Застенец

Глава 21

Начнем с того, что я знал, кто передо мной. Конечно, в учебниках он изображался более схематично, в виде карандашных набросков, но все же общие черты угадывались.

Материальное создание среднего порядка, относящееся к семейству бестий, и именуемое в развитых магических мирах не иначе как Слепец. К бестиям определяли вообще всех, кто хоть как-то походил на диких зверей нашего мира. В смысле, того, имперского.

К примеру, у нынешнего красавца было четыре конечности — мощные задние лапы, на которых именно сейчас Слепец и сидел, и менее развитые передние. Правда, последние компенсировались острыми, широкими у основания и зауженными к концу когтями.

Как можно было понять из названия, это замечательное создание не делало ставку на глаза. Нет, они имелись, только оказались покрыты мутной пленкой, за которой и не видно ничего. И явно главную свою функцию не выполняли. Зато на затылке находились мягкие и крупные ушные раковины, которые в зависимости от необходимости, поворачивались к объекту.

Большие резцы выступали изо рта, поэтому создавалось ощущение, словно Слепец улыбается. Ага, мягкая и забавная зверушка. Почти зайчик, если учесть, что неподготовленного бойца эта мерзость может в считанные мгновения порвать на части.

Правда, в отличии от привычного нам грызуна, Слепца выделяла и безволосая шкура, плотно натянутая на костистое тело. На ярко освещенной улице она выглядела еще бледнее, словно принадлежала мертвому старику, умершему от голода.

И как всегда, мне повезло больше всех. Потому что я оказался ближе остальных к поверженному всаднику (ныне лежащему без сознания) и его кьярду (ныне возмущающему и пытавшемуся подняться). И именно меня Слепец и выбрал в качестве следующей жертвы. Ну да, конечно, кого же еще? Блин, хоть в церковь сходи, свечку поставь. Сглазил меня кто-то, что ли?

Вот только тут я понял, что такое опытные вояки. Пусть и невероятно напуганные. И заодно устыдился из-за того, что считал жандармов Максутова лоботрясами и лентяями.

Слепец бросился вперед, но тут же рухнул, как подкошенный. Будто привязал себя к толстому дереву, а потом забыл. Под его правой задней лапой расцветал Силок, наспех созданный кем-то из синемундирных.

А уже следом раздался оглушительный выстрел. Такой сильный, что у меня на мгновение левое ухо заложило. Ружье, заклинание пятого ранга, по силе и методу убийства одиночной цели вряд ли с чем способное сравниться. Не знаю, мне казалось, что здесь было бы достаточно простого Кистеня. Кости у Слепцов обычные, пусть и крупнее человеческих. Но ломаются тоже неплохо.

Но вот что жандармы сделали правильно — выбрали последовательности заклинаний. Пока один, видимо, мой штабс-ротмистр, создавал Ружье, кто-то из его подчиненных кинул под ноги твари Силок. Если бы не он, то Слепец прежде бы добрался до меня. А так бравые жандармы заставили его передумать.

Создание Разлома оглушительно заверещало, но его крик затих довольно скоро. Видимо, огромная дыра в легких не способствовала певческому таланту Слепца. Кьярд к тому времени поднялся и стал нетерпеливо тыкаться мордой в квадратное плечо своего хозяина. А следом к поверженному коллеге подошел и штабс-ротмистр, на ходу создавая заклинание. Точно не лечебное, он же мне сам божился, что у них лекарей нет.

Я же тем временем рассматривал тушу поверженного монстра. Даже мертвый он внушал невероятный трепет. Мышцы бугрились под кожей, а клыки походили на острозаточенные ножи.

Жандарма из летучего отряда общими усилиями удалось поставить на ноги. Того сильно пошатывало, а взгляд был мутным и непонимающим. Видимо, бедняга словил сотряс.

— Уводи застенца, — негромко приказал ему штабс-ротмистр. Хотя как приказал, судя по знакам отличия, они находились в одинаковых званиях.

И здоровяк даже сделал шаг ко мне, но остановился из-за окрика одного из жандармов. Тот задрал голову кверху и указывал куда-то на крышу соседнего здания, располагавшегося метрах в тридцати. А посмотреть там было на что.

С десяток крепких фигур с жилистыми мускулистыми ногами следили за нами. Во тьме их красные глаза будто бы светились, а луна ласкала холодными лучами бледные безволосые шкуры. Я, конечно, не Вестник, но почему-то сразу понял, что произойдет в следующее мгновение. Догадался и штабс-ротмистр, на ходу создавая заклинание и медленно, чтобы не спугнуть Слепцов, отступая к двери моего дома.

