За темнотой моих век

Глава 2

Для чего рассказывать, что я родился и вырос в московской семье, которая имела хороший достаток финансовых ресурсов, неплохую образовательную программу, а также вполне высокую культурную и моральную планку? Зачем говорить, что я славился драками в школьные годы, всегда был в центре внимания и имел много поклонниц — юных, созревших раньше, чем я, прекрасных девушек? Не знаю, но я без всякого энтузиазма вещал свою историю в уши внимательно притаившегося врача. И если продолжать уж совсем кратко, то скажу, что я не был изгоем, не был обиженным подростком, не услышанным родителями, и, конечно же, меня не домогались священники и учителя. Все это я в сдержанном формате пытался втолковать в голову врача, который неустанно пытался, отвлекаясь от своего сосредоточенного вида, найти хоть малейший проблеск травмы из моего детства и школьного периода жизни. Но, поняв наконец, что проблемы нет, как бы усердно он ни копал, ему пришлось задумчиво нахмуриться и попросить меня перепрыгнуть по временной шкале моей жизни туда, где я переступил порог в первый раз..

Порог этот вводил меня в безнаказанность, в мир, где люди живут так, как им вздумается. Да, все верно, я представитель некой преступной организации, которая контролирует многие аспекты торговли, предпринимательства и незаконной деятельности развлекательного формата.

Каким же было мое первое свершение, не вспомнит уже никто, даже я сам, так как тогда и еще несколько последующих лет я легко выходил за рамки закона, каждый раз возвращаясь в них с еще большим отвращением к правильности их составляющей основы.

— Вас кто-то вовлек? — Задал вопрос врач, делая вид, что не осуждает меня, хотя, признаюсь, меня слегка беспокоило то, что он так легко принял информацию о том, что я являюсь преступником. Если честно, могло сложиться впечатление, что он был ознакомлен с этим заранее.

— Нет, нет, я всегда был как раз тем ненавистным человеком для родителей хороших ребят, которых негодник Ник вовлекал в неприятности.. — В памяти моей всплыла самая яркая картина, наверное, самой яростной мамаши из всех моих друзей, которая однажды обыскала куртку своего сына в моем присутствии и, соответственно, нашла небольшую кипу неизвестных ей денег. Она на раз сообразила всю поверхностную истину обо мне и цене дружбы со мной, поэтому в тот день я летел по лестнице подъезда друга так быстро, что ноги мои почти не соприкасались с бетонными ступенями. Вспоминая выкрики оскорблений той женщины, мой страх и ненависть к несправедливости ее высказываний, я с теплом на лице улыбнулся прошедшим событиям и рассказал эту историю мужичку, сидевшему напротив, а после продолжил повествовать.

О том, как мы скручивали иностранные номера с автомобилей по всему городу и методом шантажа возвращали их владельцам за несколько тысяч, набивая за одну ночь среднюю ежемесячную заработную плату. О том, как совершали мелкие налеты на небольшие магазины. О том, как грабили и вымогали, покупали и продавали краденые товары..

Постепенно наша устоявшаяся компания начала понимать, что за эти пару лет мы сильно выросли по сравнению с теми делами, которыми промышляли, и тут мне пришлось думать, как нам двигаться дальше, как легко и скоро поднять ставки. Нам были необходимы большие деньги за один раз, а не приевшиеся маленькие доходы за несколько вылазок. В итоге мой мозг дал сбой, и я сильно ошибся с новым замыслом, из-за чего мне и двум моим друзьям пришлось лишиться по три года своей свободы.

— Сожалеете? — Доктор сощурился и слегка приподнял уголок рта, а у меня сложилось от этого такое ощущение, будто я был не первым в его практике клиентом с преступным прошлым и, безусловно, будущим.

— Три года за все то, что мы вытворяли до этого? Думаю, суммарно это справедливо.. — Я почесал затылок и немного оживился, с трепетом памятуя события той давности, ерзая по креслу с легкой улыбкой на хамоватом лице. От прогревших мою холодную и мрачную сущность воспоминаний я ответил ему со всей неотразимой гордостью, что ни разу не жалел о заключении или злодеяниях против мирных граждан.

Заключение пробило наш невидимый потолок криминального мира, в который мы уперлись в свои восемнадцать лет, и уже в двадцать один год, оказавшись на свободе, я и мои друзья начали заниматься более крупными делами. После нескольких масштабных афера вырученные свободные деньги мы решили вложить в свое законное будущее и открыли несколько общественных заведений для употребления пищи и посиделок населения.

— Мудрое решение. Боюсь поинтересоваться. А аферы касались мошенничества? — Мужичок удивлял меня своим беспечным видом. Он с крайне высокой скоростью становился уверенным в себе, состоявшимся человеком и никак не стеснялся задавать каверзные вопросы, которые могли скомпрометировать меня в будущем. Поэтому я отвечал на просьбы о подробностях сдержанными ответами.

