Глава 10

Тонким, невидимым слоем пространство кабинета наполнила тайная тишина, при этом совсем безропотно задев своим неведомым величием все на Земле. Это было так странно, ведь я не слышал во время нашего взаимного молчания с врачом ни единого звука извне. И пока старик вдумывался в мой рассказ, переживая мои тогдашние чувства, я постарался вслушаться в мир за стенами и, затаив дыхание, ждал любой, самый незначительный лейтмотив случайного резонанса, источником которого мог бы стать отдаленный голос неизвестного мне ночного кутилы внизу или, может быть, такт стука трамвных колес. Вероятно, меня бы успокоила смесь гулов уходящих вдаль и возвращающихся оттуда же, один за одним, поездов, или угомонил бы скрежет новых колодок, скрипящих металлом параллельно шуму работающих двигателей бесконечно колесящих авто, томно измученных пробками суетливой Москвы. Но ничего этого будто бы не было вовсе, словно вымысел в моей голове проецировал желание слышать округу, созданную мной же самим, и лишь тиканье часов у меня на руке напоминало, прерывая гробовое молчание всего сущего, что я все еще жив. Запутанным взглядом окинув свой циферблат, указывающий маленькой стрелкой на единицу, я еще раз задумался и постарался припомнить, как мне удалось здесь оказаться и почему так случилось, что мир весь в моменте заглох, пока мужичок не прервал мои мысли своей уникальной интонацией мягкого и постоянно добросердечного голоса, будто бы никогда не знавшего тембров сердитости, злости и гнева ветров..

— Значит, вам всем грозила смертельная опасность.. — Врач преспокойно потирал свой подбородок двумя пальцами, но его задумчивый вид никак не давал мне повода считать, что он в полной мере осознавал всю угрозу той ситуации, в которой мы очутились тогда. — Я действительно слышал такую фамилию, как Богов, а вскоре по новостям видел и лицо второго человека, Алекса Лукаша… Такой приятный на вид молодой человек, даже не верится, что он мог покалечить федерального оперативника..

— Вы не понимаете, — я перебил его рассуждения и сгруппировался в кресле с более чем серьёзным видом. — Эти люди не терпят ошибок, они не ведут бесед, они не дают шанса на переговоры, от них не спрятаться и не откупиться. Принцип этих людей заключен лишь в одном правиле: тот, кто сильнее, тот и ест… Того, кто проиграл… Того, кто позарился на их успех, на их семью, на их мнение..

Мы около часа потратили на разные предложения друг другу тогда, в кабинете администрации, той ночью, что была пиком жаркого лета. Мы втроем оживленно метали предположения о развитии событий, отвергая видение ситуации, подвергая критике друг друга из-за бреши в идеях каждого. Зерна здоровых мыслей были почти во всем, но нам не хватало чего-то, какой-то уверенности в том, что это сработает..

— Отдать груз, накинуть сверху хорошую сумму и разбежаться с ними это самое целесообразное, что мы можем сделать! — Серый с грохотом опустил свой кулак на поверхность стола.

— С чего ты взял, умник, что они нас отпустят?! — Кот громко хлопнул ладонью о тот же стол в ответ.

— Потому что с нашей стороны это будет правильно! — Кричал во все горло Серый, покраснев в лице, как обезумевший бык.

— Да им плевать, правильно или нет! — Макс прошелся от стены к стене и, вывернув шею в четверть оборота, злобно уставился на Серого. — Не простят они нам ничего, хоть миллиард перед ними поставь… У них принцип есть: ничего не оставлять безнаказанным, понимаешь?!

— Но просить помощи у Клима тоже самоубийство, тогда все старшие будут в курсе, что это мы ограбили армянина! — Серый снова кричал в ответ, тараща красные, как его лицо, глаза на Макса. — Долбанные двигатели — это черная метка для нас, теперь что со стороны законников нас могут прихлопнуть, что равно и со стороны британцев будет то же самое..

— Мы в петле, а по бокам уже встали двое палачей, остается лишь дождаться, кто.. — Макс сел рядом со мной на диване, тогда я уже докуривал сигарету примерно десятую и жалел, что из-за таблеток не могу выпить несколько стаканов виски за раз, чтобы хоть как-то убрать эту рябь в голове. — Ник… Я не знаю, что делать..