Вот только твари не стали ждать, пока мы успеем перегруппироваться. И почти одновременно прыгнули вниз.

— К стене! — заорал штабс-ротмистр, вливая силу в форму.

Я метнулся к нему, не успев сгруппироваться и больно ударившись локтем. Однако сделал все вовремя. Несколько массивных тел ударилось о невидимую преграду, повисшую в полуметре над нами. Баррикада вышла относительно небольшой, но все же накрыло всех. Почти всех.

Квадратноплечий жандарм сделал шаг в сторону, а потом бросился наутек, под пристальным внимание шести пар удивленных глаз. Помимо нас, в немом укоре застыл и кьярд, никак не ожидавший от хозяина такой выходки.

А потом все завертелось с невероятной скоростью. Сразу несколько бледных фигур подскочили к убегающему, вонзив в него длинные когти и разрывая плоть вместе с мундиром на части. Мне казалось, что жандарм умер быстро, даже не ощутив боль.

Оставшиеся Слепцы устремилась к нам под звуки револьверных выстрелов и всполохов слабых заклинаний шестого и седьмого ранга. Колдовать наспех, да еще с занятой рукой у жандармов получалось плохо. Штабс-ротмистр же был занят нашей защитой. По всей видимости, четвертый ранг оказался его потолком. К тому же форма заклинания требовала постоянного пополнения сил.

Стоял дурак дураком Илларион, сжимая невесть откуда взявшуюся кочергу. Видимо, схватил первое, что попалось под руку, когда выбегал из дома. Ну хоть не мухобойку. А то мог бы.

Волчком крутился неподалеку разъяренный кьярд, кусаясь и отбиваясь копытами от ловких и стремительных атак Слепцов. По толстому боку животного уже текла тонкая струйка черной и тягучей крови, но тот не замечал ранения. Как не заметил и очередную фигуру, застывшую на крыше.

Опоздавший на общее веселье Слепец оказался крупнее своих сородичей. Его пасть была измазана чем-то липким, рубиновые капли стекали по бледному подбородку, а загривок ходил ходуном. Тварь слушала.

Меня пробила крупная дрожь от простого понимания. Это кровь. Человеческая кровь.

Он прыгнул одновременно с тем, как я создал форму и влил в нее всю силу, которую успел. Так быстро ковать заклинание еще не приходилось, поэтому я выбрал одно из самых простых. И, по моему мнению, наиболее действенных вещиц из самоучителя — Глухоту.

Немота, Слепота, Глухота шли в одном подразделе. И их формы почти не отличались друг от друга. Заклинания любили применять жандармы при допросе пойманных на месте преступления недомов. Лиши человека на пять минут голоса, и он точно расскажет тебе все, когда вновь научится говорить.

Существовал лишь единственный минус. Заклинание рекомендовалось использовать на недвижимых субьектах. Ну, извините, в жизни вообще редко бывает так, как в книжках.

Пришлось целить аккурат над кьярдом, попробуя поймать Слепца в ловушку. И сработало. Руки дернуло от активированного заклинания, а могучая тварь хоть и свалила с ног животное, но тут же беспомощно заверещало, жалуясь на свою судьбинушку. Ну что, не такое уж ты теперь и опасное, да?

Попасть по замерзшему Слепцу, растерянно водящему ушными раковинами, атакующим заклинанием не составило особого труда. Я выбрал Кистень. Нет, Ружье, конечно неплохо, но рангом повыше. А я уже чувствовал, как дрожат руки и слабеют ноги. Сказывалось дневное приключение на заводе. Как бы не был хорош дар Ирмера, но с телом ему явно не повезло. И магических силы восстанавливались с большим трудом.

Кистень пробил голову Слепцу и тот мертвой громадиной упал на мостовую. Одновременно с этим на ноги вскочил кьярд, на мгновение обернувшись ко мне. Не знаю, показалось ли или нет, но в его глазах мелькнуло что-то вроде благодарности. Ничего себе, такое бывает?

Росли трупы и возле Баррикады штабс-ротмистра. Пули не убивали Слепцов, но раненые твари двигались уже значительно медленнее. А разделать с ними в таком состоянии было проще. Я приложился Кистенем по ближайшему, но не убил его, а судя по приятному хрусту, лишь сломал заднюю конечность. И то хлеб.

Хуже всего, что силы покидали меня. Во всех смыслах. Колени ходили ходуном, как у голодного диабетика, который увидел сладкий чай и бутерброд с колбасой. Перед глазами все плыло, то сливаясь в одно большое пятно, то вновь обретая резкость. Но хуже всего не это.

