.

Права Галина Петровна, мне надо уметь с этим жить.

— Я согласна, — принимаю я решение.

— Вот и замечательно. И да, Саш, передай от меня пламенный привет Чернову, пусть тоже как-нибудь зайдет

Вот же черт.

Выхожу из кабинета директора я еле живая. И уже не от страха, а от того, что сама не могу поверить в то, что наш разговор прошел таком ключе. Я ждала всего чего угодно, только не понимания и защиты. Может быть, все не так страшно?

Через неделю у меня день рождения. 16 лет. Не то чтобы великая дата. Но согласитесь, рожать в 16 не так грустно, как в 15. По крайней мере, я успокаиваю себя именно этим. Учиться мне осталось две недели, и я уже сдала почти все предметы. Галина Петровна объявила учителям, что я собираюсь в Уругвай с родителями, поэтому все отнеслись к этому спокойно.

Класс жидкими аплодисментами поздравляет меня с праздником, а Любовь Николаевна дарит традиционный сникерс. На этом массовые гуляния можно считать оконченными.

Зато на пятом уроке Вера Андреевна зазывает меня к себе, у нее как раз окно, поэтому мы спокойно пьем чай с моим честно разделенным сникерсом.

— Что-то ты, Санька, ко мне в последнее время не заходишь. Только на уроках тебя и вижу.

— Дела, — неопределенно пожимаю я плечами.

— Дела у нее… Наверное, уже вовсю чемоданы в Уругвай пакуешь? Завидую я тебе, по-хорошему, скоро в лете окажешься, с иностранцами своими болтать будешь. Давай, чтобы испанским после этой поездки владела как родным.

От ее слов становится грустно. Интересно, что она подумает обо мне, когда правда всплывет наружу.

— Можно сказать и так.

Мы допиваем чай и я собираюсь уходить, когда Вера Андреевна, неожиданно вскидывает руки:

— Сань, я же забыла. Тебе Чернов тут кое-что оставил, просил именно сегодня вручить. Я так понимаю, плодотворно ваши занятия прошли, потому что английский его… Но я уже ее не слушаю, а смотрю лишь на яркий сверток в ее руках. Подарок. От Сашки. Интересно, что там? Я почти выхватываю сверток из рук Веры Андреевны, и быстро выскакиваю за дверь, к неудовольствию последней, ей явно было любопытно, что скрыто за яркой оберткой.

В коридоре все еще никого нет, так как идет урок. Я подхожу к подоконнику, и кладу на него Сашкин подарок. Долго решаюсь открыть, а потом наплевав на все, какими-то судорожными движениями срываю обертку. Внутри лежит книга. «Гарри Поттер и философский камень» на испанском языке. И где только взял?

Я открываю книгу, на первом развороте размашистым почерком выведено: «С днем рождения, Кареглазая. Надеюсь, один глупый мальчишка не нарушил твоей веры в сказки. Никогда не позволяй чувствовать себя ненужной, потому что это не так. И улыбнись уже наконец! Искренне твой Александр Чернов».

И я улыбаюсь, а потом раз за разом перечитываю послание, и опять улыбаюсь. Поздравление кажется самым лучшим, до безумия хочется найти Сашку и… И не знаю что. Просто найти. Я прижимаю книгу к себе и резко разворачиваюсь, чтобы бежать искать Чернова. Но очень неудачно сталкиваюсь с Сомовой, которая как раз шла то ли ко мне, то ли просто рядом. Гарри Поттер летит из моих рук прямо к Каринкиным ногам. Пытаюсь быстрее схватить книгу, но из-за живота я не так подвижна, как хотелось, поэтому бывшая подруга меня опережает.

— Что, Сашка, сказками увлекаемся? — ехидно замечает она. Но книга, как назло, открыта на обороте с пожеланием. И Сомова, конечно, читает. — С днем рождения, кареглазая. О, так у нас появился поклонник… Надеюсь… бла-бла-бла… потому что это не так. Как мило! Искренне твой… Так. Кто?! Александр Чернов. Чернов?! Какого хрена мой парень дарит тебе книги? Вы ведь даже не знакомы.

Каким-то чудом я все-таки успеваю выдернуть из рук Сомовой книгу.

— Это так, просто подарок.

Но Сомова — не дура, она понимает, что в нем есть какой-то смысл. Вот только она не понимает какой, и это ее напрягает.

От лишних вопросов меня спасает звонок, и я быстренько удаляюсь домой.

А уже через два дня случится то, чего я так боялась. Во время большой перемены я буду сидеть в столовой и читать Гарри Поттера, когда Сомова на всю столовую заявит:

— О, Быстрицкая, а что мы сегодня такие бледные?! — при первых звуках ее голоса мне хочется сжаться в комок, а еще оказаться где-нибудь подальше отсюда. Сомова говорит громко, демонстративно. И я понимаю, что это спектакль, рассчитанный на всех. — Как твои дела, Санечка? Как здоровье? Не тошнит?

От последнего вопроса внутри все замирает. Потому что я уже знаю, что последует дальше.

— Знаешь, а я слышала, что с беременными такое случается.

На нас смотрят все. Я чувствую жадные взгляды, скользящие по моему телу, но им толком не нужна я. Они ищут мой живот. Инстинктивно хочется закрыться руками… Защитить ребенка. И это какое-то совершенно новое для меня чувство. Желание защищать. Но Сомова продолжает, и паника во мне пересиливает все оставшиеся эмоции.

— Что, думаете, вам послышалось или не так поняли? Если так, то я повторю. Знакомьтесь, кто не знал, это наш лингвистический гений Сашенька Быстрицкая. Но Сашенька у нас не только в языках хороша, но, видимо, и еще кое в чем…

Не могу слушать этого дальше. Подскакиваю со скамейки, а ведь даже бежать не хочется. Хочу просто придушить Каринку. Это же так легко, взять и сомкнуть руки на ее тонкой шее. Я бы, наверное, действительно вцепилась бы ей в волосы, если бы в этот момент в разговор не включилась Алена:

— А ты не завидуй. Если тебя лично никто не хочет, то не стоит вымещать свой дрянной характер на остальных.

Алена подходит к нам и встает между мной и Кариной.

— Ты-то куда полезла, Чернова? Или нравится убогих защищать?

— Рот закрыла!

О, а это уже Сашка, тоже откуда-то подлетает к нам. Сомова с непониманием смотрит на него, видимо не ожидала такой глупости с его стороны. Теперь понятно, для кого было все это представление. Конечно же, для Сашки. Она как-то узнала про мою беременность, но не узнала от кого. А тут книга и «Искренне твой Александр Чернов». Вот и решила совместить приятное с полезным. Поставить меня на место и отвратить от меня Сашку, если у того вдруг какие-то виды на меня были.

Саша подходит ко мне и обнимает за талию, по-хозяйски кладя ладонь на мой живот, скрытый под плотной тканью толстовки. Но смотрит он на Сомову, зло так, с презрением. Вот честно, не хотела бы я сейчас быть на ее месте. Впрочем, мне пока своего хватало.

— Тема закрыта, — жестко отрезает он. — Идем.

Разворачивает меня и выводит из столовой. На выходе нас нагоняет Алена, с моим рюкзаком и книгой в руках, с силой пихает их брату.

— Ты бы суку свою лучше на привязи держал.

На следующий день в школу я из принципа приду в обтягивающей футболке.