Застенец

Глава 10

Зубарев двигался как танк. Столь же угрожающе, неуклюже и неотвратимо. Наверное, будь мы на открытом воздухе, его лишний вес пошел бы в минус атакующему. Однако в небольшом помещении он мог вполне задавить меня.

Я проверил защиту благородного, пока позволяло пространство. Пару раз в корпус и боковой по скуле. Тот от удивления даже пошатнулся и встал.

Те, кто говорят, что нельзя бить первым и благороднее получить в щи, а потом уже защищаться и всех побеждать — явно никогда не дрались. Тут самое главное в эффекте неожиданности. Посмотрел бы я на них, когда тебя окружают четверо и ты благородно ждешь, когда тебе всекут, чтобы на законных основаниях всем навалять. Вангую — наваляют тебе.

Вообще, на улицах всегда было одно правило — бей первым. Правда, только что я сделал определенную поправку. На улицах и в туалетах. И надо сказать, что моя тактика принесла плоды.

Пока Зубарев соображал, как вообще так получилось и почему его вдруг бьют, я продолжил наступление. Судя по первым секундам — кулаками колотить его можно долго и безуспешно. Хорошо, изменим тактику.

Я быстро подскочил и ударил с локтя в скулу, а следом тут же добавил ногой в живот. И уже сцепив пальцы в замок, приложил согнувшегося противника по хребту. Ну, не скажу, что это было очень сложно.

Только я решил, что наша потасовка станет легкой прогулкой среди старой сантехники, как Вселенная посмеялась в кулачок. Выяснилось, что заводила оказался не такой уж простым оппонентом. По крайней мере, два моих дальних боковых цели не нашли. И только после я понял, что засранец пользуется магией. Непонятно как, вроде заклинания он не применял. Однако каким-то способом успевал отклоняться.

Если с тобой дерутся нечестно, то надо отвечать тем же. Я сделал еще пару выпадов, после чего разрешил подойти аристократу ближе. Более того, дал себя ударить.

Блин, давно мне не прилетало, даже как-то непривычно. Я закусил кровоточащую губу и сделал шаг назад. А вот противник, воодушевленный успехом, как раз подался вперед. И тут же угодил в клинч.

Это в боксе, который на ринге, не разрешают бить по затылку и ниже пояса. А когда двое дерутся в туалете, а один из них пользуется магией, можно все. Поэтому я, не мудрствуя, зарядил коленом заводиле по шарам, а после рывком подтянул за голову и тем же коленом влепил по лицу.

Поверженный маг рухнул без сознания на кафельный пол. Я перевел взгляд на Крысу, который тут же выставил руки перед собой.

— Сдаюсь, сдаюсь!

— Умное решение, — а сам обратился к Самарину. — Пошли отсюда быстрее, пока нас не спалили.

Не сказать, чтобы я чувствовал себя героем. Хотя легкое ощущение удовлетворения было. Например, если бы заводила вышел один на один с очкариком, я бы даже слова не сказал. Подождал, пока Самарина отлупят, помог подняться и поговорил. Или еще придумал как с ним познакомиться. Очень уж на дядю надо было выйти.

Но вместе с тем именно сейчас я ожидал от очкарика хотя бы минимальной благодарности. Короткого «спасибо» было бы достаточно. Но Самарин удивил по полной.

— Нет.

— Что значит нет? — остановился я на полпути.

— Это неправильно, — стал он перебирать пальцами в воздухе. — К тому же им нужна помощь.

Я слишком поздно понял, что именно Самарин хочет сделать. Поэтому не успел ударить того по рукам. А когда рванул вперед, тот уже создал заклинание.

Мы с Крысой схватились за уши, падая на пол. Да и сам очкарик пострадал от собственного творения. Придурок. Надо же скастовать Погребальный звон в закрытом помещении. Если не порвет барабанные перепонки, это будет здорово.

Что хорошо — заклинание напрямую зависело от мага. Стоило ему перестать напитывать его силой, оно заканчивало своей воздействие. Поэтому оглушительный колокольный звон в туалете звучал секунды две-три, не больше.

— Вот ты идиот! — с трудом поднялся я на ноги.

— Что? — не услышал меня Самарин.

— Ничего. Ладно, разбирайся сам, меня тут не было.

Я открыл дверь, но наружу не шагнул. Потому что неприлично наступать на ноги директору лицея. Пусть у тебя с ним и хорошие отношения. Рядом с Зейфартом стоял наш фельдфебель и еще пара преподавателей. Федор Григорьевич заглянул за мою спину и его лицо приобрело какую-то мрачную торжественность. А я понял: все Куликов, это залет.

