Я. Ты. Мы. Они

Глава 43

В Сашиных объятиях тепло и надежно. И несмотря ни на что, все еще безопасно. Наверное, если он меня сейчас отпустит, то я просто распадусь на миллион осколков. Но он не отпускает, и я держусь.

Я не знаю, сколько мы так просидели: на полу, привалившись спинами к кровати. Я завернута в гостиничный плед, а он так и отсвечивает своей обнаженной грудью, хорошо, хоть брюки с него стянуть не успела.

На смену слезам приходит смущение. Боже, что же я творю?! В голове всплывают сцены страсти, еще совсем недавно бушевавшей между нами. От этого близость Саши теперь ощущается совсем иначе, а меня снова совершенно бессовестно тянет к нему. От этого становится еще хуже. Какая же я дура! У меня тут душа наизнанку выворачивается, а я только и думаю, что о его голом торсе и запахе, источаемом его кожей, таком родном и… будоражущем.

Все, я в конец запуталась в своих эмоциях.

Саша чувствует перемены в моем состояние. Поэтому, когда я завошкалась под покрывалом, пытаясь отстраниться, он сразу же размыкает руки, выпуская меня из своих сильных объятий.

— Успокоилась?

— Да.

Мне стыдно смотреть ему в глаза. Впрочем, мне вообще неудобно на него смотреть. Уж больно интимный момент у нас получился. И дело не в желаниях или сексуальном подтексте. Просто слишком доверительно это было. Слишком уязвимо, слишком опасно.

Я сильнее кутаюсь в покрывало, была бы возможность, с головой бы в него замоталась.

— Замерзла? Может с пола встанем?

Отрицательно мотаю головой. Не на кровать же нам возвращаться? Да и диван у меня доверия не вызывает. На полу оно как-то… надежней, что ли.

— Ты что-то про план начинала говорить, — похоже, кто-то больше не может молчать. Ему надо говорить. Ему надо что-то делать. Он никогда не умел ждать.

— Да, план, — горько усмехаюсь я. — Прожить с тобой долгую и счастливую жизнь. А потом умереть в один день и один час.

Звучит достаточно грубо, но мне необходимо скрыть свое смущение.

— Мы все еще можем вернуться к нему, — в Сашином голосе столько надежды, что мне даже смешно.

— Ты действительно в это веришь?! — я стараюсь сохранять спокойствие, но вопрос все равно звучит как-то визгливо и истерично.

— А что верить-то? Если ты не заметила, я был здесь все это время. И видел — нас непреодолимо тянет друг к другу. Значит, еще есть шанс.

— Сам же сказал, что сексом дело не исправишь.

— Не исправишь, — он пытается быть рассудительным, но я вижу, что он напряжен, и это придает мне сил. Слова словами, но мне важно знать, что он тоже переживает, что ему не все равно. — Но в данном случае я предлагаю рассматривать все произошедшее как проявление того, что мы нужны друг другу. Даже… Даже если это и было частью твоего прощального плана.

Значит он понял, про какой план я начинала говорить. Мне кажется, или в последней фразе был упрек?

— Мне было необходимо доказать себе, что я еще могу тебе нравиться, быть привлекательной для тебя, — для чего-то оправдываюсь я, а потом пугаюсь.

Зачем я это говорю?! Звучит как-то совсем убого, как будто напрашиваюсь на жалость. Пытаюсь спрятать лицо в ладонях, но Саша останавливает, зажав их в своих руках.

— Нравиться? — он выглядит крайне удивленным. — Сань, что за бред?! Зачем тебе что-то доказывать? Да у меня всегда от тебя голову рвало так… Что я еле мог себя контролировать. Иначе откуда у нас столько детей?!

Последней фразой он как всегда пытался пошутить. Подколки про детей всегда разряжали любой накал страстей между нами. Но только не сегодня. Слишком все зашло далеко.

— Как оказалось, не так уж сильно, раз понадобилась другая!

— Она не для этого понадобилась! Не для секса!

На этом месте я хорошенько шарахнулась от него в сторону, такое чувство, что мне сейчас пощечину дали. Если он хоть слово скажет про душевную близость, я его просто убью.

Саша опять правильно понимает мои мысли, поэтому быстрее продолжает:

— Да я не об этом! Я с ней спал, не более. Три… три гребаных раза.

Я не выдерживаю и подскакиваю на ноги. Три раза. Это много или мало? Это больно, при любом раскладе, это невыносимо больно. Не хочу его слушать, надо выпустить покрывало из рук, и заткнуть уши. Но я, конечно же, этого не делаю. А лишь стою истуканом и слушаю Сашу. А его как назло тоже уже понесло.

