24. Странное происхождение одного научного триллера.

Чертовски хорошо оказалось после приключений в лесопарке Сен-Дени и лаборатории Нунйеса, вернуться в уютную парижскую мансарду Гийо и Дианы Дюффе, там принять горячий душ, а затем, завернувшись в халат, устроиться за столом, где уже горячий чай, сэндвичи, и домашний ликер на альпийских травах.

– Судя по твоему виду, было круто, – предположила Эдрин Лилиенталь.

– Не то, что круто… – ответил он в некоторой задумчивости, – …Скорее мутно как-то.

– Охота с Ивиком всегда получается мутная, – авторитетно сообщил Гийо.

– Хорошо хоть, вы там никого не убили, – добавила Диана.

– Мы даже не стреляли, – уточнил ассенизатор, – только распилили одну металлическую щитовую дверь, а в лаборатории Ивик просто надел браслеты на этих двоих.

– Понятно, – Диана кивнула, – очень жаль, что Гери Брюан оказалась в компании с этим палеозойским молекулярно-генетическим маньяком. Она хорошая девочка, но ужасно впечатлительная и иногда увлекается всяким мистическим идеализмом.

– Кстати, о мистике, – вспомнил Юхх, – кто-нибудь тут слышал об апокрифе Сударшана-Кришнамурти?

Гийо и Диана изобразили удивление, и синхронно повернулись к Эдрин. Та аналогично изобразила удивление.

– Надо же! Полчаса назад мне звонила Холли Киш, и спрашивала об этом апокрифе. Ей, видите ли, это очень-очень требовалось для репортажа.

– Ясно! – Юхх кивнул, – Холли присутствовала при гражданском аресте, и слышала, как Аркадио Нунйес, пререкаясь с Лейлой, упоминал апокриф Сударшана-Кришнамурти.

– Эдрин, может, ты, все-таки, расскажешь, что это такое? – предложила Диана.

Астронавтка сосредоточилась, и приступила к рассказу:

– Сударшана и Кришнамурти мало что связывало – кроме индийского происхождения, и общего периода творчества, который у них пришелся на Первую НТР и Лунную гонку. Причины, почему они встречались – достоверно не известны. Остался только апокриф, черновая запись без доказательств ее подлинности. Но в начале о самих персонах.

…Джидду Кришнамурти, философ, создатель религиозно-гуманистической школы, по учению которой, причина всех человеческих проблем – догмы, принимаемые людьми в надежде на безопасность. Догмы надо отбросить, ведь они искажают мысль и жизнь.

…Джордж Сударшан, физик, профессор Техасского университета в Остине, известный созданием некоторых важных концепций в квантовой механике. Странность в том, что Нобелевский комитет дважды премировал его соавторов, но не его. Несколько физиков направили возмущенные письма в Шведскую академию, но не получили ответа.

…Есть гипотеза, что нелюбовь Нобелевского комитета вызвана содержанием тех бесед, которые Сударшан вел с Кришнамурти.

– А что там было? – спросил заинтригованный Юхх.

– Я перехожу к этому. Самое интересное относится к рискам НТР. Одна сторона рисков тривиальна. Развитие ядерной энергетики, ракетно-космической техники, роботизации и биотехнологии, включая генную инженерию – открывает путь к мощнейшим средствам разрушения. Это приводит к идее ограничить некоторые тренды НТР, и тут проявляется другая сторона рисков, нетривиальная. Риск самозарождения глобальной диссипативной структуры, как сказано в апокрифе.

– А можно попроще? – спросила Диана.

– Да, – поддержал Гийо, – в адаптации к уровню образования африканских охотников.

Эдрин утвердительно кивнула.

– Можно в адаптации. Скажите: что происходит, если у земли образуется слой горячего воздуха, а облачный слой оказывается холодным?

– Смерч! – мгновенно, почти хором объявили Диана и Гийо.

– Верно. Смерч, это самозарождающаяся диссипативная структура, которая эффективно выравнивает температуру. Самоорганизация динамической среды в смерчи и подобные структуры происходит, если среда создает критическое сопротивление выравниванию потенциалов – тепловых, химических, электрических, любых. К слову: жизнь это тоже диссипативная структура, она возникла на химическом потенциале веществ, которые накопились в океане. Апокриф Сударшана-Кришнамурти содержит гипотезу о риске самозарождения диссипативной структуры в обществе, которое слишком сдерживает технико-экономический потенциал. Об этой гипотезе из апокрифа люди вспомнили в середине XXI века, когда, после Неназванной войны, был поставлен резонный вопрос: ПОЧЕМУ? Почему человечество из эры НТР, эры реалистичных перспектив изобилия, здоровья, и космической экспансии, внезапно свалилось в штопор системного кризиса, откуда не было иного выхода, кроме военного разрушения целого слоя цивилизации.

– Какая-то диссипативная структура? – предположила Диана.

После короткой паузы, Эдрин кивнула, хотя не очень уверенно.