В школе приходилось периодически попадать к директору. Не то, чтобы я был тупой или неусидчивый, просто с определенного момента мне надоело играть роль послушного мальчика. Надоело подыгрывать и пытаться понравиться учителям.

Ну, и раз в месяц меня таскали к директору. Как правило, занималась этим физичка. Причин у нее была масса — то опоздал, то разговаривал, то самостоятельную специально за двадцать минут закончил, чтобы урок сорвать. В жизни редко встретишь человека, с которым чувства будут взаимны. У нас были именно такие отношения.

Благо, директор у нас оказался мужиком разумным. И, кстати, он вообще старался ни с кем не ссориться. Ни с физичкой, ни со мной. С этой вредной шестидесятилетней теткой все понятно — у нее стаж, опыт, да кто еще на такую зарплату из пединститута придет? Со мной тоже. Чуть что, так кто на городских соревнования по легкой атлетике честь школы станет отстаивать? То-то же.

Поэтому как только физичка закрывала дверь в кабинет директора с другой стороны, тот доставал шахматы и мы весь урок молча с ним рубились. А после отпускал к явному удовольствию физички. Она-то думала, что меня там целые сорок пять минут отчитывают.

Что-то мне подсказывало, что с Зейфартом так не прокатит. Не создал я еще столь доверительные отношения с местным директором. Да и, судя по всему, никакие соревнования они тут не проводят.

Сейчас мы, участники великой туалетной потасовки сидели в коридоре перед дверью директора. И напоминали тех самых собак, которые рвут себе глотки, лая через забор. Но стоит открыть ворота, как они же уже дружелюбно машут хвостами.

Нет, само собой, товарищества между нами не было. И вряд ли оно возникнет. Но сейчас все мы находились в одной лодке. Судне, которое плавно следовало к отчислению. Из кабинета как раз вышел Самарин. Но дверь после него не закрылась.

— Ирмер-Куликов, зайдите, пожалуйста, — услышал я голос директора.

Ну все, приплыли.

Зейфарт сидел за антикварным столом (с другой стороны, тут все антикварное) и даже не посмотрел на меня. Лишь что-то торопливо записывал. Дурной знак.

— Николай, расскажите, пожалуйста, что произошло? Со всеми подробностями, — сказал директор.

Я пожал плечами и стал рассказывать. С самого начала, без утайки. Как услышал про разговор в столовой, где Самарину угрожали. Как последовал за ним и увидел саму потасовку. Ну, и как вмешался.

— Знаете, что отличает юнкера от обычного дворового мальчишки? — поднял голову Зейфарт.

У меня вертелось несколько колких ответов, вроде, «нас одевают бесплатно». Но я благоразумно решил, что в данном случае лучше промолчать. Целее буду.

— Не могу знать, ваше высокопревосходительство.

— Юнкер никогда не занимается самоуправством, — сурово ответил директор. — А идет и докладывает все вышестоящему по званию. Вы юнкер, не забывайте. С того дня, как поступили в наш лицей, вы уже на службе у государя императора.

— Федор Григорьевич, времени не было государю императору жаловаться, — не удержался я. Ляпнул и тут же закусил губу. Ну куда ты лезешь, дурачок!

Зейфарт устало посмотрел на меня своими анимешными глазами. Но ругать не стал.

— А Леониду Леопольдовичу, вашему фельдфебелю, можно было сказать? Или мне, на худой конец. Мои двери всегда открыты для лицеистов.

— Виноват, ваше высокопревосходительство. Признаю свою ошибку.

— И ведь двоих отделал, — покачал головой Зейфарт. — Самого Зубарева и Бабичева. А Красина почему не тронул?

Я еле сдержался, чтобы не засмеяться с фамилии последнего. Это же надо, как совпало.

— Крыса сдался, ваше высокопревосходительство. А лежачих не бьют.

— Хоть что-то полезное ты принес из того мира. Занимался где-то раньше?

— Футболом только, ваше высокопревосходительство.

— А драться как так научился?

— Жизнь научила, — пожал я плечами.

Я попытался выдержать взгляд директора, но видя, как морщины собираются вокруг его больших глаз, а рот расползается в улыбке, засмеялся и сам.

— Пафосно вышло, Федор Григорьевич?

— В высшей мере, Николай, — ответил он, вытирая заслезившийся глаз. — Будто кавалергард перед дамой красуется. Ладно, на самом деле веселого здесь мало. Сейчас прибудут ближайшие родственники твоих обидчиков, и мы решим, что делать.