— Я к ней и не чувствовал ничего толком. Так пофлиртовали пару раз. Я ей понравился, и этого оказалось достаточно.

— Ты хоть понимаешь, насколько мерзко это все звучит?!

— Понимаю.

— Тогда зачем?!

Зачем ты это мне говоришь? Зачем ты с ней спал? Зачем это все с нами?!

— Если я скажу, что не знаю?

— Тогда я прямо сейчас возьму и уйду.

Он молчит. А я психую, скидывая покрывало, и начинаю искать свою рубашку. Вон отсюда, вон от него. За сотни миль, за километры, лишь бы не видеть, лишь бы не слышать.

Я бы действительно ушла, даже если б рубашку не нашла, так бы и убежала полуголой. Но Сашка хватает меня, и с силой тянет на себя. Только и успеваю выставить вторую руку перед собой и упереться в его грудную клетку.

— Мне нужно было почувствовать себя виноватым, — вдруг бесцветным голосом сообщает он.

Что?!

— Что ты сказал?!

— Мне нужно было чувствовать свою вину. Чтобы перестать злиться на вас… на тебя.

Ладонь, лежащая на его груди, непроизвольно сжимается в кулак, хорошенько пройдясь ногтями по его коже, оставляя за собой красный полосы.

Сашка морщится, но не отпускает меня.

— Ты просто не знаешь, что придумать в оправдание, да? — это единственный логичный ответ, который приходит в мне в голову.

Его глаза темнеют, а он еще сильнее сжимают мое запястье. Мои слова обижают его.

— Дорогая, я могу сколько угодно выдать тебе вариантов, и поверь, не один из них тебе не понравится. Так что, давай, начнем все же с правды.

Вообще, это очень интересно наблюдать за его реакциями, наблюдать, как раскаяние сменяется отрешенностью, а потом перерождается в гнев. И вот последнее пугает меня больше всего. Не потому что, я боюсь его, Саша никогда не сделает мне больно… По крайней мере в физическом плане. А потому что я не понимаю, чем вызван его гнев.

Пытаюсь вырвать свою руку, но он не отпускает. Правда, злость свою усмиряет, даже хватку ослабил.

— Ты выслушаешь меня, — то ли приказывает, то ли спрашивает он. Я смотрю в его практически черные глаза и не могу отвести свой взгляд.

— Да, — шепчу одними губами словно под гипнозом.

— Тогда пошли отсюда?

Предложение настолько нелепое, что я даже не сразу понимаю, о чем он говорит.

— Что? Куда?

— Куда- Нибудь. Там где люди. Чтобы можно было просто разговаривать. Без истерик и разборок. Иначе чувствую, договоримся.

Он выпускает мою руку. А я вот почему-то не спешу отойти.

— И куда же мы пойдем? — я пытаюсь ерничать, но Чернов игнорирует мой тон.

— Тут внизу ресторан. Пошли туда. Есть хочу страшно, весь день не ел.

Идея скажем прям так себе, но мне почему-то нравится. Мне тоже нужно время, чтобы собраться с мыслями. Сердце стучит как ненормальное в ожидание чего-то…

Мы одеваемся. Саша достает из сумки синий джемпер. А я пытаюсь привести в порядок свою рубашку. Получается плохо, половины пуговиц на ней просто нет. Видимо, послетали, когда Саша снимал ее с меня.

Он тоже внимательно разглядывает мой внешний вид.

— Сейчас, подожди, — говорит и что-то опять ищет в своей сумке. А я со психом сдираю с себя неудачливую рубашку и с чувством швыряю ее куда подальше.

Он протягивает мне что-то серое. Оказывается очередная рубашка. Надеваю ее на себя, но застегнуть не могу. Пальцы не слушаются. Тогда Чернов сам подходит ко мне, поправляет воротник и очень медленно и аккуратно застегивает пуговицы. Она, конечно, мне большая, но лучше уж так.

Свой пиджак он хватает уже на автомате, и мы выходим из номера. Да, я была права, за закрытыми дверями не происходит ничего хорошего.

Ресторан мне не понравился. Он был какой-то вычурный, с канделябрами и хрусталем, позолотой и вензелями. Еще пару лет назад он таким не был, видимо гостиница упорно повышала свой статус. Зря. Из уютного местечка она превращалась в нечто пафосное и несуразное.

Сегодня здесь было не так многолюдно как обычно, видимо уже сказывался поздний час. Люди приходили сюда по разным причинам: кого-то ожидал деловой ужин, кого-то пылкое свидание, у кого-то рутинный семейный вечер. Мнимая статусность ресторана обязывала людей быть под стать интерьеру. Официанты в идеально выглаженной униформе кружили между столиков, стараясь предугадать любое желание гостей, выряженных, в дорогие костюмы и платья известных брендов, которые делали вид, что мир крутится вокруг.

