За темнотой моих век

Глава 15

Не спал я уже целые сутки и, несмотря на компанию многочисленных друзей, стоя здесь в придавившем меня одиночестве на прохладном асфальте сентябрьской ночи, среди бетонных стен еще не заселенных многоэтажных домов, сиротливо созерцающих друг друга с высот в темноте, ждал своей участи, ждал часа исхода, ждал, что уж враг-то точно сможет уложить меня спать, и вечный сон станет для меня сладкой наградой. В руке моей крепко сжалась рукоять пистолета, в кисти, которая не должна была дрогнуть в нужный момент. Все для себя я решил, но лишь для себя, не для них… Тех, кто бок о бок расположился рядом со мной, тех, кто премного надеясь и безгранично уповая на самих себя и удачу, слепо верил, тех многих, кто иллюзорно полагал, что они все же смогут покинуть данную локацию жилищного комплекса здоровыми и невредимыми..

— Я отправил ее с родственниками в деревушку, — Серый возник из ниоткуда и прошептал обнадеживающие слова перед моей невозвратной участью, с которой я уже смирился настолько стойко, что готов был бросить борьбу с несправедливым миром, окружившим наши непокорные судьбы. — Она будет в безопасности..

— Я… Теперь можно и умереть.. — Мой взгляд упал на его тяжелое лицо, частично освещаемое светом фар, и я подмигнул ему. — Что это за место, знаешь?

— Нет. — Он отвернулся от меня, еще не остыв от вчерашней стычки.

— Это были дома Ложкина, — Макс подошел ко мне со своим ответом и, встав с опущенной головой, начал переступать ногами с места на место. — Его семью так и не нашли..

— А с самого Ложкина содрали пятьдесят процентов кожного покрова, — добавил я, ужасающего контраста слов, безразлично выпуская их в воздух. — Догадайся, кому теперь все это принадлежит..

— Богов? Лукаш? — Серый еще сильнее потяжелел, сурово внедряя свои глаза в освещенную боковину моего профиля.

— Официально, конечно, там другие люди, но поверь, — Игорь со сложенным автоматом Калашникова у себя на груди тоже присоединился к нам. — Именно Богов и Лукаш владельцы всего, что на этой земле.

— А никак нельзя сменить тему? Обсудить что-то положительное, например.. — Толстяк Тим наяривал шаги взад-вперед перед нами и ненасытно курил сигареты, одну за одной поедая никотиновые палочки своими объемными легкими. Он, как и многие, не мог устоять на месте в такой, выматывающий нервы своим ожиданием, час.

— Вот тебе и положительное.. — Промолвил я еле слышно, когда заметил, как Леха бегом возвращается со своей позиции с противоположного от нас въезда в жилой комплекс. Сердце мое в тот миг застучало так быстро, что мне казалось, оно вылетит из груди, разорвав все изнутри, и не узнаю я той участи, уготованной нам в этот час непостижимой расплаты.

— Едут! — Превозмогая одышку, вызванную больше страхом, чем бегом, Лёха прокричал в половину громкости своего звонкого баса. — Их много… Очень много..

— Валим же?! — Кто-то из юношей прокричал, возможно, вопрос, а может, и предложение, паническим голосом сбивая всех с толку. И тут, конечно же, началась истерика, поселившаяся в собравшейся толпе в одно мгновение, искоренить которую сил у меня не было, да и желания превозмогать апатию к смерти, возросшую во мне крепким фундаментом, никак не имелось… Моя миссия на сегодня, вторил тогда я сам себе, успокоить биение сердца и без дрожи в конечностях твердо стоять пред ликом врага, достойно знаменуя своей жизни конец..

— Вы ополоумели?! — Внезапно преобразившийся живостью, Макс ворвался в умы паникеров, видимо, узрев мое несостояние привести толпу в чувства, и выдал им то, что должен был дать я. Он одарил их смелостью, брошенной наспех короткой и дерзкой фразой настоящего лидера. — Противники уже на подходе, и что они увидят?! Разбегающихся в страхе мышей по своим норкам или мужчин, готовых отвечать за свои поступки?! Запомните, мужчина, настоящий, не должен извиняться перед врагом, но он способен признать ошибки, совершенные в жизни! И принять достойно! С честью в глазах! С отвагой в душе, наконец! Свою участь, судьбу, путь, предначертанный Всевышним заранее… И я встречу его один или с друзьями… Выбор за вами, тюфяки..

Улыбка распростерлась мягкой дугой по его лицу, и, кинув на меня дружеский взгляд, он развернулся к нам всем крепкой спиной и безбашенно двинулся в сторону гудящих моторов машин, которые вот-вот должны были появиться перед нашим взором из-за поворота высотки. Что-то тогда заколыхалось у меня под сердечком и подтолкнуло мое тело идти за другом вперед; какое-то странное чувство мотивированной доблести навалилось на меня с головы до пят, и, твердо шагая без оглядки, сам не зная того, я повёл за собой мою маленькую, пусть и сумасбродную, армию в бой..