– Скорее да, чем нет. В полете от Сатурна к Земле, мы разыгрывали спектакль… Я уже рассказывала: альтернативная Викторианская эпоха, с утренней «The Times»... Так вот, однажды мы устроили диспут про империю, жизнь в которой контролируется тайным клубом при помощи электромеханических вычислительных машин Бэббиджа, связанных телеграфной сетью. Надо рассказывать об этих машинах?

– Нам – нет, мы читали про Общество Бэббиджа, – сказал Гийо.

– И мне нет, – сказал Юхх, – я читал Майкла Флинна «В стране слепых». Тоже про это.

– Значит, вы в курсе. Это была модная тема во второй половине XIX века.

– Я начинаю вникать в тему… – сосредоточенно произнесла Диана, – …Мне это только кажется, Эдрин, или ты ведешь разговор к цифровой революции в начале XXI века?

– Тебе не кажется. Я веду примерно к этому. Цифровой революцией обычно называют компьютеризацию, сетевизацию и роботизацию между НТР и Неназванной войной, не замечая, что ЦР включала, как минимум, два противоположно направленных вектора. Меньший из них продолжал линию материального прогресса, заданную НТР, а второй создавался диссипативной структурой, возникшей под маской общего алармизма. Под предлогом нагнетаемой боязни глобальных угроз экологической, эпидемиологической, климатической, военно-террористической. Все эти фантомные угрозы стали поводом к торможению материального прогресса во всей развитой части мира.

Юхх озадаченно поднял брови, и поинтересовался:

– Что конкретно возникло? Какая диссипативная структура?

– В апокрифе, – сказала Эдрин, – эта штука названа: ВЭВ, виртуальный энергетический вампир. Лучше никак не называть, чем с таким мистическим пафосом. Если говорить о феноменах ВЭВ, то это: глобальная бюрократия и глобальные цифровые корпорации в симбиозе, построенном на установлении контроля над обществом. Поводом для такого контроля стал алармизм. Якобы, человечество нуждается в системе безопасности от его собственной материальной продуктивности, а иначе будет планетарная экологическая катастрофа. Под маской заботы о безопасности, ВЭВ громоздил пирамиду контроля с чудовищным количеством запретов, и тотальной компьютерно-сетевой слежкой. Такой контроль поглощал все больше ресурсов, а продуктивность общества – снижалась из-за искусственного дефицита ресурсов, и из-за избыточного контроля. Бюрократия привела общество к чудовищно глубокому системному кризису, единственным по-человечески приемлемым выходом из которого стала Неназванная война.

– Кажется, – заметила Диана, – ты пропустила важную веху: манифест ОФД.

Эдрин задумалась, затем кивнула:

– Конечно, Манифест Открытой Фрагментации и Дерегулирования был важной вехой. Просто: я думала: его можно в кратком изложении объединить с Неназванной войной.

– А я бы не стала объединять. Ведь война была действием, а манифест – осмыслением. Между прочим, я поняла это только после твоего рассказа об апокрифе. Раньше мне не приходило в голову: почему в манифесте не применяются такие, казалось бы, уместные слова, как «право» и «обязанность». Вместо этого: «будет» и «не будет». Ты заметила?

– Мм… – Эдрин снова задумалась, – …Я не обращала внимания, но это взаправду так.

– Это потому, – продолжила Диана, – что юридические термины утратили весь смысл в условиях сквозной бюрократизации. Исчезли права и обязанности. Вместо них жизнь общества оказалась подчинена циклической машинной процедуре, выполняющейся до момента исчерпания энергии, или до момента разрушения бюрократической машины.

– В апокрифе речь идет о самозародившейся машине, – уточнил Гийо.

Диана тихо похлопала в ладоши.

– Да, верно. И такую машину нельзя настроить ни на что полезное. Ее можно только уничтожить, пока она не сожрала всю доступную энергию. Весь доступный ресурс. А манифест ОФД осмыслил это, как директиву уничтожения любой подобной машины непосредственно в момент ее самозарождения. Вот почему манифест сформулирован простыми словами. Если какой-либо его пункт нарушен, то сразу же следует война. И никаких компромиссов, поскольку власть профессионально-бюрократической касты, точнее, бюрократической машины – избыточного регулятора, хуже любой войны. Нет никаких мер сдерживания подобной машины – есть лишь меры уничтожения. Вот так.

– А-а… – протянул Юхх, – …Кажется, это старался донести до меня дедушка Ральф.

– Уф! – выдохнула Эдрин, – Мы тут вместе наговорили на целую книгу!

– Так, напиши, – предложил Гийо, – ты ведь, вроде, искала, чем этаким заняться после космической одиссеи. Сотворение книги это очень подходящее занятие для ситуаций такого рода. Мы с Дианой сотворили даже серию, можешь прочесть, если интересно.

Эдрин задумалась, взвешивая такую свежую идею, и тут старомодно зазвенел сигнал коммуникатора Гийо.