И тут мы в самом центре всей этой пошлой роскоши. Саша в изрядно помятых брюках и с яркими следами моих зубов на шее. И когда только успела? Хоть джемпер у него приличный. Про свой внешний вид я предпочитала не думать. Мало того, что в мужской рубашке, так еще же зареванная, а о том, что делали со мной Сашины губы и руки, лучше вообще не вспоминать.

— Мы можем уйти, если не нравится, — предлагает Саша, оценив мое кислое выражение лица.

— А смысл? — мне вряд ли сегодня хоть где-то сможет понравится. — Ты пока со столиком разберись, а я до туалета дойду.

В туалете обнаруживается огромное зеркало во всю стену, а в этом зеркале мое отражение — помятое, взъерошенное, заплаканное и зацелованное одновременное. Та немногая косметика, что была на мне, благополучно потекла, правда, разводов как таковых не было, видимо все обтерла об Сашку, когда он меня обнимал. Зато, то что осталось легло темными кругами под глазами. Губы красные и опухшие. Ну, с этим все понятно. Шея хоть чистая, если не считать легкое раздражение от его щетины. Волосы спутаны, и торчат в разные стороны. Мужская свободная рубашка тоже придает красочности моему образу.

То ли из постели чужой вылезла, то ли с сеновала свалились.

Красота одним словом. Холодной водой стираю остатки косметики, еле распутываю волосы, в кармане джинс даже резинка находится, делаю гульку на затылке, а что, терять мне уже нечего. Края рубашки завязываю в узел, и соображаю что-то наподобие топа. Выгляжу значительно лучше, правда, все еще смахиваю на дворовую девку.

И это мать шестерых детей! Надо сфоткаться и сохранить на память. Если буду работать в школе, есть что предложить на доску почета.

Когда возвращаюсь в зал, Саша уже сидит за дальним столиком, видимо выбранный за его уединенность. Вроде как среди людей, но все равно одни. И поорать друг на друга нельзя, но при этом никто особо и не слышит.

Пока иду до мужа, ловлю на себе чужие взгляды, вешающие на меня какие-то очередные ярлыки, кажется, даже слышится возмущенный шепот. Как же давно этого не было! По-моему, меня все-таки записали в проститутки. Или мне только так кажется. Но мне до безумия нравится эта игра, быть не собой, а такой свободной, порочной и пофигистичной. Идти по залу шикарного ресторана и только одним своим видом бросать вызов всем этим людям. Сегодня ночью не имеет никакого смысла кто и что думает обо мне. Важен лишь один взгляд темно-карих глаз, неотрывно следящих за мной.

Саша смотрит жадно и обжигающе, такое чувство, что пытается забраться куда-то мне под кожу, чтобы найти там что-то такое, ведомое только ему. А может быть просто, чтобы остаться во мне навсегда. Все-таки хорошо, что мы ушли из номера.

— Я сделал заказ на двоих, — сообщает он мне, когда я сажусь за столик.

— Я не хочу есть.

Мне вообще еда не скоро в горло полезет. Но говорить об этом вслух не надо, пафосный ресторан не переживет пафосных фраз.

— Тебе понравится, — как-то совсем по-детски обещает мне Саша, улыбаясь озорной и бунтарской улыбкой. Наверное, какую-то шалость придумал.

— Очень сомневаюсь.

Он тяжело вздыхает.

— Сань, с таким настроем у нас разговора не выйдет.

— А ты как хотел? Мне кажется, что он у нас при любом раскладе не выйдет. Потому что я не знаю, что такого ты можешь мне сказать, чтобы я смогла тебя простить.

— Тогда зачем мы здесь? Зачем ты пошла со мной?

Саша умеет задавать вопросы, находя слабые места у оппонента. Наверное, не зря он смог стать хорошим юристом, одного знания законов здесь не достаточно.

Зачем я здесь? Да, потому, что все еще надеюсь на чудо, на то, что он сможет меня убедить в том, что мне все привиделось, что все это был один страшный сон. Или найдет решение сложившейся ситуации, и мы опять сможем быть вместе. Я даже готова его молить об этом. Сашенька, пожалуйста, исправь все то, что ты натворил. Но я так не сделаю. Не дам ему надежды, и себе ее не дам. Неоправданные надежды, они, знаешь ли, убивают.

— Я могу уйти.

— Можешь, — кивает он. — Но ведь это не ответ. Давай, решим, если мы разговариваем, то мы разговариваем.

— А в противном случае?