— А что решать будете, ваше высокопревосходительство?

Зейфарт не ответил, лишь уткнулся в бумагу на столе.

— Понимаешь ли, Николай. У всех есть недоброжелатели. Говорят, если у тебя нет врагов, у тебя нет характера. Но неглупый человек всегда старается выбирать недоброжелателей себе под стать. А умный и вовсе избежать конфликта. Ты же залез двумя грязными сапогами в высшую лигу. Отец Зубарева — Главноуправляющий Третьим отделением, а родственник Бабичева — председатель Государственного Совета. У Крысина, тьфу ты, у Красина родитель всего лишь граф и действительный статский советник, — Зейфарт возвел глаза к потолку, словно призывая бога в свидетели. — Всего лишь! Я к тому, что тебе хватит и первых двух. Что-то мне подсказывает, что как минимум Зубарев будет жаждать крови.

— Федор Григорьевич, — серьезно сказал я. — Если надо, то отчисляйте. Не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь еще пострадал. Самарин или сами вы.

— Разберемся, Николай. Ступай. И жди в коридоре.

Я вышел и сел рядом с Самариным, словно пыльным мешком ударенный. Ну да, Зейфарт прав. Умею я заводить врагов. Это же надо нарваться на детей таких шишек. Ну, или почти детей. Насколько помнится, я знал только одного председателя Государственного Совета. И фамилия у него была не Бабичев. С другой стороны, Зейфарт так и сказал — не отец, а родственник.

И тут меня осенило. Ну точно, вот кого мне заводила напоминал. Он ведь реально Максутов на минималках. И лицом похож, и по комплекции. А пушок этот дурацкий под носом — явно под Игоря Вениаминовича косит.

Что самое гадкое, не спросишь. «Бабичев, ты извини, я тут тебе по мордасам надавал. Да еще колокольный звон устроил. Причем, без всякой магии. Ты, случаем, Максутову не близкий родственник?».

И с Самариным не поговоришь. Я было попробовал, да Леонид Леопольдович, наш фельдфебель, выпучил глаза, да повелел молчать. Этот ветеран какой-то войны, если судить по хромоте, пусть и недом, но злить его лишний раз не хотелось.

Да и странный пассажир этот Самарин. Я бы с ним в разведку не пошел. Его спасаешь, рискуешь своей фотогеничной стороной лица, а он тебя же и сдает. Как-то не по-товарищески.

Тяжелые шаги вдалеке возвестили, что мой конец близок, как никогда. В коридор влетел здоровенный и толстый мужик с длинным усами и бакенбардами. Синий мундир, грудь увешана какими-то орденами. Хотите, я угадаю, чей это папаша?

Зубарев-старший недовольно окинул нас взглядом, после чего презрительно посмотрел на сына. Ну да, тот выглядел не совсем презентабельно. Разукрасил я его будь здоров, да еще при падении младшенький мундир на плече порвал. Интересно, как быстро тут новую одежду выдают?

Следом появился Крысин. То есть Красин. Хотя по внешности — один в один сын. Последнему, кстати, надо внимательно на отца смотреть и делать выводы. Если не будет следить за осанкой, станет таким же.

Незнакомый невысокий старичок с седыми вьющимися волосами и хитрыми карими глазами, видимо, и был Самариным. Тем самым Самариным, который мне нужен. Он внимательно поглядел на меня, потрепал по голове младшенького и зашел в кабинет.

Внутри что-то грохотало, басило и требовало объяснений. Мне почему-то казалось, что это рвет и мечет Зубарев. По крайней мере, ему подходил такой голос. Зейфарт просил не горячиться и дождаться господина Максутова.

И тот появился только спустя минут пять после того, как собрались все остальные.

Игорь Вениаминович, как всегда, был неотразим. Я тут понял, кого он мне напоминает. Пантеру, которая медленно перебирается по ветке, готовая в любую минуту прыгнуть на противника. В нем чувствовалась сила, самая настоящая.

Увидев меня, Максутов чуть заметно улыбнулся и поклонился. Я ответил тем же. Точнее сначала встал со стула, а после чего поклонился к вящему неудовольствию фельдфебеля. Видимо, я должен был не только все время сидеть, но желательно и не шевелиться.

— Как твое самочувствие, Николай? — Максутов неожиданно подал руку, а я ее пожал.

— Спасибо, Игорь Вениаминович, все отлично.

— У тебя тут кровь, — указал он на губу.

— Упал в туалете. Не представляете какой тут скользкий кафель.

— Думаю, Зейфарт сейчас об этом расскажет.

