Процветающая чайхана в нескольких кварталах от нас разверзлась в гостеприимных объятиях перед нашим крупным налетом и тут же, в полноте от горечи поражения, с досадой захлопнулась, уничтоженная изнутри до самых мелких деталей..
Из нас тогда никто не остался в стороне. В тридцать две пары яростных кулаков мы ввалились в эту столовую и без каких-либо объяснений начали избивать южан, по мере возможности сокрушая столы, стулья, кресла, диваны, разбивая посуду и уродуя интерьер… Наконец, добравшись до последней шеренги защитников этой харчевни, в число которых входил и ранее упомянутый, забаррикадировавшийся на кухне Измаил, мы начали штурм, ломая дверь, скрывающую хозяина заведения и по совместительству негласного руководителя маленькой ячейки узбекской диаспоры..
— Выходи, Измаил, — указательно выговорил Макс, наблюдая, как молодые по очереди пытаются вышибить дверь плотными ударами своих ног. — Копы, которые тебя крышуют, сегодня заняты и, очевидно, не приедут спасать тебя..
— Чего ты хочешь, шакал?! — С той стороны деревянной преграды послышался грубый мужской голос, высокий тембр которого злостным басом пробился сквозь бетон стен и закрытую дверь.
— Наказать тебя, крыса фараонова! — Жестокосердный тон Макса вырвался парно с подобием рычания зверя, превышая децибел стука громких ударов ног, безустанно таранящих проем раз за разом. — Или я сломаю твоих доходяг, или ты выходишь и несёшь ответственность за своих уродов!
Спустя полминуты, конечно же, Измаил вышел. Большой мужчина с широкими плечами, возрастом уже прожитых тридцати пяти лет, не без сопротивления был повален на пол нашими юными подопечными, которые, будто гиены напавшие на льва стаей, сокрушили дух его непокорности своими ударами, летящими со всех сторон.
Несколько минут они точечно прыгали у него на голове, избивая уже кровавую массу, безумно и беспощадно вкладывая всю силу в увечья, пока Макс командирским басом не прервал неминуемый смертельный порыв..
— Стоп! — Скопище гиен разошлось, в тот же миг послушно сделав по несколько шагов назад от поверженного зверя. — Если ты работаешь с копами, то ты ниже нас по достоинству, — Макс сел на корточки возле еле открывающего на него свой единственный оставшийся глаз Измаила, чьих эмоций было невозможно распознать из-за пелены крови и немыслемых рассечений. — И поэтому ты должен уважать любые авторитеты, коими для тебя являются даже эти молодые ребята, которых вы ночью жестко и по беспределу избили… Я сделал с тобой то же самое, чтобы ты на своей шкуре испытал несправедливость… Ведь все познается только лишь на собственном опыте, — Кот уничижительно сплюнул перед ним, а после поднялся, чтобы уйти. — Прекращай работать с копами, и возможно, такое больше не повторится..
Мы покидали это место не спеша, останавливаясь на парковке, чтобы перекурить произошедшее и успокоить ещё бушующую кровь, предусмотрительно зная, что вся полиция города стоит на ушах из-за той ситуации, случившейся в первой половине дня, и никто явно не отзовётся на вызов в одну из забегаловок, относящейся больше к базе узбекской криминальной семьи, чем к ресторану для обычного населения… Мы были раскрепощены до самых костей в тот день, свободные в действиях и вольные в думах..
— В такие моменты люди теряют самоконтроль; эти две парочки, безнаказанность и своеволие, не имеющие границ насыщения, окрыляют так сильно, что тебе кажется, когда ты иллюзорно паришь в небесах, что мир становится меньше, что он уже у твоих ног, такой сверху казалось бы крохотный, безымянный и до бренности всего сущего слабый.. — Я увлеченно вел речь и, не замечая за собой, то складывал широко расставленные пальцы веером вместе, то взахлёб жестикулировал ладонями вверх, изображая яркие полеты в облаках, как в описании слов, то с неким азартом покачиваясь в кресле вперед и назад, рассказывал о жестокости и насилии, с крадущейся улыбкой на лице, странной и не сочетаемой с содержанием кровавых историй. Но, закончив отдельно взятую мысль, я шутливо обратился к нему, этому никак не желающему заснуть лекарю душ. — Ну как вам? Бодрит в два часа ночи?
— Скорее ужасает, Ник, — глаза его были снова мрачны и причудливо щепетильны со мной, они хоть и пытались скрыть, но все же во всю полноту чувств соболезновали моему безразличному лику. — Вы же понимали, что эта одухотворенность может как возвысить вас, так и ударить в спину..
