Вечером мы лежим на нашей кровати, и Саша с задумчивым видом гладит мой живот. Еще только конец первого триместра, а я уже начинаю казаться себе огромной. Хотя ведь еще утром об этом не задумывалась. Мысль о том, что во мне сразу двое детей пугает. Муж видимо чувствует мое настроение, потому что вдруг спрашивает:
— О чем думаешь?
— А о чем я могу сегодня думать?
Саша лишь неопределенно хмыкает, за что и натыкается на мой взгляд полный негодования.
— Да ладно тебе, я, между прочим, за тебя переживаю.
— Раньше переживать надо было, — опять мое раздражение лезет наружу.
— Ты же вроде бы не против была?
— Я давала согласие на одного ребенка! А не на… — мне сложно произносить вслух слово «близнецы», поэтому я просто указываю руками на живот.
— Сааааняяя, — тянет он. — Спасибо, конечно, но не все от меня в этом мире зависит…
Пытаюсь смерить его очередным недовольным взглядом, но Саша слишком хорошо знает, как меня отвлечь. Нависает надо мной и нежно целует. Я поначалу пытаюсь сопротивляться, но потом растворяюсь в своих ощущениях. Постепенно поцелуй становится глубже, а губу требовательней… Приходится силой воли останавливать себя и его:
— Дети…
Раздраженный вздох.
— Им не пора спать?
— Еще даже девяти нет, — меня веселит Сашкин напор. — К тому же Стаса надо от соседей забирать, а то засиделся уже.
— А может там и оставим? И еще парочку подкинем? — ну все, поехали наши шуточки. — Знаешь, в чем главная выгода нашего положения? Нет? Ну как же, этих сплавим, не жалко, а потом еще двоих родим. Неплохая такая рокировка, да?
Саша несет всякий бред, но я знаю, что это он так от меня всякие мысли нехорошие гонит. Отвлекает. И надо отметить, что это у него получается. Наверное, пока он рядом, то мы действительно справимся со всем.
— А как мы мальчикам скажем, что у нас… будет еще двое детей?
— Как, как… Сначала задобрим чем-нибудь.
— То есть подкупим?
— Называй как хочешь, но я предлагаю задобрить. Купим им приставку и отселим Рому на лоджию, пусть мнит себя господином. А Киру — собаку.
— Протестую! Только собаки нам и не хватало!
— Да подожди ты, это же еще не весь план! Собираем их всех кучу, задабриваем, и пока ты отвечаешь на миллион ненужных вопросов, я сваливаю куда-нибудь до Канадской границы. Гениально же? Ай, ты опять дерешься!
Дерусь я для проформы, на самом деле мне очень смешно. Вот как можно сердиться на этого дурака?
Саша тоже в этот момент выглядит очень радостным. Он уворачивается от моей ладони, ныряет к моему животу и дважды целует меня в него.
— Я смотрю, ты очень доволен собой?
— Знаешь, я при любом бы раскладе был бы доволен. Даже если у нас с тобой вообще детей не было…
— Если бы у нас с тобой не было детей, то и не было никакого нас.
— Это тебе так нравится думать.
— Мне? — возмущаюсь я. — Да если бы не Стас, ты обо мне не вспомнил уже через неделю после того как мы… как мы перестали с тобой английским заниматься.
Невольно приходим к теме, которую совсем не любим вспоминать. У нас негласное правило, не говорить про тот вечер.
— Наглый поклеп, — отшучивается муж, и опять целует мой живот. Кажется, ему все время хочется прикасаться ко мне, только с другими частями тела он как-то увлекается, а вот с животом сейчас… как-то безопасно, что ли. Можно делать вид, что он целует не меня, а детей.
— Ну-ну. Ты же меня и не замечал толком. Даже не знал, как зовут!
— Знал. Ты же с Аленкой дружила, я ж не глухой. Да и не слепой.
В подтверждении последнего, он проводит пальцами по моему бедру, как бы очерчивая его.
— У тебя Сомова была! — зачем-то выпаливаю я. Хотя ее у нас тоже не принято вспоминать.
Саша тут же закатывает глаза.
— Что еще вспомнишь? Как создавался мир? А Земля была плоская и стояла на трех китах?
— Я серьезно, — обиженно надумаю губу. — Я ж тебя не упрекаю, — или почти не упрекаю. Но зачем ему знать о моих загонах? — Просто признай, что если б я не залетела, ты бы и не общался со мной.