Заканчивались силы и у штабс-ротмистра. Я это понял, когда в Баррикаде появились разрывы. Наглая морда одного из Слепцов просунулась через защиту, хищно щелкая пастью. И сразу же получила сначала кочергой, постарался Илларион, а следом наспех собранным Кистенем, с мутной, плавающей в воздухе формой. Это подоспел один из наших жандармов.

Его револьвер, прикрепленный к кобуре красным шерстяным шнуром, болтался в ногах. Но по-настоящему я испугался, когда жандарм достал свою кавалерийскую шашку и приготовился показать искусство фехтования. Печально, что и говорить. Мне почему-то думалось, что Слепцы подобное не оценят.

Вскоре на мостовую рухнул штабс-ротмистр, похоронив и нашу защиту. И мы: я, один опустошенный жандарм с шашкой, его компаньон, явно творивший одно из последних заклинаний и храбрый мужик с кочергой остались наедине с пятью ранеными, но все еще намеревавшимися полакомиться человечиной Слепцами.

И тут все-таки кто-то там наверху подумал, что хватит с меня. Кьярд прежде сражавшийся пусть как и боевой, но все же конь, встал на дыбы и пахнул на обидчиков огнем. Я стоял в метрах в четырех от созданий Разлома, но почувствовал нестерпимый жар. И тогда твари с подпаленной мерзкой шкурой, бросились наутек.

— Бегите, Слепцы, — обессиленно сел я на мостовую, чувствуя себя как минимум Гендальфом.

Не было сил даже говорить. Я лишь пощупал пульс у штабс-ротмистра, спасибо урокам ОБЖ — живой. Уже хорошо. Итого, у нас из потерь — один испугавшийся жандарм. Зря, он, конечно. Выбрал самое неверное решение — поддаться панике. За что и поплатился.

А мои-то молодцы. Вот честно, не ожидал даже от них. Всю дорогу они изображали скучающих балбесов, но в нужный момент показали себя с лучшей стороны. И кьярд. Блин, крутой зараза.

Вспомнив о мистическом животном, я только сейчас поискал его глазами. И в груди защемило. Кьярд лежал на боку и смотрел на меня своими змеиным взглядом, в которых теплилась жизнь. И я понял, что он не хочет умирать.

Да, говорили, что после гибели хозяев животные становятся неуправляемыми. И лучше умерщвлять их следом. Но я почему-то не мог видеть, как это гордое и в чем-то красивое животное страдает. Да блин, он всех нас спас. Если я ничего не сделаю, то в жизни себе не прощу.

Я осторожно подошел к нему, положив руку на теплую шею. Кьярд вздрогнул, но даже головой не повел, продолжая лежать и тяжело дышать. Его раны кровоточили, самым большим оказался длинный порез сбоку, и стало очевидно — дело труба. Если что-то не предпринять…

И тогда я стал вить форму. По памяти, медленно вплетая один узор в другой. Заклинание называлось Затягивание ран. Лекари изучали его на пятом ранге. Изучали долго, кропотливо. Потому что структура казалась слишком сложной. Да таковой она и была.

Что и говорить, если даже штабс-ротмистр, использовавший Баррикаду, решил пренебречь подобным заклинанием. Заклинанием в бою невероятно полезным. А все потому, что если ошибешься — и вместо затягивания, раны как раз откроются.

Мне терять было нечего. Кьярд все равно умирал. Если все пройдет плохо — вряд за него кто спросит. Если нет — то может мне премию какую выпишут, а? Хотя, конечно, на самом деле мной сейчас руководила не корысть, а скорее жалость.

На создание заклинание ушло почти десять секунд. И то у меня не было ощущения, что я сделал все правильно. Извини, мой новый черногривый друг, если что не так. Я влил силу в форму и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Видимо, дар решил, что хватит с меня мучений и пора отключать этот мешок с костями.

Что интересно, очнулся я в собственной кровати. Помытый, одетый в какую-то дурацкую сорочку (Илларион!), с подоткнутым, как у маленьких мальчиков, одеялом. С уже знакомым ощущением «отстаньте все от меня и дайте помереть спокойно». И даже с часок лежал, не шевелясь и размышляя о смысле жизни.

То, что я думаю — это хорошо. Значит, живой. То, что при усилии поднять руку меня ломает, как не в себя — плохо. Выходит, я опять почти истощился. Интересно, заклинание получилось или нет? Так и не успел понять.