— У нас с тобой нет противного случая.

Нет, он все-таки был хорошим юристом.

Наверное, мы бы еще продолжили наши препирательства, если б не появилась официантка с нашим заказом. Не знаю, чего я ждала. Саша говорил, что он голоден. Он мог заказать любимый стейк, или какой-нибудь замысловатый салат, здесь их должно было быть море, на крайний случай какой-нибудь креп-суп… но нам принесли торт.

Цельная, неразрезанная Прага стояла посреди стола и пугала меня своей… неожиданностью. А еще нам вручили вилки и никаких тарелок. Я сначала подумала, что это такой сервис новый, но официантка вопросительно посмотрела на Сашу, явно возмущаясь тем, какое надругательство он затеял над тортом. Чернову было все равно, он взял свою вилку и оттяпал кусочек торта, отправив его в рот. А прожевав, с довольным видом отправил официантку дальше. Я во все глаза смотрела на мужа и не могла понять, что сейчас происходит. Кто-то из нас сошел с ума.

— Что? — оценивает он мой ошарашенный вид. — Между прочим, вкусно, попробуй.

— Саш, ты совсем того, да? Или это такая попытка подкупить меня?

— Да нет. Просто… Ты не поверишь, лет десять мечтал о том, чтобы просто взять и вот так съесть торт в одного… ну или на двоих. Так что вилку бери.

Я все еще с недоверием щурюсь на него.

— Ну, ты подумай, когда у нас сладкое-то в доме задерживалось? Торты так вообще, съедаются еще на подходах к кухне. Никогда не думал, что быть взрослым это так сложно…

Да, когда появляются дети, все самые лучшие кусочки начинают перепадать им.

— А я иногда покупала, — хвастаюсь я. — Детей по садикам и школам отправлю, а на обратном пути в кондитерскую заезжала. Потом дома чай пила, торт, правда, целый так ни разу и не осилила. А вот с пирожными наедине было хорошо.

— Коварно! — восторженно восклицает Саша.

Это даже весело… почти. Я честно пытаюсь улыбнуться, но получается плохо. Поэтому беру вилку и впиваюсь ею в торт со своей стороны. Прага на удивление очень вкусная, настолько, что я почти готова простить ресторану хрустальную люстру, висящую в центре зала. А потом нам приносят чай. Тоже вкусный и ароматный. И я добрею до того, что уже сама прошу Сашу.

— Разговор, ты обещал разговор.

— Сейчас. Только у меня есть условие.

— Условие?! — если честно, я почти восхищаюсь им сейчас. Вот что за человек, ты ему уступку, а он уже тебя полностью заглатывает. — Ну ты и гад. Тебе не кажется, что это уже наглость с твоей стороны условия ставить?

— Неа. Просто без них не получится. Ты иначе даже до середины не дослушаешь…

— Все настолько плохо?

— Нет, просто ты бываешь очень эмоциональна, — в этот момент я морщусь, и Саша пытается исправиться, быстро добавляя, — как и любая женщина.

Это он зря.

— Я смотрю у тебя слишком большой опыт общения с женщинами!

— Вот! Я про это и говорю. Сань, пожалуйста, не ищи двойное дно в моих словах. Если я скажу что-то… Ну, например, что мне плохо, не выворачивай это так, что я считаю тебя плохой женой… Или что-нибудь в этом роде. Это главное условие… Просьба. Пожалуйста.

Так и хочется надуть губы и пообещать, что я тогда вообще молчать буду. Даже руки на груди скрещиваю. Но Саша смотрит на меня своим взглядом: «Вот об этом я и говорю», поэтому приходится одернуть себя.

— А это действительно так? Тебе действительно плохо? — перехожу я к делу. Вся эта патетика меня уже достала.

— Мне очень плохо без тебя, но…

Он замолкает, но я и так понимаю, что он хотел сказать.

— Но и со мной ты не смог.

Слишком много но. До последнего надеюсь, что он начнется меня переубеждать. Саша молчит. И если бы не чувство вины, отчетливо читающееся в его глазах, я бы уже ушла.

— Я пытался, честно…

Это звучит так ущербно, как будто он ребенок, который обещает маме, что больше не будет воровать конфеты из вазочки по ночам.

— Убогое оправдание, не находишь?

— Это не оправдание. Я пытаюсь рассказать тебе, что чувствовал. Это не оправдания, не упреки. Хочу, чтобы ты поняла. Мне надо, чтобы ты поняла!