Говорю нарочито небрежно, а у самой все внутри трепещет. Почему-то это вдруг стало очень важно. На фоне последних новостей, хочется быть уверенной в том, что он со мной не потому что, я умею рожать ему детей.
— Ты путаешь, я сначала с тобой общался, а потом… Потом ты забеременела.
Он тоже не знает, как называть наш первый раз. Что это было? Секс? Как-то грубо. Переспали? Ну, мы же не спали, даже толком не разделись. А что еще остается? Таинственное «первый раз»? Звучит как-то по-детски, к тому же тогда никакого продолжения не планировалось. Вот и описываем тот вечер, как день, когда мы обзавелись Стасом.
— Мы с тобой английским занимались!
— И что, разве мы не общались? Мы же разговаривали, много. Он вдруг резко садится на кровати. И мне становится неуютно без его прикосновений. Кажется, я всколыхнула какие-то ненужные воспоминания.
Хочу сказать, что б он забыл, но Саша вдруг продолжает, правда, при этом смотря куда-то мимо меня.
— Ты была такая живая. И смешная. Порой даже нелепая, со своими взглядами и стеснением. Как ты пугалась, когда я ловил твой взгляд в школе! Знаешь, это так мило было.
— А Сомова? — не подумав, выпаливаю я. Вот же… далась она мне сегодня. Саша морщится.
— Это же было так… Юношеские игры, гормоны и все такое.
— Со мной тоже гормоны?
Чернов все-таки смотрит на меня, что-то странное мелькает в его глазах.
— Ты была живая, — лишь повторяет он, будто это все объясняет.
У меня в голове еще миллион вопросов, но тут в детской что-то падает, и на всю квартиру раздаются вопли Ромы и Кира, что-то они там не поделили.
— Ну вот, на самом интересном месте, — вздыхаю я. Зато Саша очень даже оперативно подрывается. По-моему, он только рад, что разговор можно окончить и сбежать.
— Я разберусь!
Он выходит из спальни, и к детским голосам за стеной прибавляется еще один взрослый.
Я еще немного лежу на кровати, размышляя над услышанным.
«Ты была живая…» И как это понимать? Можно, конечно еще раз спросить, но мне кажется, что он не ответит.
Ладно, надо Стаса забирать.
Одергиваю свою футболку, и выхожу на лестничную площадку.
В квартире напротив живет его друг Дамир Бероев. Этим летом он вместе с родителями, Аланой и Рустамом, переехали в наш дом. И мальчишки сразу же задружили, просто на ровном месте. Стас таскал Дамира на футбольное поле, а тот его в свою очередь учил боевым приемам. Они даже учились в одном классе, ну хоть не за одной партой сидели, и на том спасибо. Потому что кто-то из них постоянно торчал у кого-то дома. Чаще, правда, Стас бегал к Бероевым. Ромка и Кир далеко не всегда давали им спокойно общаться.
Стучу в дверь. Алана открывает достаточно быстро, радушно улыбаясь мне.
— Привет, извини, что поздно. Где там наш оболтус? Не надоел еще?
— Да что ты, Сань, все хорошо. Они там с Дамиром какие-то планы строят… Чуть ли не по захвату мира.
— Ой-ой, кажется у нас проблемы. Нас же потом по завучам затаскают.
Алана лишь беззаботно смеется.
Дамир с первых же дней появления в новой школе стал верным соратником Стаса во всех его проделках. Поэтому соседка понимала меня как никто другой, краснеть перед учителями нам приходилось вместе.
За спиной у Аланы появляется мой запыхавшийся сын и сходу начинает канючить:
— Мамочка, можно еще 20 минут? Ну, пожалуйста, очень надо.
— Домой, пулей, — пытаюсь я быть строгой. — Итак, засиделся. Людям отдыхать надо.
— Ну, мам!
— Стас!
— Дай ты ему 5 минут еще, — заступается за него Алана. — А мы с тобой пока поболтаем.
Я сдаюсь достаточно легко. Почему-то не хочется домой, недосказанный разговор между мной и мужем все еще весит где-то там.
На светлой кухне мне наливают ароматный чай из каких-то неведомых трав. На мгновение к нам заглядывает Рустам, называется меня красавицей, за что получает полотенцем от своей жены и исчезает в глубинах квартиры. У них тоже свои игры.
Мы сначала болтаем о каких-то пустяках, обсуждаем прошедшее родительское собрание, грядущий выпускной мальчишек, они ведь в этом году оканчивают 4 класс. Разговор как-то виляет с одного на другое.