— Время ещё есть, — никогда до этого неизведанным мне тоном я проговорил эти слова. — Нурик ушел искать грабителей на противоположную от нас сторону, и пока его мозг употребляет в него заложенную мысль, у нас есть шанс что-то придумать.. — Я потушил еще один окурок и увеличил локацию пепельницы на полу. — Серый, я знаю, у вас есть родственники в Твери. Отправь Олю в безопасное место сегодня утром под предлогом, что кто-то из семьи тяжело болен и нужна помощь… Предупреди родных, пусть войдут в положение и удерживают ее там сколько можно дольше..

— Хорошая мысль, — впервые за этот час красная краска с лица Серого начала удаляться, а в голосе появилась некая уверенность, заменившая, за спрятанной паникой, громкую ярость. — Провожать будешь?

— Нет, — сходу утвердил я свое решение. — Скажи ей, что я срочно уехал по делу, и его никак нельзя было отложить. Пообещай сестре, что я обязательно позвоню и следом приеду… А в подтверждение я напишу сообщение ближе к утру, чтобы она не брыкалась… Посади ее в такси, оплата только наличными..

— Сделаю, друг.. — Уставшее от эмоций тело Серого уселось в кресло и он закрыл глаза, прикрыв их ладонью.

— Нужно оповестить всех наших, чтобы отправляли семьи из города, — Кот повернулся ко мне лицом, ожидая от меня одобрения, но в его голове всплыл разумный вопрос. — Как считаешь, сколько им понадобится времени, чтобы понять, кто их ограбил? Неделя, две?

— Уже знают, — я словно убил в нем жизнь, так потускнели его глаза от отчаяния, а я все продолжал высказывать свои мысли роботизированным голосом, безжизненным и монотонным. — Прошло две недели с тех пор, как все случилось, они уже наверняка отправили бойцов на границу, чтобы узнать все заковыристые факты у нашего полковника, а методы допроса у этих людей такие, что даже Егорыч вполне все им выложил, и благодаря выбитой информации, совершенно не хитрыми соображениями можно прийти к выводу, что это непосредственно мы..

— Почему мы тогда ещё дышим? — Горло Серого пересохло от моих изложенных дум, и он с хрипотцой вопросил.. — Где же они?

Никто не знал ответа, может, тем и было для нас испытание — не утихающие мучения от томящегося ожидания жестокого наказания. Нет, нет и еще раз нет… Так как мы прожили еще полтора месяца лета без каких-либо происшествий, касающихся этого дела. Все было так преспокойно, что даже в голову иногда заползали вселяющие надежду мысли о том, что все вконец забылось, что нам повезло, что хищник ушел и больше не кидает на нас свой прожорливый взор. Некоторые из нас по окончании августа начали возвращать семьи в город и, пресловуто веря в некую удачу, начали выползать из своих нор, вновь совершая набеги на соседние районы, проворачивая дела ближе к центру Москвы, где цены, естественно, били о потолок по сравнению с нашими..

— А что же вы? — Доктор миловидно поднял сложенные ладони ко мне, совсем не мужественно делая вопросительный жест. — Вы забрали Олю обратно?

— Нет, — я мотнул головой и отвел от него измученные, таким видом латентного собеседника, глаза. — Да, я, конечно, звонил ей пару раз, и мы часто переписывались, но не более. И брат ее, понимая всю опасность, держал сестру у родственников до последнего, даже когда той нужно было возвращаться в Москву к учёбе..

Как и я, Серый пытался оградить Олю больше от меня самого, чем от уже, как всем нам казалось, не назревающей угрозы. Наши цели были взаимно однополярны, и поэтому я всеми способами, возможными на расстоянии, внушал ей, что там, где она есть, рядом с якобы смертельно больным родственником, сейчас быть важнее..

— Объясните, как вы смогли совладать с собой и укротить разбушевавшийся ураган чувств внутри? — Доктор так широко раскрыл глаза, что меня удивила его способность, ведь не каждый же человек сможет так бодро реагировать на рассказ незнакомца посреди ночи. — Вы ломали себя, отвергая взаимные чувства, как же это с одной стороны самоотверженно, а с другой — безумно немыслимо..