Он берет меня за руку, не из нежности, а чтобы не сбежала. Он опять загоняет меня куда-то угол, припирает к стенке. Но я как послушный кролик на заклании не могу отвести от него глаз. Даже не вырываюсь. Что-то есть в его словах, что меня подкупает. несмотря на раздражение, несмотря на боль, на усталость или пустоту. Я действительно хочу понять, что произошло, хочу перестать мучить себя вопросами и поисками ответом.

Долбанное любопытство. Оно всегда ведет меня куда-то не туда.

Саша, видя, что я все еще слушаю, начинает говорить очень быстро, не давая вставить мне не слова.

— Сам не знаю, когда это началось. Наверное, когда мы купили дом. Тогда же все срочно было, все деньги ушли на Дама и дом. Долги эти, кредиты. Я же тогда буквально жил на работе. Витька, конечно, помог очень сильно, даже партнерство предложил. Но этого все равно было недостаточно. Я поэтому на эти командировки подписался. Да и не только они. Брался вообще за все. Ты никогда не упрекала, но я боялся, что подвожу вас. Бесился, что не могу быть с вами, но и работу бросить не мог, иначе бы… облажался. Это ведь изначально моя идея про дом была.

— Ты тогда…? — спрашиваю я испуганно. Он говорит так быстро, и совсем не о том, что я ждала. От этого пугаюсь. А если он уже тогда мне изменял?

— Что? Да нет же… У меня времени на сон-то было в обрез… Какие там женщины.

Если это должно было меня успокоить, то помогало мало.

— Сколько я в этом варился? Год, два? Пока не выгреб. Помню, проснулся утром однажды, а мне бежать никуда не надо. Сам себе не поверил. А вы ведь тоже на месте не стояли. У меня вдруг оказались взрослые дети. Стас брился и говорил басом. Дамир задвигал какую-то философию. Рома сам ходил по магазинам и выбирал какие-то модные тряпки. Девочки и те делали что-то такое, на что мои малышки еще совсем недавно были не способны. Даже Кирилл. Я вдруг осознал, что совсем не знаю чем он живет. Про Стаса еще помнил, футбол. А Кир? Он уже не гонял свои машинки, и кошек больше домой не тащил.

— Они не могли ждать, пока мы решим все проблемы.

— Не могли, — горько соглашается Саша. — Сначала успокаивал себя, что вернусь сейчас, наверстаю все. Но вы научились жить без меня. И во главе всего этого оказалась ты. Они ведь до сих пор со всем идут к тебе. Мне досталась какая-то декоративная функция — дарить подарки, отвозить в школу, и развлекать по вечерам. Но в ваши проблемы мне ходу не было. Даже ты. Упорно тащила все на себе. Помню, у Ромы поднялась температура. Ты его сразу же повезла к врачу… И мне не позвонила, не сказала ничего. Вечером лишь между словом обмолвилась. Кажется мелочь, но меня тогда реально переклинило.

— Ты был на работе…

— Был! Но, блин, Сань, вы моя семья! Скажи, я тогда хоть раз проигнорировал твой звонок? Хоть раз сказал, что я не могу сейчас разговаривать?

— Я тебя напрягать не хотела.

Вроде как оправдываюсь, но сама не понимаю за что. Я ведь его дурака разгрузить хотела. Он действительно тогда работал как каторжный. Мы могли не видеть его неделями, а когда появлялся, был замученный и вымотанный. Спал сутками. Куда мне было еще вешать на него наши бытовые проблемы? Потом, правда, стало легче, когда за дом расплатились. Когда его именным партнером сделали. Деньги появились, какая-то стабильность обрисовалась.

— Тогда скажи, где в итоге во всем этом мое место оказалось?

— Ты нужен детям, они любят тебя.

— Любят, когда я их в кино веду или пиццей кормлю. Все, моя роль на этом исчерпана.

— Неправда.

— Правда. Например… Возьмем ситуацию со Стасом и футболом. Я даже не беру в расчет то, что вы сами с ним там все решили, и со мной не то, что не обсудили, даже в известность не поставили. Но это еще так, мелочи. Я разговариваю с ним…

— Ты давишь на него…

— Вооот. Ты даже не даешь мне с ним поругаться нормально, это ведь тоже… часть жизни. Приходишь и сглаживаешь все углы. И так во всем, ты меня просто до любых разборок не допускаешь. Документы из школы и те без моего участия…

— Я звонила тебе.

— До или после того, как с директором разругалась?

Ответ мне не нравится, поэтому просто упрямо молчу.

— Ты увезла их сюда, не допустив не единой мысли, что не просто уезжаешь из дома, ты буквально вырвала их из моей жизни. Сама, определяя какие-то дозволенные границы общения. Мол, общайся сколько хочешь, я не мешаю. Но жить мы будем на другом конце страны.