— Стас сказал, что у вас скоро будет прибавление в семье, — легко спрашивает меня Алана. С ней вообще очень легко и комфортно. Поэтому я даже не злюсь на Стаса, что он все выболтал.
— Да, представляешь?
— Это здорово!
— Думаешь? Мне до сих пор кажется, что четвертая беременность — это перебор.
— Да брось ты, Сань. Дети — это замечательно. Если б у нас получилось, я бы обязательно родила, — в ее голосе звучит невысказанная печаль. Я никогда не спрашивала об этом, но пару раз соседка проговаривалась о том, что у них не получается забеременеть.
Мне неловко от этого. Вон, люди мечтают о детях, а я не знаю, куда мне примкнуть свою банду. Боже, их же теперь пятеро будет! Может быть идея с Канадской границей не так уж плоха? Только умотаю туда я.
— Как ты думаешь, кто будет? Мальчик или девочка? Вам бы девочка точно не помешала, — задорно продолжает Алана. Я же сказала, что она легкая. Никогда не застревает на своих печалях.
— Сашка уверен, что девочка… вернее девочки.
Глаза у Бероевой расширяются от восторга.
— ДевочкИ. Во множественном числе?!
— Представляешь, близнецы, — наконец-то произношу я это вслух.
— Ну вы и даете! А Чернов то у тебя не промах! — заливается Аланка. Да уж, не промах.
Смех у Аланы заразительный, и я впитываю в себя ее легкость, отгоняя все сомнения.
А что, в нашей ситуации только и остается, что смеяться.
Время летит с невероятной скоростью, игнорируя любые стоп-сигналы. Вроде бы вот только Саша убеждал меня в том, что нам нужна дочка, вроде бы только узнала, что будут близнецы, а потом бац, и я похожа на ледокол Красин — такая же вытянутая и большая. В комнату теперь сначала входит мой живот, а уже только потом появляюсь я. Выглядит это комично для всех остальных, но не для меня. Я вообще становлюсь раздражительная. Сказывается вечный недосып — нормально спать с двойней внутри оказывается нереально, не на спине, не на боку. Муж предлагает подставить стул к кровати, за что получает мою очередную истерику.
Впрочем, это его не огорчает. Сашка ходит счастливый и гордый, будто совершил подвиг. Еще бы, он же прав оказался, УЗИ показало дочек. А меня прям изнутри разъедает протест из-за его правоты. Из чувства внутреннего протеста хочется родить еще двух пацанов. Так бы и двинула бы сковородой по его радостной физиономии. Тоже мне победитель нашелся!
Мои мужчины обходят меня стороной, стараясь лишний раз не попадаться мне на глаза. Кто знает, что сегодня дурной бабе взбредет в голову? А мне от этого и обидно, и одиноко… и БЕСИТ меня все.
Вот вчера я хотела мороженного и жаренных семечек, желательно тыквенных, а еще переклеить обои в детской, и новые шторы в кухню, можно салатовенькие? Сегодня, правда, фиолетовые больше нравятся, а колбаса вкуснее.
Стас слишком громко дышит, Ромка морщится как-то противненько, а от Кира пахнет соседской собакой. Ворчу я теперь 24 часа в сутки, а потом… Потом опять ворчу. Сашка обещает выселить меня в гостиницу, если я не отцеплюсь от детей. Не то что бы я поверила в серьезность его обещаний, но даже своими поехавшими от гормонов мозгами понимаю, что палку я перегибаю.
А еще я стребовала с мужа лысую кошку. Не знаю как, не знаю зачем, но стребовала. Увидела в интернете фотографию и сказала: «Надо». Так в нашем доме появилась Пушинка. Абсолютно антисоциальное существо, презирающее всех нас. Стас после 5 минутного общения с ней, предлагает переименовать животное в Киллера. Да и выглядит она так, будто нормальную кошку вывернули наизнанку. Упрашиваю Сашку унести это обратно. Но тут противится Кир, он, наконец-то, заполучил хоть какое-то живое существо домой и ради этого даже готов терпеть дальше неадекватную мать.
За месяц до родов приезжает мама, и берет правление в свои руки. Строит мальчишек, кормит Сашку, вяжет свитер кошке, и не дает мне ни с кем ругаться.
Я почти не выхожу из дома, не считая регулярных вылазок к Бероевым. Алана всегда выслушивает мои страдания с неподдельным интересом, сочувственно кивая головой в нужных местах.