Спустя час ко мне вошел Илларион. Сначала всплеснул руками, а потом перекрестился. Что, так все плохо?

— Я уж думал все, отбегался, — тихо сказал слуга.

— Вот еще. Я же сегодня в лицей собирался, ребятам обещал — ответил я.

— Сегодня, как же. Третий день лежите, господин. Уж и лекарь от Их Высокопревосходительства приходил.

— Максутова, что ли?

— Его, его, — покивал Илларион, подходя. Он налил в стакан воды и стал бережно меня поить. — Сказал, что никаких видимых повреждений нет. Когда дар восстановится, тогда и вы, стало быть встанете. У Их Благородия не так все радужно.

— Что еще за Благородие? — оторвался от стакана я.

— Штабс-ротмистр. В госпиталь отправили, сказали, что ежели восстановится, то процесс будет долгим.

Последние слова Илларион произнес чужим голосом, видимо, подражая лекарю.

— А ведь, если бы не этот штабс-ротмистр, мы бы сейчас не разговаривали, — сказал я.

— Истинно так. Но на то у них и служба такая. Им за это деньги платят.

— Годовой оклад пять двести, — вспомнил я его слова.

— Ну хватит вам панихиду разводить, — отмахнулся слуга. — В себя пришли, значит, все хорошо будет. Нам с вами надо проблему одну серьезную решить. Вы, господин, встать-то сможете?

— Могу и сплясать. Но лучше не буду. Я Сегодня, как бы это сказать, не в потоке.

Я жестом остановил Иллариона, подорвавшегося помогать. А когда почти поднялся, замер сам, обнаружив на прикроватной тумбочке предмет, которого здесь быть не должно было. А именно — сульфар. Чуть поменьше того, который уже имелся у меня.

— Это что?

— Господа принесли, — ответил Илларион. — За убитую бестию, сказали. Ну, помните, господин, как вы ту тварь ловко размазали?

— Ах, за нее, — произнес я, но интересовало меня совершенно другое. — И во сколько оценили?

Слуга нехотя указал на листок бумаги, лежащий под сульфаром. Пришлось вчитываться. Сумма значилась, как две тысячи двести рублей. Иными словами, триста тридцать мне предназначалось уплатить в качестве налога. Ну, собственно, не все так плохо. Есть немного наличных, пара сульфаров в загашнике, жить можно. Еще бы не чувствовать себя, как разбитая бутылка в мусорке.

— Так что ты там говорил про проблему?

— Там, возле дома, — уклончиво ответил слуга. — На улице надобно выйти.

— Тогда мундир давай, куда его спрятал? Я же не пойду на улицу в этом.

После долгого облачения я неспешно спустился вниз. Разве что чуть быстрее человека, пролежавшего десять лет в коме. По-хорошему, надо было день отлежаться. А то и два. Если так пойдет, то магия меня рано или поздно доконает. По всем ощущениям, все-таки рано.

Илларион открыл входную дверь и помог мне выбраться наружу. Казалось, тут ничего не изменилось. Мертвые туши убрали, мостовую отмыли от крови. Ну да, прошло-то уже несколько дней.

Сейчас здесь ругался «ванька». Вообще, наш проулок использовали не часто. Как правило в часы-пик (бывало тут и такое), чтобы объехать затор на главной улице. По всей видимости, именно это и хотел сделать легковой извозчик. Да попал впросак. По одной простой причине — в переулке, прямо посередине, стоял знакомый мне кьярд, недовольно глядя на возмутителя спокойствия.

Потому и ругался извозчик вполголоса, как обычно костерят власть на кухне. Вроде в своем доме можно, но лучше не кричать. А то накличешь беду.

— Вот, — только и сказал Илларион. — Стоит.

— Ты как пожилой мужчина, который хвастается перед девушкой, — задумчиво пробормотал я. Значит, сработало лекарское заклинание? Ну надо же. — Ну, а в чем проблема?

— Так он не слушает никого, господин. Жандармы приезжали, забрать его, так ни в какую. Двух покусал. От нашей двери не отходит. Господин, мне и самому боязно сходить еды купить. Это же чистый диавол.

— Ну а от меня ты чего хочешь?

— Прикажите ему уйти.

— Илларион, ты если не заметил, я не конюший. Или как там называется тот, кто кьярдами управляет?

— Да в другом дело, господин. Их Высокопревосходительство сказал, что этот диавол теперь ваш. Даже бумаги прислал. Мол, делайте с ним, что хотите.

— В смысле мой? Прям совсем?

Вместо ответа, кьярд медленно подошел и лизнул меня раздвоенным языком.