– Кто бы это мог быть?.. – риторически спросил тот, и нажал кнопку «ответ», – ...Ивик, салют! Ты решил полуночничать?.. Ого! Все жюри полуночничает, и что?.. Да, он тут. Включаю громкую связь. Юхх, тут жюри по многоножкам хочет пообщаться с тобой.

– Привет всей компании! – отреагировал Юхх, – Чем могу помочь?

– Мы думаем, что делать с многоножками и их авторами! – выпалила Холли Киш.

– Ну, тут я вряд ли дам толковый совет.

– Холли, надо конкретно спрашивать, – вмешалась Лейла Лемар, – вот что, Юхх, нужно профессиональное мнение: способны ли многоножки Нунйеса чистить канализацию?

Ассенизатор побарабанил пальцами по столу.

– Давайте прикинем. Гигантские палеозойские многоножки съедали в день биомассу, примерно равную семи процентам собственной массы.

– А этого достаточно для задачи чистки? – мгновенно отреагировала Лейла.

– Вообще-то нет, но, если получится применить что-то из генной инженерии, то можно модифицировать этих существ свойствами гусениц. Внутри класса членистоногих это теоретически возможно. Обычная гусеница съедает около десятикратной собственной массы в день. А гусеница сатурния-полифема: сорок собственных масс в день.

– Сколько-сколько? – недоверчиво переспросил Ивик Стинес.

– Сорок собственных масс в день, – повторил Юхх, – этого вполне достаточно.

Лейла в некоторой растерянности согласилась:

– Да, наверное...

– Но, – возразила Холли, – способен ли Нунйес сделать такой финт с генами?

– Не сомневайся, – ответила Лейла, – если это вообще возможно, то он способен.

– Слушай, Юхх, – произнес Ивик, – а куда у этой гусеницы девается столько жратвы?

– Куда и у других гусениц. В основном тратится на быстрый рост с метаморфозой, а частично переходит в субстанцию, традиционно именуемую говном.

– Гм… А что если тварь дорастет до размеров бронтозавра, и застрянет в коллекторе?

– Ну, это вопрос к Нуньесу, а я сейчас рассматриваю тварей, как машины для поиска и уничтожения мусора, уносимого в канализацию. Есть нормы производительности на единицу массы машины, и есть оценки количества уносимого мусора для Парижа.

– ОК, я понял, – Ивик кивнул, – полагаю, Гери Брюан сообщила Нунйесу эти данные, и придуманный ими план соответствует задаче.

– И кстати, – продолжил Юхх, – многоножек можно применять и на поверхности: для утилизации бытового мусора, который, в основном органический. Насколько я понял, многоножки даже в бета-версии жрут почти любую органику.

– По-моему, это хорошая идея, – тут же поддержала Холли, – если многоножки будут перерабатывать мусор на поверхности, то парижане быстрее познакомятся с ними, и можно провести демонстрационный тест, в общем: будет меньше всяких опасений.

– Алло, Холли, – окликнула Эдрин, – ты уверена, что такие твари на улицах Парижа это хорошая идея?

– Даже не знаю… – произнесла репортер, – …Это необычно, однако Эйфелева башня в первое время тоже выглядела необычно. Мы, парижане, порой влюбляемся в странные инновации городского дизайна.

– Гм… – Эдрин задумалась, – …Но ведь Эйфелева башня не ползает по улицам.

– Да, – невозмутимо согласилась молодая парижанка.

Диана щелкнула пальцами и поинтересовалась:

– А какие идеи в плане санкций вы рассматривается насчет Брюан и Нунйеса?

– Любые! – заявила Холли.

– Как я понимаю, – продолжила Диана, – вы планируете предложить им на выбор: либо несколько лет под надзором, либо аккуратное доведение проекта с многоножками до хорошего результата.

– Так и есть, – подтвердила Лейла.

– В таком случае, я советую не терять контакт с Юххом. Вряд ли кто сможет проверить качество работы и подсказать дополнительные перспективы лучше, чем он.

– Конечно! – Лейла кивнула, – Юхх, какие у тебя планы на ближайшее время?

– Интересный вопрос... – произнес ассенизатор загадочным тоном и глянул на Эдрин.

– …Мы собираемся в Камелот, там через неделю конференция BIS по spacebloom.

– А-а… – удивленно протянула Холли.

– Камелот то же, что Колчестер, новая столица Англии, – сообщила ей Лейла.

– Вообще-то старая столица, со времен короля Артура, – поправил Ивик.

– Спасибо, я сама знаю про Камелот. Но что такое BIS и spacebloom?

– Это, – пояснила Эдрин, – Британское межпланетное общество, и концепция Мартина Нарозника о внепланетной флоре: сверхгигантских космических свободноплавающих цветках. Детали в «Spacebloom Encyclopedia XXIII age». Глянь, это красиво.

– Ни фига себе!.. И что, на этой конференции будут реальные проекты?

– Пока эскизные проекты, – скромно уточнила астронавтка.

Загрузка...