Когда они выбрались на поверхность, Юхх шепнул Эдрин:
– Мы будто перешли через канализацию в другой Париж.
– Да, прикольно, – отозвалась она, окидывая взглядом совершенно новую обстановку. На месте мирно отдыхающего Парижа возник агрессивно-азартный Париж. Публика разных возрастов и стилей мигом вооружилась и организовалась в волонтерские патрули. Для комфорта защитников Парижа от многоножек, уже были воздвигнуты палатки, откуда желающим раздавали пластиковые стаканы с кофе, и прекрасные слоеные пирожки. На персонажей, появившихся из канализационного колодца, перепачканных субстанцией и зеленой кровью монстров – тут смотрели с крайним любопытством и легкой завистью.
– Поехали домой, я мечтаю о сауне с душем и чистом халате, – заявила Диана.
– ОК! – Гийо кивнул, – Ты садись за руль, а я позвоню Вайлет, затащу ее в гости.
– ОК! – Диана тоже кивнула, – Хорошая идея.
– Кто такая Вайлет? – поинтересовалась Эдрин.
– Дома расскажу, – пообещала Диана, устраиваясь за рулем.
Вайлет Нейлс была внучкой голландского астронома Людвига Нейлса – того, который прославился четким объяснением механики событий начала Неназванной войны. Он, кстати, ввел в обиход термин: «кинетическая бомбардировка». Вайлет унаследовала от дедушки аналитический талант, и применяла его в стиле Шерлока Холмса. Но она не с первого раза выбрала такой род занятий. Ее первым увлечением стала астрономия (что вполне объяснимо генеалогией). Затем ее интересы сместились в криптоархеологию – исследование архивов, которые были секретными до Неназванной войны.
– Что сейчас толку в секретах довоенной политики? – поинтересовалась Эдрин, делая глоток горячего чая (этот разговор происходил уже в гостиной мансарды Дюффе).
– В эти архивы, – сказала Диана, – попала научно-техническая информация, признанная опасной для властей довоенного мира, поэтому засекреченная. Например, исследования электроядерного синтеза или статистика результатов генной инженерии человека. Эти данные актуальны до сих пор.
– Гм… – Эдрин хлебнула еще чая, – …Серьезная штука эта криптоархеология.
– Да, – Диана кивнула, – штука серьезная, требующая особых навыков. Не только чтобы взламывать шифры, но и чтобы представлять себе психику довоенной элиты. Попробуй угадать, что, где и как они прятали. Нечто вроде ремесла охотников за сокровищами. И логично, что Вайлет стали часто приглашать в жюри по сложным случаям рискованной любительской научной активности. Так, однажды она попала в жюри по мафиопитеку.
– Вообще-то оно называется мадагаскарамфибиантропитек, – сообщил Гийо, – но это не вдруг выговоришь, и в обиход вошло сокращенное название мафиопитек.
Диана кивнула, соглашаясь, и добавила:
– Такое сокращенное название лучше отражает суть дела.
– Кто такой этот мафиопитек? – полюбопытствовал Юхх.
– Это, – сказала Диана, – вид палео-гоминидов, восстановленный командой любителей, методом ретро-генной инженерии. Семь миллионов лет назад мафиопитек, точнее его природный прототип, обитал в метарегионе Мадагаскар – Мозамбик. По размеру тела и объему мозга он не отличался от шимпанзе, но он имел иные пропорции и был первым прямоходящим гоминидом. Вопрос: ПОЧЕМУ он стал прямоходящим. По косвенным данным, у мафиопитека кроме прямохождения, было еще клапанное устройство носа, усиленная жировая прослойка, и отсутствие шерсти на теле. Это указывает на свойство амфибийности, как у человеческих племен в тропических прибрежных ареалах. В ходе реставрации мафиопитека, любительская команда приняла именно такую концепцию.
– Мафиопитек… – пробормотала Эдрин, быстро набрала запрос на коммуникаторе, и с недоумением уставилась на фото-галерею, полученную по этому запросу.
«Прайд мадагаскарамфибиантропитеков на берегу у биостанции команды Rasa-Origin-Retro» (ROR), остров Мвали, Коморы» – сообщала подпись к фото-галерее. Существа, собиравшие, вероятно, моллюсков на мелководье, производили странное впечатление. Издалека со спины они мало отличались от людей. Единственная особая черта – грива, спускавшаяся от макушки, по затылку, далее вдоль шеи и спины почти до крестца. Но спереди мафиопитеки резко отличались от человека. Торс плотнее сложен, ноги и руки длиннее человеческих, морда как у шимпанзе, но на голове и на теле почти нет шерсти. Только на макушке густой хохолок, соединяющийся с гривой. На некоторых фото было видно, какой смысл этой гривы – детеныши, плавая на мелководье, хватались за гриву взрослых, гулявших по пояс или по грудь в воде. Общее впечатление от фото и видео в галерее складывалось чуть тревожное. В некоторые моменты, и в некоторых ракурсах, мафиопитеки были СЛИШКОМ похожи на людей, хотя в другие моменты были вовсе непохожи. На одном из видео фиксировалось, как два мафиопитека разводят костер на берегу при помощи трения, используя сухие куски дерева. Процедура не быстрая, она требует упорства, и таковое у мафиопитеков имелось…
– …Блин! – не выдержала Эдрин, – Я остереглась бы считать их просто фауной.