— Поймите, док, она светлая, открытая, искренняя девушка, получающая образование в университете, а кто я? Кто я такой, чтобы портить жизнь этому редкому для нашего времени чуду… Кто? — Мои глаза смотрели на него так, будто он мог видеть меня насквозь, созерцая все состояние моей тёмной души. — Грязью обросший, мошенник, контрабандист, вымогатель, я всю свою жизнь пытался постичь недосягаемую сущность счастья, пытаясь построить семью, а после неудачи, пытаясь преуспеть в делах, раз за разом переступая себя, того себя, кого с виду можно назвать человеком… Я прожег эти лучшие годы и многое видел, осознав в конце концов, что не создан я для обычной жизни, для семьи, для возлюбленной, нет… Не мог позволить я себе быть с ней, я бы не посмел затянуть ее с собой во мрак, в ту бездну, в которой очутился… Поэтому я оставил все мысли об иллюзии счастья другим, тем, в ком ещё жили надежда и мнимая вера в добро.

— Вы отрицаете саму суть существования человека, ведь мы созданы, чтобы творить, порочно или совсем нет, но все же любить и быть любимыми. Мы созданы для чувств и их выражения, разве нет? — Взяв недолгую паузу, доктор снова спросил. — Разве даже самые тёмные души не способны созидать взаимную любовь?

— Я не готов скрещивать белое с черным, для меня это противоестественно и мерзко, ведь каждый заслуживает только того, кем сам является.. — Я за справедливость, хотелось мне яростно крикнуть, но гнев, собравшийся на сердце, отступил вглубь, и я сдержался.

— Слишком просто, — врач самонадеянно качнул бровями. — Жизнь людей и их переплетения сотканы гораздо сложнее, вашего слишком поверхностного мнения обо всем.


— Мое мнение касается только моей жизни и всего того, что с ней имеет контакт. — Моя рука закачалась в отрицании. — Точка зрения — это всего лишь мнение одного человека, а мнение одного человека — это пыль, если, конечно, эта пыль не осядет на разумы других десяти миллионов. Тогда это уже не просто пыль, а вечная пыль..

— Кхм-м, — он поперхнулся, прикрывая рот кулаком, и сразу же суетливо схватился за свой блокнот. — Я, пожалуй, запишу это, Ник, для себя..

— На здоровье.. — Я подскочил с кресла, чтобы размять затекшие ноги, и прошелся по помещению, рассматривая стол, заваленный бумагами, папками и всякой ерундой, вроде миниатюрных игрушек.

— У вас снова тревога, Ник? — Врач убрал закрытый блокнот, стараясь дружелюбным голосом не стеснять меня в моем любопытстве. — Продолжайте, прошу вас, я ненароком заметил, что когда вы вещаете о своем прошлом, лицо ваше становится более мягким и спокойным..

— Да? — Слабым безразличием отреагировал я, запнувшись на маленькой машинке, оказавшейся у меня в руке. — Лето… Как я и говорил, пролетело быстро, мы так и не встретили на своем пути проблем.. — Моя рука по привычке дёрнулась, и симпатичное, крохотное авто упало в карман моего пиджака, благодаря маневру, оставшемуся врачом незамеченным. — Для того чтобы отвести от себя все подозрения, мы работали, как и прежде, делая вид, будто нам действительно нужны были деньги..

В начале августа мы повторили ограбление банкоматов и терминалов в разных точках одновременно, но уже в другом районе столицы. Да, и это подтверждение существования второго самого главного правила для преступника: никогда не совершать злодеяние на одном и том же месте несколько раз. Мир слишком большой, чтобы живиться одной и той же добычей… Также, конечно, мы получали хорошие доходные суммы со своих заведений, чуть позже вообще открыли пару магазинов с хорошим вином, и, к слову, все без изменений трясли боулинг клуб, выручку которого забирали без дилемм с собственной совестью. Где-то в середине августа мы даже решились продать два двигателя из той самой партии, которую аккуратно спрятали в одном из закрытых областных ангаров. Моторы от премиального Бентли стоимостью по полтора миллиона, без торга и иных пререканий, двинулись в сторону покупателя, который находился для нас на безопасном расстоянии, в городе Краснодар, куда, как нам думалось, не смогут дотянуться ни армянские орды, и тем более ни британские гангстеры. Третье правило для преступника тоже безусловно имеется, и это оно: никогда не продавать отнятое там, где ты живешь, и чем дальше, по соотношению географического мира, ты сбагришь чёрный товар, тем безопаснее будет твоя последующая жизнь..