— Мы выкупали паспортные данные недавно умерших людей, делали поддельные документы и оформляли на них кредитные средства у банков с мало преисполненными службами безопаснастями… Я думаю, такой ответ не даст повода кому-либо отправить меня за решётку, а вам предоставит более-менее черно-белую картинку обо мне. — Ему было непонятно, почему я так говорю, но вскоре он прозрел и дико громко рассмеялся, так оглушительно, что границы кабинета словно раздвинулись, и эхо придало смеху еще больший масштаб громогласности.

— Вы Ник, верно думаете, что я тяну из вас информацию для сотрудников правоохранительных органов?! — И он продолжил гоготать во всю силу, так что слезинки заблестели на его незаметных ресницах. — Право, милейший… Я бы никогда не поступил так подло, прошу вас поверить..

— Когда люди просят им довериться, то чаще всего случается так, что они все же имели злой умысел обмана. Довериться можно человеку, которому исключительно плевать на то, веришь ты ему или нет.. — Мужичок успокоился и стал вытирать свои мокрые веки, причитая с добрым нравом, что он давно так не смеялся, а потом, краем уха услышав мои слова, поднял на меня взгляд и задумчиво согласился, кивая головой.

— Значит, мне не имеет значения уговаривать вас довериться моему слову… Но, впрочем, есть у меня вопрос не касаемый вашей деятельности: когда же в вашей истории появится та самая девушка? — Старик уставился на меня мёртвой хваткой. Это было впервые за все время моих посещений, когда я увидел, что-то проявившееся из него наружу: что-то наглое, стремительное, то, что, возможно, он уже не мог сдержать внутри, узнав меня получше.

Осуждал ли он меня глубоко в душе, я не знаю, но предполагал, что доктор поняв всю черноту моей жизни, смотрел на меня немного свысока, с возмущением на мои деяния. Но это было всего лишь его мнение и пока оно сидело у него в голове, формируясь все тщательнее, мне оно было совершенно безразлично..

Девушка же явилась в мою жизнь, когда мне было двадцать два. Она снесла все настройки моей безгранично разнообразной половой жизни и взяла мой мир в свои хрупкие руки, влюбив меня в себя до тех самых мурашек по коже, до тех премного обещающих бабочек в животе. Шли месяца беспамятной симпатии к друг другу, отношения развивались, и влюблённость переходила в более пылкие чувства под названиями любовь и страсть. Я брал на себя ношу вечной любви, а она — временной страсти. И за пеленой моих чувств к ней я никак не замечал, как страсть ее то разгорается, то угасает. Она постоянно искала ответы сама по этому поводу, хотя, думаю, они лежали для нее то уж точно, на самой поверхности.

— Как вы считаете, почему она не смогла вас полюбить, если и вправду не смогла? — Доктор приготовился записывать итог моего ответа, но я даже не знал, что мне сказать, и лишь уставился в дубового цвета паркет под ногами. Так я размышлял пару десятков секунд, но нетерпеливый врач решил сам подкинуть мне мысль. — Возможно, ее отпугивал ваш род занятий, профессия, если так можно выразиться..

— Нет, врач, нет.. — Я нервно замахал указательным пальцем, выкинув руку в его сторону. — Она слишком любила мои деньги, поэтому никогда и не заводила разговоров на эту тему… Да, она была жадной, конечно, как и все девушки с чарующей мужчин внешностью, но она и сама работала, хотела семью, хотела многое, что есть у всех… Она также замечательно дружила с девушками и женами моих друзей… И мы часто проводили время все вместе, где присутствовали беседы о преступления, и она никогда не выказывала никаких претензий… Так что этот вопрос явно не имеет ответа в этом направлении..