– Ты думаешь, они скорее население? – напрямик спросил Юхх.
– Нет, наверное, я бы определила это, как пограничный случай.
– По тестам, – произнес Гийо, – интеллект мафиопитеков лишь капельку сильнее, чем у шимпанзе и бонобо. Кстати, разведение огня они освоили не сами. Это ребята из ROR показали им. Возможно, сами мафиопитеки не додумались бы.
– Все равно, это как-то стремно… – Эдрин в сомнениях покачала головой.
Диана подлила ей еще чая, и сообщила:
– Поэтому было решено собрать жюри, и Вайлет Нейлс оказалась ключевой фигурой. В общем, это логично: Вайлет лучше всего ориентируется в таких мутных ситуациях.
– Но, – продолжил Гийо, – даже для Вайлет это оказалось слишком мутным. И решение, которое жюри приняло с ее подачи, не совсем устроило ее саму. Просто, альтернативы устраивали ее еще меньше. Поэтому вот так.
– Вот так, это как? – спросил Юхх.
– Это почти никак, – сообщила Эдрин, читая протокол с экрана, – жюри придумало для мафиопитеков специальный термин: этически-двойственные существа. Сами существа получили южную лагуну острова Мвали, как охраняемый ареал, а команда Rasa-Origin-Retro» (ROR) попала под постоянный волонтерский надзор за преднамеренное создание, опять-таки, этической двойственности.
– Я уже прочла решение, – подала голос Эдрин, продолжая листать страницы на своем коммуникаторе, – выходит, что жюри оставило, как есть, ситуацию с мафиопитеками. Видите ли: жюри решило воздержаться от необратимых шагов без необходимости.
– А что решила бы ты? – спросила у нее Диана.
– Ну, наверное, я бы попробовала генетически дотянуть мафиопитеков до разумности. Получился бы новый интересный человеческий микро-этнос.
– Видишь ли, Эдрин, эти существа все-таки слишком далеки от людей. Чтобы дотянуть мафиопитеков до разумности, придется изменить их до потери идентичности вида.
Астронавтка энергично взмахнула руками.
– И что теперь? Оставить это как есть, навсегда?
– А что решила бы ты? – снова спросила Диана.
– Блин! Я хоть постаралась бы предотвратить такие трюки в дальнейшем.
– Вайлет, – сообщил Гийо, – теперь занимается в основном именно этим. Хотя, случаи наподобие живых ископаемых многоножек в канализации тоже теперь по ее части.
– Так! – встрял Юхх, – По-твоему, эти многоножки тоже палео-реконструкция?
– По-моему, да. Похожие твари жили в Палеозойскую эру, что-то такое встречается в каменноугольных пластах. Впрочем, подождем, что скажет Вайлет.
– А когда она появится?
– Она обещала: к завтраку. Поскольку она жаворонок, это значит: семь-восемь утра.
Вайлет Нейлс появилась к 7:30, причем в мансарде Дюффе ее уже ждал классический английский завтрак, как бы подчеркивая ее роль Шерлока Холмса. Классика в данном случае означает: бекон, колбаски, яичница, томаты, шампиньоны, хлеб с маслом, чай с молоком, и свежая бумажная «The Times» с дизайном второй половины XIX века. Это последнее было изящным фейком – Эдрин извратилась с домашним роботом парочки Дюффе, поставив ему задачу: распечатать в таком формате все, что на данный момент известно о многоножках-клоаказаврах. Вайлет была изумлена такой шуткой.
Изумление отразилось в мимике, и Эдрин вдруг заявила:
– О, блин! Вайлет, я поняла, на кого ты похожа!
– Вот как? И на кого же?
– На Мэри Поппинс в исполнении Джули Эндрюс, 1964 год, студия «Уолт Дисней».
– Какой-какой год?
– 1964-й. Время классики американского кино-мюзикла.
– Эдрин, ты что, разбираешься и в истории газет и в истории кино? Хотя, не отвечай. Я попробую угадать! Это как-то связано с твоим участием в экспедиции КЭЦ, не так ли?
– Вообще-то да, связано.
– Это, – продолжила Вайлет, – стало для межпланетного экипажа очень важным хобби, методом создания иллюзии социальной среды с обычными культурными феноменами: искусство, журналистика, поток повседневных новостей и ярких событий, не так ли?
