Я. Ты. Мы. Они

Глава 50

На улице похолодало. Я зябко поежилась в тонкой куртке.

— Может, за другой курткой сходишь? — критически посмотрев на меня, предлагает Саша.

— А нам далеко идти?

— Тут рядом.

— Очень конкретно, — бурчу я себе под нос. — Да нет, не замерзну, пошли, что время тянуть? Может, еще детей сегодня успею забрать…

— Соскучилась? — хмыкает он.

— Кукушкой себя чувствую, — просто поясняю я. — В последнее время только и делаю, что передаю их с рук на руки.

Мы идем, пересекая двор, выходим к проезжей части, держа путь по тротуару вдоль нее.

— Хоть так. Зато у тебя до сих пор все права на них, в отличие от меня, — с затаенной грустью произносит Саша.

— В смысле все права? Я тебе, что, видеться с ними запрещаю? — ощетиниваюсь я.

— Воооот. В слова свои вслушайся. Звучит так, как будто ты это сделать можешь.

Ой, неудобно вышло.

— Это всего лишь словесный оборот.

— Нет, Сань, ты не понимаешь, — вздыхает Саша. — Мне для того чтобы с ними увидеться, не просто сюда прилететь надо. Еще нужно у тебя разрешение спросить, могу ли я их забрать или хотя бы встретиться.

— Это называется договариваться.

— Серьезно? Договоренность подразумевает равенство мнений. А в нашем случае ты все за всех решила, а потом благосклонно пришла к тому, что не будешь препятствовать нашему общению.

Ну, если смотреть на ситуации так, то да, конечно, получается паршивенько. Словно, я детей узурпировала, но ведь это не так?

— Я не могла находиться там, — очень тихо говорю. Хочу ему объяснить, но звучит так, будто я оправдываюсь. — Если бы осталась дома, то просто бы сошла с ума, там все напоминало о тебе и о том, что случилось. Это было слишком… больно. Мне нужно было вырваться из дома, иначе бы на дно ушла, и их бы с собой утащила. Я почти сутки из спальни выйти не могла. Ты ушел, а я осталась там… Дышать не знала как. Да и следующие три дня не лучше было. Стасу с Дамиром пришлось все на себя брать. Мне надо было уехать и детей увезти, иначе я бы только извела их своим отчаяньем.

Саша нервно сглатывает и смотрит на меня своими темнючими глазами, в которых я теперь четко вижу вину. Может осознавать что начал наконец-то?

— Мне нужно было уехать, — уже более твердо повторяю я.

— Знаю, — соглашается он. — Иначе бы так просто вас не отпустил.

— А ты отпустил?

— Вы же все еще здесь. Поверь мне, если б не понимал, что так тебе сейчас надо, давно нашел бы способ вас в Москву затащить.

— Интересно знать как?

— Тебе бы не понравилось, — криво ухмыляется Саша каким-то своим мыслям. — Сань, я умею быть и жестким, и жестоким. Просто это никогда тебя не касалось. Ты увезла детей без моего согласия, поселила их в двух комнатах, еще и безработная на тот момент была. Поверь мне, я сумел бы отстоять место проживания детей со мной.

Я резко торможу, не веря своим ушам.

— Место проживания?!

Саша тоже останавливается и оборачивается ко мне.

— Это сослагательное наклонение. Смог БЫ.

— То есть ты БЫ мог попробовать отнять у меня детей?!

Я смотрю на его синяк, и жалею лишь о том, что не я его поставила. Хотя, еще не все потеряно, есть же вторая щека.

— Я этого не говорил.

— Но намекал!

— Да хватит во мне уже угрозу видеть! Не собирался я с тобой из-за детей воевать. Наоборот уже десять минут пытаюсь тебе сказать, что понял, почему ты уехала. Не сразу, но понял. Просто это не так легко принять. Сначала все-таки взбесился. Но заметь, даже тогда не пытался ничего такого предпринять.

— Мне может быть тебе еще и спасибо сказать?! Теперь ты говоришь, что смилостивился, и разрешил мне, остаться с детьми.

— Ага, то есть тебе это тоже не нравится? Теперь представляешь какого мне?