Не знаю я ответов, да и вряд ли кто-то знает, почему люди сходятся, а потом теряют интерес друг к другу. Одни винят себя, другие — всех, но после потери прожитые в несчастье десятилетия аукаются одинаково всем, сквозь время и память выкорчевывая боль из глубин. И этой боли совсем неважно, прав ты был или же нет. И вот, в двадцать четыре года, случилось так, что мы стали меньше общаться, мы просто ужинали вместе перебрасываясь словами, а после разбегались по своим делам, пока не встречали чужие тела друг друга в одной холодной постели. За два года отношений мы приелись друг другу настолько, что даже не ругались. Самые мирные пары — это те, кому все равно друг на друга. Я начал понимать, что моя любовь не может сосуществовать в одиночестве и подпитывать отношения двух людей. Это то же самое, что одна батарейка не сможет зарядить устройство с большей требуемой мощностью. И вот я решил полностью отпустить ситуацию и не держаться за пройденные вместе пару лет. Я просто стал ждать, к чему это приведет и однажды, через пару недель, она предложила мне откровенно поговорить о наших отношениях. В ее глазах, к моему потрясению, я оказался непробиваемым эгоистом, который должен либо взять отношения в свои руки и тянуть все на своих плечах, либо продолжать свободолюбивый путь. Она считала меня виноватым в том, что я не смог ее влюбить в себя полностью, что я плененный любовью человек, перестал добиваться ее и доказывать свои чувства. Пламя страсти внутри нее потухло и ничего не осталось кроме привычки к знакомому запаху тела в постели, к голосу, к тембру дыхания. И вот так несколько десятков мелких деталей, до боли знакомых каждому, держали ее со мной в отношениях в надежде, что кризис этот пройдёт и чувства вновь вспыхнут. Но когда я понял окончательно, что она меня не любит, сущность моя где-то глубоко внутри будто отрезала все, что я к ней испытывал, и я ушёл. Да, мне было плохо несколько месяцев, я был сам не свой, я страдал и маялся, пытаясь найти приют своей боли в груди, но вскоре, как это бывает у всех, свет дня и радость жизни начали понемногу возвращаться моему мировоззрению..

— Вы больше не виделись с ней? — Старик задумчиво сложил руки на груди, ненадолго отложив свой рукописный блокнот на коленки.

— Нет, никогда.. — Я смотрел в пустоту голой стены кабинета и мотал головой, а после решил все таки сказать. — Знаете, у большинства людей есть таланты, по иному сказать свой собственный дар: кто-то спортсмен, кто-то мудрец, кто-то силен в науке, а у меня только одна сила… Моя сила — отпускать людей ненужных… С детства я не держался ни за одного человека, видимо, уже тогда знал, что люди изменчивы, предательски для самих себя… Даже если мы и не хотим этого… Время, события, а главное люди, в лице общества меняют нас, признаюсь, все же безвозвратно..

— Самое тяжёлое — это оставаться самим собой всегда. — Доктор понял, о чем я вел речь, и эта фраза была словно согласием на мою мысль.

Я кивнул ему в ответ своим пониманием, и мы замолчали на пару странных минут тишины. Мне казалось, что мир за окном этого кабинета замер на это краткое время. Так было мертвецки тихо за пределами стен, что дрожь пробежалась по коже моего тела ледяным холодком, и лишь серые капли дождя, вновь засыпавшие по стеклу, прервали наше безмолвие, и я продолжил рассказ..

После череды моего смутного состояния, слез внутреннего мира, тоски и боли, вскоре я снова вернулся в крупную игру, и мы начали возить в страну контрабандные вещи, а также продукцию разного характера. Начали мы, конечно, с сигарет и ввозили краденые тонны безакцизного никотина нагло и безнаказанно. Этот товар оказался самым ходовым из всего, что только было в этом мире, естественно, не считая наркотиков, но этой пакостью мы не занимались никогда. Солидные и быстрые доходы с вырученных продаж маленьких солдатиков смерти мы вложили в покупку крупной партии контрафактной брендовой продукции, одним словом, подделки.

И здесь мы уже наварились совсем серьёзно, большие деньги ударили в наши головы, и отшлифованная система по продаже подделок, выдаваемых за оригинал, встала мертвой, ничем не пробиваемой дорогой. Мы возили полный шлак с торчащими нитками и выдавали полно без совести эти вещи за огромные деньги в Москве и Питере, где товар отрывался с руками. Шли года, а за ними и события. Ведь наш успех звенел по всем сильнейшим криминальным диаспора, и вот тут нам пришлось платить по счетам старшим братьям криминального мира и их приближенным..

— Иерархия? — Спросил доктор, и я быстро кивнул, продолжая.

Это не было для нас открытием, за все, что делаешь, нужно держать ответ, и законникам понравились наши движения. Нас взял под опеку один из представителей старой школы, высокий, сильно тощий, но невероятно жилистый старик, он держал практически весь север города. Седой, как иней, а лицо жесткое, будто его кожа такая толстая, что ее было тяжело натянуть на череп, и из-за этого он казался ещё более морщинистым. Весь в чёрной классике, с серебром на запястье и легким, несмотря на возраст, ребячьим нахальством на лице. Вот, казалось мне, на кого стоит равняться, вот где спрятана сила, но так я думал лишь до недавнего времени..

Именно этот законник вскоре и познакомил нас с восемнадцатилетним парнем, который изменил последние два года моей жизни.

Его звали Максим Котов, и он был гением нашего ремесла. Если честно, то его биография показалась мне очень странной, и я все никак не понимал, почему он ринулся в криминал.