Я каменно встал подле Макса, в руке у него сжат был огромный Тульский Токарев, в моей — короткий Макаров, а позади нас плотной гурьбой расположились примерно сорок наших ребят, из которых лишь трое были вооружены Калашниковыми… Тогда, на какую-то долю секунды, я и вправду поверил, что мы ещё можем выбраться из этой передряги без весомых последствий, но это чувство испарилось так же быстро, как и вскипело во мне… Перед нашим обзором, под светом бесчисленного количества фар, открылся вид огромной, пустующей, между высокими домами, залитой повсюду асфальтом площади, и под впечатлением масштаба врага мне казалось, что мы находились между живыми постройками, с досадой наблюдающими сквозь свой сон за мелкими людишками, дерзнувшими не убегать от смертоносной опасности… Да, масштаб нашего бедствия не просто впечатлял; что касаемо лично меня, он своей грандиозностью сшибал с ног, вихрем безысходности пронизывая мою уже вновь понурую душу… Британцев было не счесть, но если говорить о цифре, приблизительной к реальности, и не упоминать поговорку “у страха глаза велики”, то примерно с пятью десятками машин они тогда явились и конструктивно, в несколько рядов, перед нами распределились на огромных джипах и внедорожниках, на японских и американских гигантах, угрожающе черных и, скорее всего, бронированных.

Сказать точно, кто первым из них вышел к нам, было трудно, так как почти вся их армия разом очутилась вне своих зловещих автомобилей и, собравшись в одну единую волну, превосходящую нас раза в три, а то и в четыре, они, будто прилив на берегу океана, идиллически, прогулочным шагом двинулись к нашему, хоть и трусливому, пусть и мятежному, но все же крепкому, ни на сантиметр не отступившему, утесу.

— Три Калашникова, — один из них армейским шагом, четко бьющим подошвой туфель о поверхность асфальта, выдвинулся дальше всех и, анализируя противника своим орлиным взором, без смущения доложил о нашем состоянии своим соратникам. — Семь ПМ, четыре ТТ, вижу еще пару Ос, остальные с холодным..

— Неужели мы заслужили такой зловещий образ, парни? — Высокий брюнет в дорогом щегольском костюме на две пуговицы, цвета темно-серого неба с равномерно рассекающими его тонкими вертикальными черными полосками, танцующей походкой обошел нашу переднюю шеренгу и вскоре многообещающе остановился возле меня и Маска. — Что для деловой встречи с нами обязательным дресс-кодом является наличие огнестрельного оружия?

— А вы, значит, пригласили нас в это уютное, темное место, чтобы поговорить о делах? — Сарказм слетел с губ Макса, и я уже, стало быть, начал хоронить нас в своем воображении, но брюнет отреагировал неожиданно дружелюбно: он рассмеялся и похлопал моего близстоящего друга по недрогнувшему плечу.

— Хорошо, не нравится тьма, сумрак, блики малоосвещенных людей. Тогда, — он поднял свою длинную руку, и золотые швейцарские часы на ее запястье ослепили под светом фар всю округу, но не эту цель сим жестом он пытался достичь. То был знак его людям, при котором неизвестные снабдили электричеством уличные фонари по всему периметру комплекса. — Так лучше? Согласен… Есть в этом свои плюсы… Когда обсуждаешь дела с кем-то, стоит присматриваться к эмоциям собеседника, а при свете сделать это намного проще.

— Значит, вы хотите обсудить дела? — Макс, ничего не понимая, повернулся ко мне с вопросительными знаками в смущенных глазах.

— А есть другие причины для встречи? — Вопрос этот задал человек, которого нам пришлось рассматривать, выглядывая из-за высокого тела брюнета. То был молодой человек, блондин чуть выше среднего роста, в очень элегантном костюме-тройке черного цвета, с чёрной рубашкой под ним и черными туфлями, одна из которых не специально шаркала по асфальту при его ходе, обозначая всему белому свету травму ноги.

— Разве поводом не являются двигатели, ввезенные в страну прямиком с немецких заводов? — Я проклинал себя за этот вопрос, который громко и четко выпал из моего рта, чью узду не смог я сдержать, пытаясь тем самым насытить и успокоить свой нетерпеливый рассудок.