Разворачиваюсь и иду в обратном направлении, гневно размахивая руками. Внутри меня все так и клокочет от негодования. А потом меня резко дергает назад, это Саша перехватил меня рукой за живот. Я со психу начинаю отбиваться, но он кажется, этого не замечает.

— Хватит уже убегать от меня! Не собираюсь я с тобой детей делить! Даже если бы ты с их помощью меня наказать пыталась, или манипулировать, я бы все равно с вами так не поступил.

Его слова не сразу доходят до моего разъяренного разума.

— Тогда зачем ты мне говоришь все это?!

— Да что б ты поняла, что я тебе не враг. Что хватит уже от меня подвоха ждать. Что это в конце концов и мои дети! И я имею на них все права! — по-моему мой псих передается и ему.

— Да я это и не оспариваю!

— Не оспариваешь! Только каждый раз смотришь на меня с подозрением, куда я их повел и что я с ними делал. Странно, что инструкции не выдаешь.

Я неприятно морщусь. Но Саша по-своему это трактует.

— А так хочется, правда? — с сарказмом спрашивает он.

— Откуда все эти мысли?! О чем мы сейчас вообще спорим. Я никогда не оспаривала твое право на них…

— Ты просто в один момент стала считать их исключительно своими…

— Не правда. Я наоборот пыталась всегда наводить мосты между вами. Вспомни, это я Стаса успокаивала, убеждала, что ты все еще любишь!

— Вот теперь вспомни, ради кого ты это делала?! Просто ты решила, что твоим детям нужен отец, и пыталась как-то сохранить связь между нами, ради них.

— А ради кого я должна была это делать? Ради тебя что ли? — звучит, конечно, жестоко, но он сам напросился.

Саша почти взрывается, вижу, как у него зашевелились желваки на лице, сжимаются кулаки. Кажется, мой удар пришелся по цели. Но к его чести он неведомым мне образом сдерживается, делает пару глубоких вдохов, а потом через чур ровным тоном говорит мне:

— Ничего ты не должна. Только помни, что я их отец. Я сам разберусь с ними, даже если пока не все так гладко. Найду к ним дороги, чего бы мне это не стоило. А теперь выдохни, и пошли, мы еще план минимум на сегодня не выполнили.

— По-моему как раз-то даже перевыполнили. Опять ругаться? Уволь.

— Саня. Мы ругаемся потому что не хрена не понимаем, что творится в голове друг у друга. Поэтому нам надо продолжить разговаривать… ну или ругаться. В любом случае, это лучше, чем молчать.

Он протягивает мне руку, но я стою, не шевелясь, скрестив свои руки на груди.

— Александра! Клянусь, это последний раз, когда я пытаюсь искать пути к тебе. Другого шанса у нас уже не будет.

Я еще какое-то время решаюсь, а потом все-таки вкладываю свою ладонь в его руку. Так мы и идем дальше, держась за руки. И это странно, потому что это ни разу не жест близости или теплоты. Скорее уж попытка, в конец не потерять друг друга.

Он приводит меня к школе.

— Издеваешься?

— Ни разу. Пошли, мы продолжаем нашу историю.

— Да поздно уже, школа давно закрыта.

— Ну и что. Что мы с тобой безрукие?

Я не успеваю возразить, как Саша поднимаем меня на ограду. Автоматические хватаюсь за край и перекидываю ногу. Я сижу на заборе, а Саша тут же подтягивается на руках, переваливается через ограждения и спрыгивает на ноги. А потом протягивает руки мне. Я перекидываю вторую ногу и ныряю прямо ему в объятия.

На улице сумерки, чему я несказанно рада. Может быть мне повезет, и никто из моих учеников не увидит, как неадекватная англичанка лазит через заборы на работу в компании бородатого мужика?

Саша ведет нас в обход главного хода, вдоль боковой стороны, и останавливается под окнами одного из кабинетов.

— И что дальше, окна бить будем? — не упускаю я возможности съязвить.

Чернов бросает на меня раздраженный взгляд, а потом хорошенько толкает створку окна над нами, и оно открывается.

— Почему мне кажется, что у тебя были сообщники?