Как можно догадаться, я сейчас очень приятная личность, которая совсем ни разу не действует никому на нервы. Одному Чернову все ни почем. Я с ним ругаюсь, а он обнимается. Я его проклинаю за все на свете, а он мне мороженное несет и копченную колбаску. И это с таким радушием и смирением, что я все чаще задумываюсь о том, а не придушить ли мне его?
Накануне плановой госпитализации мне приспичило готовить праздничный ужин. Обязательно самой и без чьей-либо помощи. Что было слегка наивно с моей стороны, ведь даже к столу из-за живота не могла подойти. Пыталась готовить с вытянутыми руками, но получалось плохо. Овощи, лежащие на разделочной доске, все время норовили убежать от меня. А одному особо прыткому помидору это даже удается. Как в замедленной съемке он выскальзывает из-под ножа, кружится по столу и смачно падает на пол. Пытаюсь насадить его на нож, наклоняться я же не могу. Но живот закрывает весь обзор. Как же я в этот момент хочу увидеть свои ноги! Но нет… Опускаюсь на колени, хватаю подлый помидор и… понимаю, что застряла. Подняться не могу, вообще никак. Приходится запихать помидор в рот и ползти в сторону стульев.
И, конечно же, мое семейство выбирает именно этот момент, чтобы зайти на кухню.
Картина маслом. Я с огромным животом, на четвереньках посреди кухни, да еще и с помидором в зубах.
— Пап, а мама с ума сошла? — отчего-то шепотом спрашивает добрый Рома.
— Надеюсь, что нет, — так же шепотом отвечает муж. А потом кидается мне на помощь, помогая встать. Слава Богу, завтра в роддом!
Про роды вспоминать неинтересно. Я их даже не боялась, просто хотелось поскорее разродиться, чтобы все поскорее уже окончилось. Когда начались первые схватки, ходила по палате и пугала других мамочек своим безумным взглядом. Они-то все волновались и трепетали по поводу происходящего. А я страдала, что еще долго ждать и вообще мне скучно… Мой врач потом скажет, что я первая в его практике, кто с ним на родах про скуку разговаривал. Хоть у кого-то я первая.
Сами роды проходят достаточно оперативно, по уже вполне знакомому сценарию: кричать, дышать и тужиться. Только обидно было, что первую девочку не удалось долго на руках подержать, вторая уже вовсю торопилась в этот мир.
Зато когда увидела сразу двух малявок даже разревелась от нахлынувшего счастья. Они были такие крошечные, беззащитные и одинаковые, что у меня только от одного взгляда на них начинает щемить сердце от переполняющей его нежности. В этот момент была готова простить Чернову вообще все. Он был абсолютно прав, нам абсолютно точно была нужна девочка… девочки. Дочки. С именами разобрались достаточно быстро. Старшую назвали Кристиной в угоду Стасу. Он, конечно, возмущался и говорил, что Роналду не может быть девочкой, но было поздно. Со вторым именем пришлось пострадать — отметая всяких Флор, Техны, Стелла и прочее. Кому-то меньше мультики смотреть надо. Остановились на Виктории, решив, что она будет нашей победой. Но так и решили над чем именно. Видимо Сашкиным упорством над моим сопротивлением.
Следующей год настолько был дурной, что будь моя воля, я бы его просто проспала. Хотя сон, а что это такое? Мы не спали, вообще. Сначала орала одна, будила вторую, орали обе… Потом менялись местами, и вторая и будила первую. Я их поначалу не различала даже. Обе светловолосые и горластые. Рома предложил покрасить им пятки зеленкой, что мы и сделали. Кристине — правую, Вики — левую. Потом, правда, запутались кому какую.
Поочередно приезжали родственники, специально снимали квартиру в нашем же доме. У меня не было сил включать гордость или самостоятельность. Была готова спихнуть всех в руки бабушкам, еще мужа и кошка в придачу. Но в итоге мы как-то держались. И даже выжили.
Девочки росли активными, любознательными и до ужаса милыми. Ровно до того момента, пока они не начинали орать стройным хором. А еще всех кроме нас с Сашей напрягали их блондинистые головы.
— Пап, а почему они светленькие? — спрашивал кто-то из мальчиков.
— Краска в принтере закончилась, — отшучивался Чернов.
Потом и Надежда Викторовна подключилась. Как раз ее очередь была вахту у нас отбывать.
— Саша, ты уверен, что это твои дети? — спрашивала она у него, когда думала, что я не слышу.
Муж лишь весело разводил руками и продолжал нацеловывать своих ненаглядных девок.