Существование группировки Бородинских начинало процветать, без остановки в нашей команде начались развратные гулянки, пьяные вечеринки, встречи с большими людьми… Солнце вновь взошло над нами, а пресловутые тучи, полные гроз и молний, канули к горизонту навстречу новой угрозе, но это уже были не мы..

К концу лета начался масштабный сбор урожая, каковой имеет место быть и в нашем преступном мире. Когда пора августа подходит к последним числам этого славного месяца, большинство дилеров в больших городах сильно богатеют, так как доля их своей же крыше, остается неизменной, а вот выручка в летнюю пору вырастает втрое..


— Животное! — Леха вбивал ногой закрывшегося руками парнишку в пол, когда бедолага, не выдержав напора ударов, упал и захныкал. — Где?! Ты?! Прячешь?! Деньги?!

— Остынь. — Я, делая вид хорошего парня с устоявшимся эмоциональным полем, не применяя грубой силы, отодрал Леху от его жертвы.

— Это он у меня сейчас остынет, урод! — Алексей продолжал переигрывать с собственной экспрессией даже на расстоянии от своего потерпевшего.

— Свят, тут все просто: я либо даю ему тебя забить, либо ты платишь в три раза больше, — я сидел перед ним на корточках, а он внимательно слушал и хлюпал своим картофельным носом, нелёгкой судьбой осевшим на круглом лице. — Мы всего лишь несем слово и действие законника, Клим хочет иметь с тебя в три раза больше обычного. Если ты против, то ты нам не нужен.


— Ты не понимаешь, Ник, я общался кое с кем из наших, он сейчас на строгом режиме сидит, — парень начал захлебываться в слезах, глотая слова потерянным тоном, и чтобы привести его в чувства, мне пришлось достать перед ним свой пистолет. — Не надо, Ник, пожалуйста, умоляю, выслушай!

— Тогда, — я опустил ствол дулом к полу и свободной рукой продемонстрировал жест, приглашающий продолжать начатую речь. — Спокойно, с расстановкой, без дрожи и соплей, поделись своей мыслью с нами, будь так любезен..

— Знакомый из наших сказал, что Клим сдал его федералам, он и выручкой с ними делится, а возможно, они его и контролируют..

— Ты что несёшь, червяк! — Леха, услышав предполагаемую им клевету, со всей мощи засадил пятку кроссовка в раскисшую физиономию парнишки.


— Ааа, — мишень моего неудержимого друга, схватилась за лицо, выкрикивая характерные звуки физической боли, а после застонала девичьим голосом. — Я вам говорю правду, он сдаёт дилеров, тех, кто уже давно работает или не нужен ему на данной территории, — не много переведя дыхание, Свят недоверчиво дергаясь взглядом на каждое движение Алекса, нелепо продолжил вещать, загундосив в свернутый набок окровавленный нос, тем самым раздражая меня ещё большей хлипкостью своей натуры. — Он и вас уберет если будет нужно, так зачем на него работать, если в конце все равно сядешь… Я вас прошу, ребят, дайте мне уйти с деньгами, я свалю из страны..

— Чего он несёт, Ник? — Леха находился в состоянии запутанности, усердные слова умоляющего о милосердии пострадавшего, даже после сломанного носа, стоявшего на своем, ввели моего друга в ступор. — Думаешь это правда?

— Ищи деньги, — мой телефон завибрировал и не долго размышляя, я обрушил на голову дилера рукоятку своего пистолета. — Да, — ответил я на звонок, проверяя насколько крепко вырубился Свят ударом ноги. — Напиши адрес, освобожусь подъеду..

Я старался никогда не бросать слова на ветер и конечно же прибыл к тому абоненту на место назначения, но произошло это уже спустя три часа, которые мы с Лехой убили на обыск квартиры дилера. Нам пришлось ломать стены и вскрывать пол, сносить унитаз и рушить шкафы, но тот кто ищет всегда найдёт, пусть этому и есть, всегда несоразмерная цена… Мы забрали все деньги из двух тайников внутри подлокотников дивана, которые даже вооруженным глазом, наметанным во множестве подобных мероприятий, было бы трудно обнаружить. Пять миллионов, из которых наши были четыре, стали ценой жизни того самого рыжего айтишника подростка, просившего меня о подстраховке по телефону… Его тело обнаружили тем днем охранники заброшенного строительного комплекса и когда мы прибыли на место встречи, парня уже вывозили в черном мешке..

Загрузка...