Сашка как-то постепенно заводится. Видимо это все действительно его терзало и мучило. Но я тоже не могу себя сдержать.

— Окей, я поняла! Я — плохая, не даю тебе общаться с детьми. Поэтому ты мне изменил.

— Да не переворачивай ты! Не говорил я этого! — Чернов рычит, кажется, я тоже говорю, на повышенных тонах. Люди начинают оборачиваться на нас, приходится выдохнуть и взять себя в руки.

Какое-то время ничего не говорим. Стараясь осмыслить уже сказанное, но потом Саша продолжает.

— Но тяжелее всего, оказалось, принять то, что я был не нужен тебе.

— Что?! Ты совсем рехнулся?

Последнее утверждение было настолько бредовым, что… что я даже не знаю, что. У меня дар речи пропадает.

— Сань, кормить меня по утрам завтраками и засыпать со мной в одной постели, еще не означает нуждаться во мне. Вспомни, когда мы с тобой в последний раз разговаривали? Просто говорили. Как тогда в юности? Когда по парку гуляли. Ты тогда на все пыхтела, и вечно приходилось с тобой бороться, чтобы хотя бы на улицу вытащить. Но в этом была вся ты, настоящая такая, не скрывающая своих эмоций. А сейчас тебя о чем не спроси, у тебя все хорошо. Есть я в твоей жизни или нет. Да-да, знаю, не хотела меня грузить, помню.

Он вроде бы и не осуждает, но и… осуждает. И его слова звучат дико еще от того, что я-то считаю, что все правильно делаю, наоборот ограждаю от лишних проблем. С ума сойти. Он считает, что я не нуждаюсь в нем, а я ведь наоборот…

— А что бы изменилось, если я бы тебе ныла или жаловалась? Если скидывала бы все на тебя? Разве, нас бы это спасло? Ты наоборот, еще раньше от этого отвалился.

— Так вот, значит, какого мнения ты обо мне?!

— Я не об этом…

— Об этом, Саня, об этом. Раньше не отвалился, со Стасом не ушел, ад с Ромой пережил… Да мыслей у меня таких даже не было никогда! А тут не осилил бы школьные разборки Стаса?! Не справился бы с тем, если ты себе однажды позволила расслабиться и побыть… слабой?

— Вот именно! Зачем тебе слабая я?!

— Как это зачем?

Нет, он действительно не понимает.

— Саш, да у тебя же проблемы из-за меня по жизни! Переспал однажды с дурочкой пятнадцатилетней, и она тут же беременная. А потом опять залетела, и опять… То ребенок больной, то двойня. Я же всегда понимала, что не предел твоих мечтаний. Да, ты остался со мной и Стасом… Любил. Но это ведь потому что у тебя выбора не было.

— Да откуда у тебя эта хрень в голове?! Какой нах*й выбор. Я всегда был с тобой, потому что не мог иначе. Да, может быть, не сразу понял, что люблю. Но как узнал тебя ближе, так уже не мог отступить. И не от рождения Стаса отсчет бери. Я ведь тогда… именно к тебе пришел, потому что только к тебе и влекло. Пьяный был, вообще не соображал, умереть хотел… А тут ты, живая, настоящая, искренняя. Я тогда натурально разумом двинулся. Только уже потом понял, что натворил, когда поздно было. Если б мог себя хоть немного контролировать, по-другому бы все сделал…

— Не надо по-другому, — жалобно пищу я, завороженная его признаниями. — Стаса бы не было.

— Да, Стаса, — устало повторяет он за мной.

Чай уже давно остыл, а торт опротивел. Он как ненужный свидетель всех наших признаний.

— Тогда зачем понадобилась другая женщина? — наконец-то, задаю я тот вопрос, который все это время терзал меня. На самом деле я не хочу знать ответ на него, так как боюсь, разрушить то хрупкое доверие, которое вот-вот наметилось между нами.

Саша глубоко вдыхает, сцепляя руки в замок.

— Я злился, как же я злился. И нет, это не было попыткой тебя наказать. Но в один момент понял, что не могу с вами, на таких вот… игрушечных ролях. Ты обо мне как еще об одном ребенке заботилась! Срываться стал, на тебя, на детей. Пытался сдержаться, но все равно же прорывалось. Особенно на Стаса. Он же как продолжение тебя. Если и есть авторитеты, так только ты. Я сам изводился, вас начал обижать. Видел же это все… Попытался уйти в работу опять, чтобы хоть как-то остыть. Но было только хуже. Вы все дальше, а мне без вас плохо, а вам нормально. Ты вообще казалось, что моего отсутствия не замечаешь. Улыбалась, радовалась, как Баксу, блин… С Олеськой случайно познакомились. Года два назад. Олеся, жадно выхватываю имя соперницы я из его речи. Олеся. Что ж, у олененка появилось имя.