— В большинстве случаев люди быстро привыкают к хорошему результату, и мы, разумеется, были такими, — уже с горечью, что мигом обхватила мои голосовые связки под свои узда, я прошептал. — И нас, как и это большинство, опалило на самом пике..
После событий в чайхане мы, естественно, уже с умноженным составом вернулись к торжественной церемонии праздной гулянки, и к вечеру, уже знатно набравшись алкоголя и объевшись трапезой досыта, многие из нас разъехались по домам. Но Макс и я сидели до последнего, пока окончательно не остались один на один в пустующем зале. Мы беседовали о жизни, о том, что могли бы сделать, чего достичь, какими средствами… Поднимая все более глубокие вопросы друг другу, пока нас, двух пьяных друзей, не прервали..
— Извините, — трогательная скромница-официантка, легким, боязливым голоском привлекла наше внимание, стоя у нас за затылками. — Там мужчина пришёл, просит вас позвать..
— Представился? — Спросил я, отыскивая в себе крупицы трезвости.
— Нет, — она опустила голову вниз, когда мы оба обернулись на нее. — Я испугалась узнать его имя, он… Его глаза..
Тут девушка подняла свое лицо к нам, которое действительно переполнял страх, проявленный ранее в голосе, и вовсе не мы были его нерушимым фундаментом. Я кивнул ей, дав согласие, что мы скоро выйдем к неизвестному гостю, и она также незаметно умыкнула в дверях, как и явилась.
— Я зайду через главный вход, а ты иди к нему отсюда, — высказал свой план Макс, достав пистолет для меня из-за пояса брюк. — Прикроешь?
— Как и всегда.. — Ответил я и принял пистолет Макарова в руку.
— Жди звон колокольчика у входа и сразу же выходи в основной зал.. — Его ноги были настолько невероятно послушными, несмотря на долгие посиделки в компании с алкоголем, что я даже не успел опомниться, как через пару взмахов моих ресниц он исчез из виду и, уже скрывшись за запасным выходом, энергично шел вокруг здания. А ещё через пару секунд и вовсе прозвучал обусловленный звон, предвещающий мой выход.
Инкогнито расположился за самым центральным столиком, и так получилось, что мы с Максом двигались к нему на встречу с двух противоположных сторон: я с лица незнакомца, а он со спины. Испытал ли я страх, который премного напугал нашу официанту? Скажу честно, да. Мне пришлось первым из нас двоих с Максом узреть его поднятый на меня взор: мертвенно бледных, с серым оттенком глаз, цепких, как когти ястреба, и вечно блестящих одержимостью и голодом хищника на тощем кем-то сильно избитом лице, нахальном лике человека, какого исправит лишь смерть. Настолько он был самоуверен, что даже не обернулся на Макса, который бесшумно, как кошка, приближался к нему со спины.
— Максим, — голос его прорезал пространство ровно между мной и моим другом и был будто способен говорить так, чтобы его слышали только в радиусе досягаемости наших локаторов. — Ты знаешь, кто стоит над твоим премного уважаемым стариком Климом?
— Ты кто? — Макс появился у него из-за спины и по-хозяйски расселся напротив, что пришлось сделать и мне.
— А ты Еврей? — Человек с разбитыми костяшками в хлам, еле сгибая тонкие пальцы, схватился за чайничек рядом и налил для себя парящий черный напиток.
— Нет. А ты? — Макс продолжал суроветь тоном, сложив при этом руки на груди.
— Неплохо, — неназванный рассмеялся, но быстро перестал и с ядовитой улыбочкой едва заметных губ на лице выдавил из себя речь. — Сколько же в тебе дерзости, юношеского максимализма, запала, что вот-вот разорвет тебя самого на куски, и это мне нравится… Нравится, очень..
— Мужик, — мое терпение лопнуло, и я, без сил слушать этого человека, так схожего со змеёй и по своему продолговатому виду, и по отраве в словах, грубо спросил. — Ты кто?
— А твое лицо мне знакомо, — он отпил чай из чашки, едва касаясь горячей жидкости истерзанными, от пропущенных ударов, губами и, задумавшись, точнее делая вид человека, вспоминающего что-то важное, вдруг резко воскликнул. — Точно! Ты Ник, тебе сегодня звонил и писал тот кудрявый парнишка. Он просил помочь, и знаешь, честно скажу, заступаться было не за кого. Ты правильно решил не приехать, сопляк скулил, как собачонка на вокзале, умирающая с голоду самой холодной зимой..