— А, та нелепость, учиненная вами пару месяцев назад, — блондин добрел до нас наконец и теперь встал вровень с брюнетом, сверкая увечьями на лице. Его бровь была сшита несколько раз, а на переносице виднелся красный рубец. Под синими, как океан, глазами уже начинали выцветать гематомы в кожный естественный цвет, говоря о том, что выздоровление после побоища, а иначе это не назовёшь, идет без усложнений своим чередом. — Что скажешь, Алекс, подарим нашим новым друзьям свое лояльное решение по этому вопросу?

— Безвозмездно. Пусть это будет щедрый шаг к нашему дружескому порыву. — Улыбка брюнета притягивала к себе внимание, в ней было все искренне любвеобильно, и она внушала доверие, но глаза… Они все перебивали во мне. Такой взгляд встретишь редко за жизнь, и в эту ночь я повстречал его дважды, ведь блондин смотрел на нас теми же взорами. Эти двое буквально стояли перед нами на расстоянии метра, но смотрели не свысока, нет, а будто из самого дальнего края вселенной, куда никто ещё, кроме них, не добрался. — Вы нам ничего не должны, можете расслабиться, парни.

— Тогда, — Макс забегал глазами по нашим собеседникам и, убирая ТТ за пояс брюк, дрожащим, я думаю, это было от внутренней радости за такое снисходительное разрешение ситуации, даже немного писклявым тоном спросил. — Для чего мы здесь собрались?

— Молва ходит, что вы год назад ввезли в страну более пятидесяти тонн несертифицированной продукции и не заплатили ни одного штрафа, налога или пошлины на таможне, — блондин вещал так, будто восхищался нами, но взгляд болезненный, утомившийся от душевных мук, продолжал смотреть на меня сквозь вселенское пространство, оттуда, где знания всего мироздания уперлись в предел, в незримую стену, и это приводило меня то в покой, то сминало сердце тревогой. — Ни единого выстрела, ни одной взятки, чистое искусство настоящих творцов, и мы хотим воспользоваться вашими услугами.

— Допустим, это возможно, — Макс включил в себе деловитую важность, снижая яркость своей внутренней радости. — А что же вам нужно ввести в страну?

— Мы не занимаемся наркотиками.. — Я вставил свое слово, вспомнив о недавно доверенном мне лидерстве.

— Мы тоже ими не промышляем, Ники, — брюнет ласково подмигнул мне, а я, тем временем ошалевший, чуть было не застыл с раскрытым ртом, когда мое криминальное имя, ему, как оказалось, заведомо известное, вылетело из его ослепительных уст. — Хотя и контролируем поток этой грязи на родные острова Британии, минимизируя ущерб гадости.

— Что же тогда? — Руки Макса сложились на груди, а брови задумчиво собрались на переносье.

— Оружие. — Несколько тоскливо ответил блондин, смущая меня своим устремленным изучающим взглядом после вставленной мной фразы.

— Мечи, сабли, мушкеты? Дорогой антиквариат? — Кот сделал нетерпеливое, но вполне рассудительное предположение.

— Нет, современное автоматическое оружие, военная экипировка, минометы, снаряды, гранаты.. — Брюнет перечислял все, как бы невзначай, будто список продуктов составлял перед походом в супермаркет, что удивило нас с Максом, никогда не встречавших такой беззаботно обыденной интонации при всей серьёзности темы.

— Ии… Много? — Кот уже вновь начал терять свою уверенность и деловитость, шокированный обозначенными предметами.

— У нас нет точной цифры, — блондин отвел наконец от меня изнуряющий взгляд и, опустив глаза вниз, произнес то, что убийственно привело нас в полный ступор. — Но сумма этого товара оценивается в половину миллиарда европейской валюты..

Сердце мое сбилось с привычного такта, пока я приходил в сознание, прибегая к поиску картинки, описывающей столь огромную кучу денег или хотя бы чего-то, что могло бы стоить озвученной суммы, но поиск дал сбой, а разум требовал перезагрузки, и лишь слова Макса, первым выбравшегося из ступора, хоть как-то вытащили меня в реальность.

— Это значит, что груза очень много, и наших людей нам не хватит, даже если мы сильно захотим.. — Он говорил верно, цельно рассуждая о нашей некомпетентности в этой затее.

— Мы выделим своих людей в помощь. — С некой скрытой благоговейной заботой к делу парировал довод ответчика своеобразно и, думаю, никем неповторимо, фривольный брюнет.

— По факту, нам нужны лишь ваши мозги, готовые сгенерировать идею, как провезти груз через границу. — Дополнил своего друга блондин.

— И сколько перепадет нам? — Спросил Макс, щурясь то на одного, то на другого.

— Одна пятая. — Брюнет провозгласил наш процент так громко, что даже последние ряды наших ребят услышали его и, осознав высокую цену награды, загудели от обжигающей алчности, но меня, в отличие от всех, интересовало совсем иное.