– Вообще-то да. Мы не называли это такими словами, но ты права. Весь обратный путь, полгода от Сатурна до Земли, у нас был непрерывный любительский театр о Лондоне Викторианской эпохи. Точнее, альтернативной Викторианской эпохи. И каждое утро начиналось со свежей «The Times», размещенной, будто, на уличном стенде. Хотя, мы вынуждены были сделать все из подручных корабельных материалов. И использовать вместо настоящих бумажных газетных листов – панели из электронной бумаги. У нас происходили жаркие застольные дебаты вокруг новостей, сгенерированных нами же с применением бортового компьютера. Кстати, по единогласному решению экипажа, все видеозаписи из кают-компании теперь доступны. Их можно посмотреть, как сериал.
– Здорово! – обрадовалась Диана, – Я обожаю такие старомодные сериалы.
– Я тоже, – сказала Вайлет, читая фейковую газету и, после раздумья над прочитанным, спросила, – а правильно ли я поняла, что в катакомбах прорва гигантских многоножек?
Гийо утвердительно кивнул.
– Еще какая прорва!
– Так, а насколько разные размеры у этих существ?
– Размеры? – переспросил Гийо, – Ну, пожалуй, от трех дюймов до трех метров.
– Мы, – добавила Диана, – решили, что это может быть восстановленная палеозойская многоножка – артроплевра. Размеры совпадают.
– Казалось бы, похоже, – произнесла Вайлет, – но если некто нашел метод возрождения палеозойских существ, то он предъявил бы их научной общественности. Ведь это очень серьезное достижение. Но вместо этого, некто заселяет ими катакомбы. Какой смысл?
– Например, – предположил Юхх, – некто решил проверить, выживут ли эти существа в современной среде. Ведь с палеозойской эры состав воздуха изменился, концентрация кислорода упала. Считалось, что для гигантских сухопутных членистоногих это стало проблемой. Но вчера мы убедились, что проблема для них была сильно преувеличена.
– Я уже черкнула в инфосеть мини-статью об этом, – добавила Эдрин, и повернула свой ноутбук так, чтобы Вайлет Нейлс могла прочесть текст.
Та сделала жест-просьбу дать минуту на ознакомление, затем быстро пробежала текст глазами, и спросила:
– Эдрин, верно ли я поняла: ты ставишь под сомнение устоявшуюся в мире гипотезу о пассивном трахейном дыхании гигантских членистоногих палеозойской эры?
– Да, верно. Что, если у современных сухопутных жуков трахейное дыхание пассивное только потому, что у них малые размеры? Что, если у гигантских палеозойских жуков и многоножек была механическая вентиляция, как у клоаказавров? Мы уже осмотрели особей, добытых на вчерашнем сафари, и нашли полости между панцирем и мягкими тканями. Такие полости работают, как кузнечные меха при движении.
– О! – удивилась Вайлет, – Так, вы успели провести вскрытие этих многоножек?
– Вскрытие само получилось, – ответила астронавтка, – мы вообще-то стреляли по ним длинными очередями с короткой дистанции.
– Ясно, Эдрин. Это очень любопытное наблюдение. Но давай вернемся к вопросу: что мотивировало неизвестных персон на разведение клоакозавров в подземном Париже? Установить их жизнеспособность можно было за месяц, а, судя по разбросу размеров особей, эксперимент в подземельях продолжался не один год, иначе как родилось бы несколько поколений этих существ.
– Ну… – протянул Юхх, – …Может, организаторы эксперимента хотели дождаться, пока первое поколение многоножек достигнет предельного размера.
– Вот оно достигло, и что?.. – спросила Вайлет.
Ответом ей было молчание. Действительно: и что? Подождав минуту, она продолжила:
– …По всему выходит, что организаторы сотворили этих существ не для демонстрации научных достижений, и не для розыгрыша. Вероятно, по замыслу организаторов, эти существа были предназначены для какой-то иной цели.
– Для какой, например? – спросил Гийо.
– Пока не знаю. В принципе, кто-то мог бы разводить этих существ ради производства комбикорма или каких-то биологически-активных веществ. Ферма, или вроде того.
– Допустим, – откликнулась Диана, – но какого черта делать это в подземном Париже?
– А может, – предположил Юхх, – эта ферма была в изолированной части катакомб, но в какой-то момент некоторые многоножки нашли ход в главные туннели и, незаметно от организаторов, переползли туда.
– Прямо так незаметно? – с откровенным скептицизмом переспросила Эдрин.
– Ну… – Юхх пожал плечами, – …Может, организаторы заметили, однако решили, что особых последствий это не повлечет, поэтому можно не информировать город.
– Так! – произнесла Вайлет, – Вопрос к парижанам: где могла быть подобная ферма?