— Креститься надо. Полезли.

Он опять без предупреждения подхватывает меня за бока и поднимает на окно, я легко забираюсь на подоконник. Он все так же подтягивается на руках. В кабинете темно, и я не сразу понимаю где мы. Приходиться достать телефон и подсветить.

— Ты с Верой Андреевной что ли договорился? — удивляюсь я, потому что мы сейчас как раз стоим посреди ее кабинета.

— Нет.

— А с кем тогда? Стас? Дамир? Галина Петровна?!

— Не гадай. Я своих не сдаю…

Пффффффф.

— И что мы тут делаем?

— Как что? — удивляется Саша. — Ты меня впервые встретила. Я тебя встретил. Теперь нужно официально познакомиться.

Волей случая выбираю то самое место, на котором сидела, когда Вера Андреевна просила меня позаниматься с Сашей.

— И когда это ты меня встретил? Сам же сказал, что не помнишь то, что было в тот день на дороге.

— Просто у нас с тобой дни не совпадают, — Саша садится рядом как и семнадцать лет назад. — Я тебя заметил благодаря Сомой. Мы с ней стояли возле школы, а ты проходила возле нас. Она что-то там тебе сказала.

— Так вот к чему сегодняшний цирк был? — доходит до меня.

— И да, и нет. Задумка была тебя дождаться, но потом Рома пришел. Не выгонять же мне его было.

— Да и Инночка подоспела вовремя, — шиплю я.

— Это кто? — жаль в кабинете темно, не разобрать Сашиного лица. Придуривается он сейчас или нет.

— Блондинка, которая сегодня усиленно своими прелестями перед тобой трясла!

— Аааа, Ромина учительница. Так она сама подошла.

— У тебя все сами подходят! — кажется, я опять истерю. Или нет? Или сейчас можно? А до этого не надо было?

— Ты ревнуешь что ли?

— Больно надо. Просто следую логике. Ты же у нас падок на всяких блондинок.

Саша стукает кулаком по столу, а я подпрыгиваю на месте. — Не падок я не на каких блондинок.

— Ну да. Один раз — случайность, а вот два — закономерность! Олеся твоя блондинка…

— Она не моя!

— А чья?! Моя, что ли?! — кто-то из нас недовольно пыхтит в темноте. Надеюсь не я, потому что как-то оно совсем не элегантно звучит. — Я же говорю, что это уже закономерность! У тебя тайная страсть к блондинкам, вон и Инка кстати подошла.

— Эта тут вообще причем?! Она сама подошла, я ее в принципе впервые видел. И разговаривал то, только потому, что она о нашем с тобой сыне заговорила.

— Вот смотри, эта сама, та сама. Как же тебе везет, что молодые и красивые сами на тебя вешаются.

— Что значит молодые и красивые?

Весь запал куда-то ушел. Как-то мы вышли на ту тему, которая меня поедом грызла все лето, но в конкретные слова я ее так обличить не смогла. Саша понимает, что что-то сейчас изменилось в моем настроение.

— О чем ты говоришь?

— Ни о чем…

— Сань?

Я чувствую его руку на своем колене. Прикосновение осторожное, ободряющее.

— Скажи уже честно. Я тебе просто надоела за столько лет? Я ведь уже не молода, ну и роды особо никого не красят. Да и в целом, внешность у меня всегда была самая заурядная, — я стараюсь говорить ровно и спокойно, но горечь все равно проскальзывает в каждом сказанном слове.

Рука на моем колене сжимается сильнее.

— Ты сейчас шутишь, да? — Чернов по-настоящему удивлен, такое просто так не сыграешь. — Сань, откуда эта дрянь у тебя в голове? Ты никогда не была заурядной. Да я тебя в юности всегда хотел так, что у меня в штанах все трещало.

— То в юности…

— А потом ты стала моей. И у меня была возможность узнать тебя всю, каждую твою черточку, каждую ямочку… каждую выпуклость, — в Сашиных словах появляется легкая хрипотца, и я непроизвольно заливаюсь краской. Как хорошо, что вокруг темно. — Твое тело всегда было, есть и будет идеальным для меня. Будто нас специально лепили друг для друга. Глазища твои, губы… ноги. У кого в этом мире еще такие ноги?! Ты хоть представляешь, чего мне стоило от тебя тогда в гостинице оторваться? Да если б я мог, я бы тебя месяц из спальни не выпускал, чтобы только моей была.