— Ты убил его?! — Я вскочил на ноги, не сдержав быстро прильнувших к горлу эмоций, и достал перед ним пистолет.
— Воу, какая реакция.. — Но он всего лишь продолжал ехидно ёрничать, не снимая с лица гадкой улыбки. — Ты действительно хотел ему помочь? Ну, извини, тогда ты бы лег с ним рядом ледяным трупом. Поверь, парнишка узнал лишнюю информацию, и не убрать его было бы неразумно..
— Неразумно было приходить сюда одному! — Ствол пистолета уже почти касался лба этого человека, а я все сильнее желал нажать на курок.
— А я не один, — руки наглеца игриво висели в поднятом состоянии, и он, переведя взгляд на Макса, по змеиному прошипел все с тем же хитрым оскалом. — Ты же видел, когда шел сюда, два минивэна у входа..
— Допустим, — задумчиво ответил мой друг и, положив руку на мое плечо, отождествляя этим жестом отмену приговора, продолжил говорить. — Полиция, значит, представиться не соизволите?
— Я не коп, — руки его опустились, как и дуло пистолета, еще пару секунд назад сопящее смертью ему в голову. — Моя фамилия Буров, — он непринужденным движением достал свое удостоверение, на котором гордо, судя по его ставшему еще более хамским и насмехающимся над всем и вся лицу, красовались три большие буквы на корочке. — Я капитан, и Измаил, с его кафе, с его делами, с его доходами, принадлежал мне, мне и только мне… А вот кто вы такие, чтобы лишать меня достатка, я никак не могу понять..
— Мы полагали, узбеки под копами, — Макс смятенно почесал голову, не отводя взгляд от лежащей на столе корочки. — Плюс был повод: они совсем распоясались, накрыли моих молодых бойцов по беспределу..
— Хм, — Буров беспристрастно ждал чего-то ещё, фактов, доводов, но, к сожалению, спонтанная расправа больше ничем не оправдывалась, и, расставив руки в стороны, он удивлённо спросил. — Это все?
— А что ещё нужно для мести? — Вновь вопросом на вопрос ответил Макс, поднимая плечи в ужимке. При этом он так ссутулился, нервно бегая взглядом, что я заметил краем глаз его неприкрытый испуг, как и у той девушке, робкой официантки.
— Порой, для мщения ничего не нужно, даже обиды, — Буров схватил корочку и убрал ее обратно, а после с минимальным количеством яда выпрыснул на нас свои мысли. — Послушайте теперь, что я предлагаю… Измаил вряд ли вернется к прежнему результату, он и его люди еще долго не восстановят прошлую форму и сноровку, поэтому я думаю, стоит отдать вам их дела, там нет наркотиков, не переживайте, лишь угоны дорогостоящих машин под заказ. Заодно и передо мной рассчитаетесь за убытки, да и самим выгодно будет расширить владения группировки. Что вам под Климом ловить? Геморрой? Выбивать долги из дилеров, грабить терминалы по городам и селам, таскать контрабанду из-за рубежа и пресмыкаться перед старыми уродами, которые уже давно сами под нами сидят и покорно слушаются? Я лично могу снять Клима с Москвы, и никто из ваших авторитетов не пикнет против, так зачем вам работать на нас через каких-то посредников, если мы можем нормально контактировать напрямую?
— Мы не работаем с кем-либо из силовых структур, — Макс, выслушав все, стараясь сокрыть в себе боязнь, поспешил отказаться от предложения капитана. — Мы чтим старые форматы..
— Да? — Улыбка на лице Бурова снова возымела право на существование. — Вы же засылаете крупные суммы на общее законникам, а значит, как ни крути, платите нам, ведь те же жулики отдают часть собранного общего в наши карманы, тем, кто властно стоит над ними… И выходит, что вы просто лицемеры, которые знают правду о всей системе, но закрывают глаза, гордо прикрываясь старыми порядками..
— Мы не лицемеры, просто избегаем прямого контакта и остаемся чистыми.. — Собрав в себе волю терпения, я потушил закипающую во мне лаву мести и начал рационально рассуждать. — И если ты капитан, пришел взять свое? То о каких убытках идет речь?
— А ты способный, — пальцы его щелкнули в мою сторону, и он откинулся на спинку стула своей тощей и очень длинной спиной. — Давайте так: либо вы работаете на меня, либо компенсируете мои утраты своим способом, либо отказываетесь прямо сейчас от обоих вариантов, и я даю команду спецназу вас вязать сию секунду..