— А что будет, если мы отвергнем ваш запрос на услугу? — Мои глаза были опущены в момент моего вопрошания, но я поднял их на двух статных британцев, когда понял, что меня услышали все от А до Я, четко и ясно, так как тишина воцарилась на какое-то время, бурно кувыркаясь в танце с вновь вернувшимся напряжением.

— Джек Ричард Богов, — назвался блондин и уважительно протянул мне свою руку, которую я без промедления встретил ладонью. — Рад знакомству.

— Ник.. — Ответил лишь я, чувствуя его крепость суставов фаланг и ширость кисти.

— Если откажетесь, парни, — брюнет обращался не только к нам, он озирался на толпу позади нас постоянно, работая харизмой на публику. — То можете и дальше: пресмыкаться в криминальной иерархии, пытаться расплатиться с армянами, разбираться с ворами, работать на федералов и надеяться, что вас не посадят или не перебьют, как стаю дворняг… Ноо.. — Он сделал пару шагов назад, чтобы толпа лицезрела его в полном обличии. — Если вы все же дадите добро и мы заключим сделку, тогда непременно все ваше станет нашим, а наше будет соответственно вашим… Вы будете королями города под кровом наших имен, и каждый, без исключения, будет страшиться вас, будет обходить стороной, но если и найдётся смельчак или безумец, то он умоется собственной кровью, которую я ему пущу за своих людей лично… Решайте!

— О всех ваших неурядицах мы проинформированы и можем решить их, — Богов развернулся, но, в полоборота, стоя к нам, добавил. — Завтра вечером нам нужен ответ, приезжайте на Чеховскую с решением, и не нужно бояться отказа, вы ведь достаточно храбры, раз явились сюда, думая, что мы едем вас убивать… Другие бы бежали без оглядки, пока Земля не кончится под ногами, но вы здесь..

Не знаю, один ли я видел это, но глаз мой мельком заметил, как уголок разбитых губ едва дернулся вверх и, видимо, обозначал у этого мраморного изваяния подобие улыбки.

Восхищался ли он нами? Скорее всего, ответ положительный. Не встречал он столь смелых созданий, коими нас обозвал сам Джек Богов, и они ушли вместе со своим другом брюнетом. Армия их, что называл я прежде волной, расплескалась по гигантским машинам в обратном порядке, и одна за одной они покинули заброшенный комплекс. Свет погас, и лишь фары наших железных коробок не позволили нам потонуть в мраке ночном..

— А знаете, я почему-то только сейчас припомнил одну очень важную деталь, — тело мое встрепенулось от открытия в недрах моей зрительной памяти тайных уголков с пыльными видеофайлами, и я оживленно воспрял в эти последние часы ночи, рассказывая врачу мою историю, все более полагаясь на энтузиазм, разожженный в печи подсознания. — Они были невооружены, совсем… Вероятно, за пеленой страха, переживаний, волнений я прекратил полностью анализировать ситуацию и не заметил, что в их руках не имелось ничего опасного, лишь смартфоны, сигареты, я даже припоминаю, что кто-то из них сжимал эспандер..

— Значит, они действительно пришли к вам с миром, — доктор поставил тарелку с какими-то бюджетными гастрономическими штуками на столик подле меня и с заботливой ноткой в тоне сказал. — Милейший, я не контролирую старую микроволновую печь, поэтому вышло так, что еда получилась очень горячей, и я вас премного предостерегаю не браться за ее употребление сразу..

— Не бойтесь, док, не стану я втыкать вилку вам в глаз или браниться словами вновь из-за лёгкого обжигания рта, — моя рука подняла столовый прибор, и я брезгливо воткнул его в трапезу. — Что же это такое?

— Наггетсы, мой друг, — он зажевал с таким аппетитом одну порцию, что казалось, язык его улетит в желудок вместе с продуктом питания, но, все же, этого не случилось, и прервавшийся врач воскликнул вопрос, округляя свои довольные процессом поедания глаза. — Неужели вы никогда не пробовали?

— В глаза не видел, — я приподнял одну наколотую штучку желтого цвета и, заглотив ее не живительный аромат, положил быстро обратно. — Фаст-фуд, смею предположить.

— Верно.. — Доктор продолжал нещадно уничтожать содержимое своей тарелки, не стесняясь отвечать мне с полными, выпирающими за пределы радиуса его головы щеками, набитого рта.

— Чего, чего, а вот здесь мои родители преуспели: это они отбили у меня изысками кузнец множества кухонь всю обыденную тягу человечества к быстрому питанию, — я поднял тарелку и сам встал на ноги, делая моему слушателю свою щедрую подать. — Возьмите мою порцию, док, насытьтесь за меня вдоволь, ведь хоть история и подходит к концу, вам все же нужны будут большие усилия, чтобы осознать во всю меру ее трагичный конец..