— Брат, — попытался сказать что-то Бабичев, но встретился с тяжелым взглядом Максутова и осекся.

Игорь Вениаминович зашел в кабинет и все споры неожиданно прекратились. Вдруг оказалось, что разговаривать можно вполне тихо и сдержанно. Так, чтобы мы не слышали ни слова.

Бедный Бабичев тем временем сидел белый, как простыня. Он и так не особо обрадовался, когда директор сказал, что вызовет опекунов и родственников. А вот наше знакомство, как теперь выяснилось, с братом, и вовсе выбило его из колеи.

Впрочем, и я веселиться не спешил. Я все-таки уработал двух отпрысков аристократических семей. Последствия точно будут.

К счастью, томили нас недолго. Прошло всего минут пять, после чего дверь в кабинет директора открылась и Зейфарт нарочито равнодушным тоном сказал.

— Господа юнкеры, прошу вас войти.

Внутри и раньше было не то, чтобы просторно. Почему-то директор выбрал себе довольно небольшое помещение.

Нас выстроили напротив родственников. А им разве что автоматы в руки не дали. Да уж, очень символично.

— Мы выслушали все стороны, — начал Зейфарт. — И исходя из полученной информации смогли восстановить цепочку событий. Таким образом, юнкер Красин нелестно отозвался о юнкере Самарине. На что юнкер Самарин взаимно оскорбил юнкера Красина. За последнего вступились юнкеры Бабичев и Зубарев. Юнкер Ирмер-Куликов заметил перепалку, проследил за Самариным и пришел ему на помощь. При этом позволил себе физическое насилие, что является недопустимым поведением.

Директор поглядел на нас, будто что-то обдумывая. А после продолжил.

— Поэтому попрошу юнкеров Самарина, Красина, Бабичева и Зубарева в ближайшее время разрешить свой конфликт исключительно мирными способами.

— Уж не сомневайтесь, Федор Григорьевич, разрешим, — угрожающе посмотрел на сына Зубарев. — Не сегодня-завтра в ружье встать придется во имя Его Величества, а они здесь друг другу носы квасят. Как мужики в кабаке, ей богу.

— Петр Александрович, — сердито оборвал Максутов жандарма. Тот смущенно замолчал, будто и вправду сказал что-то лишнее.

— Юнкеру Ирмер-Куликову, — продолжал Зейфарт, — назначить тридцать часов административных работ и передать в ведение фельдфебеля Казакова. Леонид Леопольдович, вы его сильно не гоняйте, не больше часа в день. За месяц и отработает.

Я чуть не задохнулся от возмущения. Этим гусям наказ помириться, а мне административные работы? Я сжал кулаки, готовый опять разукрасить Бабичева, а потом прикинул — все не так уж и плохо. Меня могли вообще отчислить. Или еще чего хуже. А административные работы это что? Метелкой помахать. Подумаешь.

— На этом можете быть свободны. И господа, еще раз повторю, если у вас есть какие-то неразрешимые вопросы, то с ними вы можете прийти ко мне.

Мы стали постепенно покидать кабинет директора. Первыми вышли Зубаревы.

— Застенец тебе навалял, — дал суровый подзатыльник Главноуправляющий Третьим отделением.

— Отец, просто быстро все произошло, — оправдывался младшенький.

Максутовы вышли молча. Но судя по напряженным лицам, разговора было не избежать. Просто он состоится без лишних ушей.

А я остался наедине с Самариными. Если не учитывать Зейфарта и фельдфебеля.

— Николай, простите, не знаю, как вас по батюшке, — сказал родственник очкарика.

— Федорович, — ответил я.

— Александр Дмитриевич, сенатор гражданского кассационного департамента, действительный статский советник, к вашим услугам, — поклонился он. — Благодарю, что вы вступились за моего племянника. Позвольте проводить до экипажа. Вас, наверное, ожидают?

А ведь правда. Жандармы отвозили меня в лицей и обратно, не позволяя сделать шага в сторону. Интересно, они справились, почему их объекта до сих пор нет? Или тупо ждут возле пролетки?

— Конечно, — дал свое согласие я.

— Господа, мое почтение. Еще раз прошу прощение за этот досадный инцидент.

— Всего хорошего, Александр Дмитриевич, — кивнул Зейфарт.

Мы вышли в коридор, после чего Самарин закрыл за собой дверь.

— Мишка, беги вниз, — сказал он очкарику. — Нам с Николаем надо срочно поговорить. Ты уж извини, что пришлось все это устроить. Но другого способа связаться с тобой, не привлекая внимания, у меня не было.