— Она работает у одного из наших постоянных клиентов. Мы так, пересекались иногда по делам. Она флиртовала, да они все флиртует…

Кто они, я побоялась уточнять.

— Но я игнорировал. Льстило, конечно, но не более. А потом был какой-то совместный корпоратив. Я выпил порядком… Да не морщись ты так, у нас тогда ничего не было. Она меня обхаживала, крутилась вокруг, нахваливала меня. А мне вроде, как и приятно, и противно. Виноватым себя перед тобой чувствовал, что вообще слушаю. Приехал домой, в глаза смотреть боюсь, вдруг догадаешься. В общем вины хватило на неделю… Ужился со всеми вами, за тобой хвостом бегал. А потом опять. Злость вверх взяла. У тебя ведь и мыслей никогда не было таких, про другую женщину, мне почему-то еще обидней стало. Подумал, что точно не нужен. Представляешь, и злюсь на тебя, и виню себя, что скотина такая.

— Тогда ты решил переспать с ней? — голос у меня хриплый и совсем безжизненный.

— Не то чтобы решил. Но видимо да, тогда. Напился как свинья и позвонил ей. Встретились в каком-то мотеле и…

Жмурюсь. Не могу я слышать этих подробностей. Не могу. Сашина горячая рука ложится поверх моей.

— Мне не продолжать?

— Продолжай, — прошу я. Наверное, я все-таки мазохистка. — Я должна, знать.

— В общем, переспали мы тогда. Плохо помню, что происходило. Потом долго отмывался. Протрезвел, домой приехал. А там ты. Такая родная. Такая моя. Мне кажется, что я от тебя тогда неделю не отходил, детьми занимался. На работе боялся показаться, вдруг жизнь опять с Олесей сведет? Вроде бы нормализовалось. Я думал, что мы справимся, вроде бы получалось. Но через время злость опять копиться началась. Я Олеське уже осознанно позвонил. Потом полгода не виделись Честно себя сдерживал, чтобы с вами не разругаться. Работал, в спортзал ходил. Пытался все подход к детям найти. Неуклюже выходило. В отпуск планировал съездить, надеялся, что забуду, что опять с тобой все вспомним, как оно было когда-то. Ну а в тот злополучный день, из-за этого футбола несчастного взъелся, а потом ты еще и Дамира выспрашивать начала, что мы там и как. Он с Ромой это сзади обсуждал. Будто я с сыном не могу договориться. Вот тогда все… не выдержал. Позвонил Олесе. В гостиницу стало противно ехать, как будто это делало измену самой, настоящей. Понимаешь?

— Да, в дом ее тащить изменой не было…

— Не ищи логику, я не уверен, что она там вообще есть.

— Ну куда уж там…

— А потом приехала ты. От стыда хотелось провалиться под землю. Рванул за тобой. Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой скоростной. Влетел в дом, а там дети, кричат, что тебе плохо. А как я им объясню, что это из-за меня? Пошел к тебе. Вижу, что тебе больно, и сам себя за это ненавижу. Не знаю, что сказать, а ты даже коснуться себя не даешь. Меня такое отчаянье охватило, что от греха подальше решил уйти, видел же, что мое присутствие тебе в тягость. Мимо детей пролетел, что б они меня таким не видели. Потом, правда, к Стасу вернулся. Хотел попросить, чтобы он о тебе побеспокоился, раз я не сумел. А он все слышал. Сказал, что б я уходил, что я вам не нужен. Понимаю, что он тебя так защищает, но слышу лишь то, что не нужен. Он же тогда мой самый страшный страх озвучил. А когда вы уехали, чуть в конец с ума не сошел. Подумал, что ты меня окончательно из жизни вычеркнула.

Хочется курить… Хотя никогда не пробовала, вообще ни разу. Но в фильмах герои с таким упоением снимают любой стресс с помощью сигареты, что я им завидую.

Саша закончил свой рассказ, и теперь сидит и нервно рассматривает свою ладонь, лежащую поверх моей. Странно, но мне совсем не противно его прикосновение. Оно теплое, а еще у кого-то из нас дрожит рука, только я не знаю у кого.

— У вас было с ней что-то еще?

— С Олесей? Нет, что ты. Я даже от клиента отказался, все дела его передал.

— Понятно… — а что я еще могу сказать?

Не уверена, что мне действительно все понятно, но что-то становится на свои места. Устраивает ли меня его объяснения? Нет. Все оказалось, еще хуже, чем я думала. Проблема была не в Чернове. А в нас. В нашей семье. Раз он подумал, что не нужен мне. Раз не смог найти другого выхода из ситуации. Раз я не поняла, что с ним что-то происходит.