— Целых три альтернативы, — я саркастично скорчил лицо от такого обилия выбора и обратился к Максу. — Какая невиданная щедрость… Да, Макс?
— Верно, — Кот немного оживился, увидев мой цинизм к ситуации, начиная отходить от своего состояния испуга. — О какой сумме идет речь?
— Два, — он выставил пальцы перед нами и вдруг, как по наваждению, неожиданно схватился рукой за свою челюсть, выпуская из недр горла стон от боли. — Ммм..
Мы переглянулись с другом и неведомо подняли свои плечи в вопросительном жесте, но после Макс вспомнил что-то, осветленный наитием, и быстрым шагом удалился к дверям кабинета администрации, как бы не обращая внимания на скорчившегося капитана. А я продолжал сидеть напротив стонущего офицера и ждал, когда же недуг его стихнет и он вновь вернётся в диалог. Но капитан только пихал таблетки в свой рот, который едва мог раскрыть, злобно цепляясь руками за челюсть, пока Макс резким рывком своих быстрых ног не вернулся и не положил четыре пачки красных купюр на стол перед ним… Буров хмуро кинул взор сначала на деньги, а после в удивлении поднял брови, оглядываясь то на Макса, то на меня. Голова его завертелась от негодования, и он выпустил тяжелую грудь, разочарованно закрывая глаза..
— Ммм, — послышался новый стон федерала, но это была попытка заговорить вновь, и вскоре он преуспел, так как, еле ворочая губами, ему все же удалось минимизировать болезненность от вещания слов. — Я… Говорил о двух миллионах евро… Неужели вы думали, что я стал бы переться сюда ради этих жалких кусков мусора..
— Какие евро? — Ошалелые глаза Макса превратились в два вкрученных шарика, и он сурово зашептал, стоя над искаженным лицом Бурова. — Чтобы восстановить чайхану, и этого-то много..
— Мне абсолютно фиолетово на чайхану, — слова его вылетали сквозь сомкнутые зубы, от того их звучание казалось железом, зажатым в тиски, и он во весь высокий рост встал перед Максом. — Люди Измаила послезавтра должны были взять два автомобиля, каждая тачка оценивалась под миллион евро, и так как исполнить работу некому, я округляю сумму и предоставляю вам шанс выплатить эту неустойку, причиной которой являетесь вы.
— Где же я тебе найду столько за раз? — Лицо Макса было подобно олицетворению всего сущего недоумения на Земле.
— Давай, капитан, мы угоним эти машины, — влез я со своим предложением, заметив, что мой друг угасает от услышанных цифр. — Таким образом рассчитаемся с тобой..
— Нет, Ники, — голова его даже не повернулась ко мне, он лицезрел страх, написанный крупными буквами, в выражении эмоционального беспокойства Макса. — Люди, которые предоставляют информацию по этим машинам, не дадут вам добро на этот угон, так как они соратники Измаила… Сами понимаете, дело семейное, можно сказать… Поэтому я приду через два дня за своими деньгами, готовьтесь..
Продолжая держаться за челюсть, Буров приложил свой кулак к лицу Макса и чуть сдвинул его зависшую голову на бок легким движением, играючи доказывая свое превосходство над нами. После чего стремительным ходом он покинул наш далеко не радушный приют и, несмотря на скоротечность походки, все же двигался вальяжно, уверенно в себе шагая всем своим гнусным существом в будущее, которое для него самого светило так ярко, что напрочь ослепляло рассудок…
— Почему вы так думаете? — Руки врача были сложены на груди, а одна из них в приподнятом состоянии держала голову, опершись в подбородок.
— Он не видел никаких преград, сметая на своем пути все: мораль, ценности, уважение к жизни. Из бездушия была соткана его плоть, а разум спроецирован низостью, самыми гадкими поступками, насыщавшими его существование повседневно.. — Я трагично прикрыл глаза, уставшие за столько времени от этой комнаты, и тяжелым грохотом вымолвил. — Я многое видел: как копы пытают людей током, чтобы раскрыть мелкую кражу, как вминают невиновного ударами в пол, как опускаются почки от ударов дубинкой, а после распухают ноги из-за того, что жидкость не может покинуть организм в полной мере. Я, как казалось мне, познал всю низменность, всю омерзительность, на какую способен человек… Но Буров — это отдельная каста, таких, как он, не много, но они есть… Бесчеловечный класс существ, которые не несут наказаний, и нет им равных во зле… Нет им даже олицетворений из мира природы, ведь даже скользкая, склизкая змея, убивающая милого мышонка, более благородное создание, чем те, кто ходит среди нас под видом людей..