— Тогда я не понимаю почему?! Зачем она тебе понадобилась?!

Наверное, Саша думал, что делает мне приятно. Вот только его слова имели обратный эффект, если дело не в моей внешности, тогда в чем? Во мне как личности? Скидываю его руку с моего колена.

— Я тебе объяснил…

— Нихера ты мне не объяснил! Сказал, что злился. На что злился?! Что я тебе сделала?! Всю жизнь, только и думала о том, как сделать так, чтобы тебе хорошо было!

— Ты была несчастлива… — Саша говорит так тихо, что я даже думаю, что мне послышалось.

— Что? Что ты сказал?!

— Ты в последние годы была несчастна со мной.

Внутри меня все обмирает, чтобы не застонать, приходится закусить губу.

— Ты не говорила, не жаловалась, но я видел по тебе… По твоим глазам. Как будто внутри тебя запал какой-то пропал. Ходила, улыбалась, дела какие-то делала, а глаза не твои, неживые.

— И ты решил меня добить?

— Нет, Сань. Пытался развеселить тебя, разгрузить. Няню нанял, кухарку. Думал, что устала, хотел помочь. В отпуск съездили, но ты не возвращалась, все больше с детьми куда-то удалялась.

— И ты… — немыми губами шепчу я.

— Решил, что ты именно со мной несчастлива. Устала терпеть. Я так и не смог до конца победить тот страх, что ты со мной из-за отсутствия иного выхода. Ты ведь совсем самостоятельной стала, и я понял, что ты в конец без меня со всем справляешься. А живешь со мной по инерции, идеальная жена с печальными глазами.

— Если ты это все видел, почему не поговорил со мной, не спросил?!

— Потому что правду не хотел услышать. Я ведь жилы ради вас рвал, ради тебя. Благодарность твою видел, но от этого только хуже было. Сходить с ума по женщине, которой ты не нужен. Которой с тобой плохо! Знаешь как меня эта твоя благодарность бесила! А если б я спросил, и ты это подтвердила?! Что мне тогда оставалось делать? Только отпустить. Это был такой эгоизм с моей стороны. Видеть твои глаза, и трусливо делать вид, что этого нет. Тогда еще можно было убедить себя, что мне лишь кажется, что это не так. Что просто отвык от вас, поэтому не клеится все. Что ты от меня отвыкла, что исправить можно. К Олесе этой поперся, потому что сил уже не было себя ненавидеть, захотелось хоть на час, но уйти от этого.

— Сааашааа, — стону я. — Что же ты наделал?! Почему не сказал?! Почему не спросил?!

— А что бы это изменило?!

— Да все бы это поменяло, все!

Слезы досады застилают мне глаза. Почему, почему все так?!

— Сань? — его рука опять находит мое колено.

— Спроси. Спроси меня сейчас, — молю я его.

Сашка какое-то время решается, а потом неживым голосом все-таки спрашивает меня.

— Ты была несчастлива со мной?

— Да не с тобой, мне просто плохо было! Я наоборот только из-за тебя и детей еще на поверхности держалась.

— О чем ты?

— Да о том, что после того, как мы в дом переехали, у меня нихрена не осталось. Я оказалась в изоляции от мира с кучей детей. Меня и до этого Москва душила, своим одиночеством, но там хоть Алана была, да и с тобой мы все-таки каждый день виделись.

— Сань, у меня выбора не было!

— Да знаю я это! Думаешь, я не понимала?! И про деньги, и про работу… Все я понимала, только легче от этого не было. Знаешь, как я все эти годы тебе завидовала? Что у тебя дело любимое есть, что ты востребован, успеху твоему завидовала. Потому что я рядом с тобой бледная тень, умеющая только детей рожать.

— Ты что такое сейчас говоришь?