— Что же странного вы заметили в юноше? — Доктор слегка засиделся и решил пройтись по кабинету, а заодно включил электрический чайник.

— Его родителей убили за год до нашей встречи, и несмотря на состоятельное наследство покойного отца юриста, а также его связей, молодой Котов нырял в криминальный мир с вытянутыми ногами и руками вперёд, я просто не понимал его рвения.. — Доктор жестом предложил выпить чая, но я отказал ему, мотнув головой.

— Вас же что-то тоже толкало в этот мир, несмотря на всю правильность бытия ваших родителей. — Старик заварил себе горячий черный напиток с ароматом чабреца и достал из ящика стола пакетик с кучей разных печений.

— Мои родители растили меня в достатке, а вот Максим Котов рос в по настоящему богатой семье, сверх ни в чем не нуждаясь..

Несмотря на клеймо нашего преступного промысла, Макс не был негодяем, не имел плохого нрава и всегда чтил хорошие качества в людях. Он был хитер и изворотлив, владел данными лидера и всегда был способен уладить любые ситуации без паники и эмоций. Пытливый мозг его чуть ли не на ходу придумывал чертежи в голове для обмана системы, и порой он становился первооткрывателем новых преступных схем. Поэтому вскоре я и мои друзья охотно приняли решение работать с его группировкой вместе на постоянной основе.

— Постойте-ка, он же был младше вас на восемь лет.. — Доктор искусно заложил небольшую печеньку в рот и принялся хрустеть уже подсохшим мучным изделием.

И ничем, кроме дикого раздражения, которое в ту же секунду испытал мой мозг, я ответить старику не смог, пока тот наконец не прекратил довольно и упоительно, как ему это казалось, хлюпать чаем и трещать за ушами кондитерским изобилием. Уж что, а как люди употребляют пищу и напитки, я терпеть не мог. Это вызывало во мне невероятное чувство ненависти и агрессии, которые быстрее скорости звука организовывали тандем в сознании и импульсами отправляли весь колорит чувств к моим нервным окончаниям для полного контакта моего тела с назревшим протестом против данного действия моего слушателя. В конце концов, спустя пару минут врач закончил свою церемонию чаепития, и я на убывающей волне раздражения объяснил ему, что в криминальной карьерной лестнице возраст служит мало значимым фактором. И это правда. Старики чаще могут оказаться на месте той же шестерки, прислуживая молодым и подающим большие надежды, а не наоборот. Но в этом есть и скрытый плюс, ведь чем старше ты становишься, тем меньше от тебя ждут: те же родители, те же друзья, знакомые, коллеги… Ставки всегда идут на молодых, до тех пор, пока они носят на себе ярлык перспективных особ..

— Занимательная мысль.. — Доктор отбил ладоши от крошек и вернулся к своей записной книжке, параллельно начеркивая буквы и задаваясь вопросом. — Этот Максим Котов получается ваш непосредственный начальник?

— Верно, но у нас скорее дружеские отношения.. — Я взглянул на часы и как-то тоскливо выдохнул, максимально безысходно подводя итог. — О нем и многих событиях, связывающих нас, можно говорить долго, но время мое вышло..

— Да? — С неподдельным изумлением вопросил старик, но никак не сверив время на часах из-за их отсутствия у него, следом заверил меня с такой обнадеживающей интонацией, что я и не подумал подняться с места. — Поверьте, милейший, у вас еще достаточно времени..

— Что же совсем нет клиентов? — Странно, но я никак не мог припомнить, чтобы кто-то еще посещал этого специалиста во время начала или конца моих визитов.

— Сегодня вы были записаны только один.. — Врач учтиво пожал плечами, совсем не унывая этим фактом.

— Так плохо идут дела? — Я попытался вспомнить хоть что-то из деталей моего пути сюда, но картинки расплывались будто во сне.

— Ой нет, работы целое море, бесконечное и бескрайнее, как жизнь во вселенной. Просто в основном пациенты мои быстро разрешают свои проблемы здесь, сразу, стараясь не задерживаться, а не сидят по несколько сеансов подряд в гробовой тишине, как вы.. — Он улыбнулся мне, и я испугался, что из него опять польется неуместный восторг, но он лишь продолжил. — Попытайтесь, Ник, сделать то же самое: разрешите свой вопрос здесь и сегодня, ведь вы отчасти правы, ваше драгоценное время, в конце концов подойдет к концу..

Как бы таинственно это ни звучало, я был согласен с ним, мне стоило довести рассказ до конца и понять здесь, сегодня, в этот промозглый день, что же мне делать дальше… Тянуть было нельзя, ведь моя душа, моя сущность, пожирала меня изнутри, истощая мой разум, угнетая мне жизнь..