Гийо с Дианой переглянулись, и Гийо ответил:
– Сен-Дени. Есть идея, что твари гнездятся в каких-нибудь заброшенных катакомбах за кольцевой магистралью. Там много старых ответвлений северо-западного коллектора.
– О! – Вайлет явно обрадовалась, – Тогда, давайте, посмотрим карту этого сектора!
– Этих ответвлений может не быть на карте, – предупредила Диана.
– Понятно, однако, я говорю о карте поверхности. Можно взять из сети, но, может у вас найдется более удобная...
– Конечно! – подтвердила Диана, и через минуту карта уже была расстелена на столе.
– А где проходит северо-западный коллектор? – спросила Вайлет.
– Вот тут, – Гийо провел пальцем по карте.
– Понятно, а что за район Сен-Дени, вот тут, чуть севернее? Это не там ли знаменитое средневековое аббатство?
Диана неопределенно пожала плечами.
– Вообще-то да, там. У этого района сложная хроника. В начале XXI века его полностью заселили криминальные мигранты из Северной Африки, а затем, во время Неназванной войны, кто-то зачистил район нейтронной бомбой с тротиловым эквивалентом полторы килотонны. В радиусе полкилометра все сгорело, в радиусе два километра все подохло, район стал зараженным. После войны с районом поступили по «Чернобыльской схеме»: обнесли рвом и предоставили природе делать свое дело. Через четверть века Сен-Дени вместе с аббатством стал парком руин, сквозь которые пророс лес и даже лесная фауна появилась. С тех пор прошло столько времени, что лесопарк Сен-Дени стал такой же привычной частью парижского субурба, как дворец Фонтенбло, и как парк Астерикс. Место не то, что очень популярное, но там гуляют многие парижане. Мне кажется, там гнездо таких тварей было бы очень скоро замечено.
– Только если они появляются на поверхности, – возразила Вайлет, – но с чего бы, если организатор контролирует их?
– Хорошая гипотеза, но неподтвержденная, – высказалась Эдрин.
– Подтверждение тут, – с этими словами Вайлет ткнула пальцем в значок «М» посреди зеленого поля, обозначающего лесопарк Сен-Дени.
– Полуразрушенная станция метро около аббатства, – отозвался Гийо, – до Неназванной войны она была предпоследней на 13-й ветке, но теперь ветка короче на две станции.
– То, что надо, – лаконично объявила Вайлет.
– То, что надо, для чего? – удивился Юхх.
– Для кого, – поправила она, – есть такой человек: Аркадио Нунйес, и у него три пункта фирменного генно-инженерного стиля. Первый пункт: прототипы из Палеозоя, Второй пункт: векторы-мегаловирусы. Третий пункт: лаборатории в заброшенных туннелях.
Эдрин подняла руку и звонко щелкнула пальцами.
– Аркадио Нунйес? Молекулярный биолог, бывший в группе составителей методички поиска и идентификации живых организмов на других планетах?
– Он самый, – Вайлет кивнула, – Нунйес экстремально талантливый ученый, но у него, кажется, вовсе отсутствует социальная ответственность. Вы слышали о хелюпусах?
– Да, – сказал Гийо, – дерьмовая история. Сконструировать и выпустить таких тварей в открытый океан, просто чтобы доказать свою правоту в научном диспуте.
– Это какой научный диспут? – полюбопытствовал Юхх.
– Вообще-то концептуальный. Можно ли методами современной молекулярно-генной инженерии запрограммировать врожденное коллективно-коммуникативное поведение животных? Нунйес доказал: можно. Это придется расхлебывать еще несколько лет.
– А история с хелюпусами, это точно Аркадио Нунйес? – осторожно спросила Эдрин.
– Теперь уже точно. Пока я летела сюда из Голландии, я успела глянуть шорт-репорт о генетических особенностях вашей добычи, многоножек-клоаказавров. Такая же схема мегаловирусной генетической трансформации, что в случае хелюпусов. Только другой субстрат. В случае хелюпусов – наутилусы, в случае клоаказавров – мокрицы.
– Тогда надо объявлять о созыве жюри, – твердо сказала Диана.
– Уже, – лаконично ответила Вайлет, и накатила к хозяйке через стол свой карманный коммуникатор с уже открытой на экране страничкой плебисцита о созыве жюри.
Диана быстро прокрутила лист предложений и толкнула Гийо плечом.
– Глянь-ка: в жюри прочат Лейлу Лемар, девчонку из агентства по бедствиям, затем эту вертихвостку-репортера Холли Киш, и нашего Ивика Стинеса.
– Гм… В жюри прочат Ивика? Это что, намек на экстремальный гражданский арест?
– Видимо, да, иначе зачем бы Ивик был нужен в таком жюри, – ответила Диана.