— А то и говорю. Думаешь, я не видела, как твои коллеги на меня смотрели, все эти партнеры твои, клиенты. Да они понять не могли, как такой мужчина как ты, мог выбрать меня. Все всю жизнь ставили тебя на порядок выше меня. Не спорю, заслуженно, ты же талант у нас. А что я?

— Спросил человек, знающий шесть языков.

— И что из того, что я их знаю? Кому это сдалось?! Я их для себя знаю, в стол, в пустоту. Я себя только и успокаивала, что мыслями о том, что ты меня любишь, что детям нужна. А ты отдалялся. Блять, ты отдалялся. Сначала работал, и у меня не было никакого морального права тебя хоть в чем-то упрекать. Потом ты метался, то с нами, то не с нами. Что я должна была думать? Только то, что мы тебе нафиг не сдались.

Беззвучно глотаю слезы.

— Я пытался тебя разгрузить, честно. Кухарка, няня…

— Да-да, садовника забыл. Саш, разгрузить — это еще ничего не значит. Времени действительно больше стало, но это не означает, что я могла обратно найти контакт с этим миром. Пыталась, японский пошла учить. Гарри Поттера этого осилила, и все. Если б не Ленка и дети, я бы вообще из дома перестала выходить. Так бы сидела под окном и ждала тебя.

— Почему не сказала?

— Как ты себе это представляешь? Любимый, ты нас всех из большой жопы тянешь на своей работе, а мне тут плохо и скучно от того, что приходиться ждать тебя?! А ты, ты почему молчал?! Как ты вообще мог сомневаться в моей любви?!

Между нами повисает гробовое молчание. Слезы продолжают топить меня. Темнота вокруг сгущается, пытаясь пробраться в пустоту, образовавшуюся после всех признаний.

Сашка находит мое лицо, вытирая ладонями мокрые ручейки на моих щеках.

— А ты любишь? — с надеждой в голосе спрашивает он.

— Еще один такой идиотский вопрос, и я тебя укушу, клянусь!

— Ах да, я и забыл, что ты кусаешься. Ты же меня предупреждала именно в этом кабинете.

Наверное, он бы меня поцеловал, и я, наверное бы, даже не сопротивлялась. Я уже чувствовала его дыхание на моем лице. Но в этот момент под дверью нашего укрытия слышатся шаги, и кто-то вставляет ключ в замок, громко ворча.

— Эй, кто здесь! Я вас слышу.

— Бежим, — командует Саша, хватая меня за руку.

В окно мы выпрыгиваем вместе, он успевает его прикрыть. По территории школы мы мчимся, не оглядываясь. Он перекидывает меня через забор, и свешивается сам.

Мы еще какое-то время бежим, пока не оказываемся на освещенном проспекте. Отдышаться оказывается не так легко, оба уперлись в свои колени и жадно глотаем воздух. А потом сначала у Саши, а потом и у меня начинается приступ гомерического смеха. Еле успокаиваемся.

Саша притягивает меня к себе. Просто обнимая, не позволяя ничего лишнего, но его движения все равно кажутся мне очень интимными.

— Как мы с тобой докатились до этой жизни?

Ответит мне на это нечего. Лишь хлюпаю носом.

Он провожает меня до дома и уже у самого подъезда, я задаю свой вопрос.

— А о чем ты хотел вспомнить? Ну, там, в кабинете.

— Да так, по сравнению с тем, что мы сегодня сказали друг другу, это сущие мелочи.

— Если судить по последним событиям, мелочей у нас с тобой не бывает, так о чем?

— Хотел рассказать тебе о том, какая ты была. Смешная и ерепенистая. Ты мне тогда сразу понравилась, своей подвижностью и взглядом своим испуганным. Ты же эмоции прятать никогда не умела.

— Но это все еще не была любовь, уже со второго взгляда? — оживляюсь я.

— Да, не была.

— Замечательно, потому что у меня тоже.

Саша на это лишь хмыкает. А потом останавливает взгляд на моих губах.

— Можно я тебя поцелую?

— Не сегодня. Не сейчас, — качаю я головой.

— А потом?

Но я не отвечаю. Жму плечами и скрываюсь в подъезде.

Впервые за много-много лет, я чувствую себя свободной.