— Сань, ты сможешь меня простить? — все-таки надежда — это плохо, она убивает изнутри.

— Я не знаю, Саш, не знаю.

Домой мы идем пешком. Ну улице темно и холодно, Саша накидывает на меня свой пиджак. После того как он расплатился в ресторане, мы не сказали друг другу ни слова. Просто шли по городу и тонули, каждый в своих мыслях. Мне в кое-то веке не хотелось знать, о чем он думает, чужих размышлений мне на сегодня хватит. Со своими бы хоть как-то совладать.

Когда мы подходим в подъезду, часы показывают половину пятого утра. Где-то на востоке уже появляются первые лучи солнца. Утро на подходе.

Мы стоим у подъезда, как делали много раз до этого, в какой-то прошлой жизни. Я смотрю себе под ноги, а Саша на меня. Я чувствую, как его взгляд блуждает по моему лицу. Кажется, сегодня он пытается прочитать мои меня. Потом не выдерживает, и проводит пальцем по моей щеке. Я не сопротивляюсь, и он воспринимает это как разрешение. Обнимает меня, прижимает свой лоб к моему. — Сань, — шепотом зовет он меня. — Скажи, хоть что-нибудь.

Я очень серьезно взвешиваю каждое слово.

— Саш, ты мне очень нужен. И всегда был нужен. Даже когда я еще об этом не знала. А потом, вообще стало без тебя невмоготу. Я ведь со всем в жизни только благодаря тебе справлялась. С детьми, с проблемами… даже с самой собой. Может быть не всегда показывала это… Но ты был слишком нужен мне, меня пугало это. Я так боялась быть для тебя обузой, боялась, что обязываю тебя собой. Думала, что если увижу подтверждение этому, просто не переживу. Поэтому и пыталась все сама делать. Чтобы не мешать тебе.

Одинокая слеза появляется на моей щеке. Только не плакать, только не сейчас. Саша большим пальцем вытирает ее. От этого становится еще горше.

— Ну что ты, глупышка. Я всегда…

— Нет, пожалуйста, ты сказал. Теперь дай мне. Но несмотря на мои страхи, я считала, что у нас все хорошо. Даже твое раздражение воспринимала как должное. Поэтому когда увидела тебя с ней, чуть с ума не сошла. Я ведь действительно даже никогда не задумывалась об измене. Только лишь в последние дни какие-то мысли проскальзывать начали. Поэтому еще больней, осознавать, что все было совсем не так, как я себе придумала.

— Прости меня, прости…

Но я пропускаю это мимо ушей.

— Я ведь и сбежала сюда, потому что поняла, что не знаю как жить без тебя. Как хоть день прожить, и не рехнуться в конец, от мысли, что ты где-то там. Даже если и не с ней. Я просто не знаю, как жить без тебя.

Он крепче прижимает меня к себе.

— Саня, давай попробуем все исправить? Давай, начнем… — он опять говорит с этой гребаной надеждой. И я почти ненавижу себя за то, что скажу дальше.

— Нет, Саш, нет. Я должна понять, как это без тебя. Как жить полагаясь только на себя. Без ожиданий, без всего. Себя найти. Иначе мы опять… Скатимся в это болото.

Все-таки я слабая, потому что утыкаюсь хлюпающим носом ему в шею. Он еще крепче прижимает меня к себе.

— Пожалуйста… — просит Саша.

— Тебя надо будет отпустить меня, если любишь… Отпусти. Мне нужно время.

— Сколько?

— Я не знаю. Неделя, месяц, год… Да какая разница! Если мы не разберемся с этим, у нас будет целая вечность друг без друга.

Сашка вроде как и не слышит меня. Целует мои губы, и от этого становится так сладко… и больно. Неужели он меня не понял?! А он целует, целует… А потом отпускает.

— Я буду ждать. Сколько надо, столько и буду.

— Саш…

Он опять хватает меня и прижимается к моему лицу, но уже без поцелуя. Так и стоим, как два полоумных истукана. У меня опять катятся слезы. Он ласково вытирает их и аккуратно отстраняется от меня.

— Не надо, слышишь? Не надо. Иди лучше, уже утро почти. Ты устала.

Я на еле гнущихся ногах иду к подъезду, даже каким-то чудом открываю двер и делаю шаг вперед, когда слышу Сашу. Он говорит очень тихо, но я слышу каждое слово.

— Я люблю тебя. Чтобы не случилось, помни об этом.

И подъездная дверь закрывается, отрезая нас друг от друга.