— Это точно здесь? — спросил я.
— А тут один синий, вашблагородие, других нет — сказал Ефим. Тот самый щербатый тип. — Если это можно назвать домом. У нас Там хлев и то краше был.
— Да и Будочника тут все знают, — поддакнул ему толстый рыжеволосый Вадим.
— Я же просил, просто Коля.
— Хорошо, вашбл… Коля, — неохотно согласился Ефим. — А тебе точно этот Будочник нужен? Просто он…
— Что? Детей ест или в крови младенцев купается? — с сомнением смотрел я на чудо архитектурной мысли.
— Нет. Сумасшедший. Вещи всякие говорит.
— Какие вещи?
— Про Его Величество, жандармов, Сенат. Да много про кого. И вроде ничего обидного, больше непонятного, однако ж с ним лишний раз никто ручкаться не хочет.
Забавно. Особенно, если выяснится, что говорит этот Будочник правду. В нынешнее время позволить себе говорить правду без каких-либо последствий может только сумасшедший.
— Наши все его стороной обходят, — поежился, глядя на дом, Вадим. — Говорят, в прошлом поручиком был. Польское восстание подавлял, через то и умом тронулся.
— Ладно, посмотрим. Не поворачивать же теперь обратно, — ответил я.
А сам начал жалеть о том, что попросил ребят показать дорогу. Точнее уж, что вообще мы сюда пришли. Потопали изрядно. Знал бы — взял извозчика. Но раз Самарин говорил, что этот человек мне поможет, значит, так и было. У меня тут не выстраивается очередь из благодетелей. А вот уже дважды убить пытались. Там, в моем мире и здесь. Ладно, не убить, что-то сделать со мной плохое.
Тем более, как выяснилось, я не так уж и безнадежен. Как-то же смог создать целую Эгиду, к тому же плетеное. С такими данными некоторые из лицея выпускались.
Только вот после наступил опять стопор. По пути сюда я мимоходом пытался выковать на Ефима то же Благословение, пустяшное заклинание седьмого ранга. И вновь потерпел фиаско. Кончилась силы или как называли их в компьютерных играх мана? Вряд ли. Когда маг опустошался, прям совсем, то либо терял сознание, либо впадал в кому. Примерно подобное случилось тогда, перед моим домом.
Зеркало оказалось слишком сложным заклинанием для того, кто никогда не колдовал. Вот меня и вырубило. Но именно сейчас я чувствовал себя удовлетворительно, если не считать многочисленные синяки. Тогда в чем дело? Я ожидал, что на этот вопрос ответит Будочник. Я прям приду, он посмотрит и вынесет диагноз с выпиской рецепта. А что? Было бы неплохо.
— Коля, мы пойдем тогда? — поинтересовался Ефим.
Он вообще был парень задиристый и не робкого десятка. Однако чем ближе мы подходили к синему домику, тем больше бледнел Ефим. А теперь и вовсе с лица спал. Либо у него анемия, либо он очень не хочет здесь быть. Что сказать, дополнительной уверенности мне это не придало.
— Конечно, — пожал руку каждому из них.
— Тогда до завтра? — неуверенно спросил Вадим.
— Ага. После лицея я к вам. Начнем, так сказать с азов. Ведение мяча, короткие передачи, думаю, разучим какой-нибудь простой финт.
Толстый повеселел, а вот Ефим по-прежнему был мрачен. Словно сомневался, что мы вообще встретимся.
Я поглядел вслед пацанам и перевел нерешительный взгляд на домик. Да и не домик, действительно какую-то будку. Словно собранную для собаки из того, что валялось под рукой. Его уже и синим-то назвать можно было с большим трудом, благодаря облупившейся краске. И выглядел он совсем плохенько на фоне многоэтажных доходных домов соседей. Будто бы даже был не из века девятнадцатого, а восемнадцатого. Но делать нечего. Зря, что ли, мы сюда топали? Вошли и вышли, приключение на двадцать минут, как говорил один современный классик.
Стучать пришлось долго. У меня даже костяшки пальцев заболели. В какой-то момент я почему-то обрадовался, что Будочника нет дома. Мол, сделал все, что мог, теперь можно отправляться восвояси. А на нет, как известно, и суда нет.
Однако, когда я уже собирался развернуться и уйти, дверь распахнулась. Точно ее выбили изнутри ногой. Сильная рука с черной грязью под длинными ногтями вцепилась в мундир, после чего меня заволокли внутрь. Я и пикнуть не успел, как дверь захлопнулась, оставив меня наедине с табачным смрадом, запахом пота и непроветриваемым духом чего-то старого и пыльного.
В домике царил полумрак. Свет с трудом пробивался через немытые окна, после чего окончательно запутывался в непонятного цвета занавесках. Впрочем, Будочник прекрасно видел и в темноте.
— Лицеист, — услышал я неожиданно певучий бархатный голос. Он невероятно успокаивал. Хотелось завернуться в него, как в теплое одеяло и сидеть, не шевелясь.
Но мерзкое зловоние изо рта помножило все приятное впечатление на ноль. Я попытался отстраниться, но уперся затылком в закрытую дверь. Потому просто отвернулся. Почему-то сейчас мне было страшно, как никогда. Страшно и мерзко. Даже тот незнакомец в переулке, не вселял столько ужаса и отвращения, как Будочник.
— Я пришел по поводу… личного плана… в общем, меня прислал Самарин, — жалобно пролепетал я.
— Самарин, Самарин, Самарин, — пропел хозяин дома, отпуская меня. — Старый пройдоха Самарин, любит деньги и врать. Самарин, Самарин, лучше многих в этом городе.
Он развернулся и проворно пошел прочь. Половицы, несмотря на удручающее состояние, не скрипели под его шагами, а мне хоть немного удалось разглядеть фигуру Будочника. Был он тощ, высок и сутул. Одет в какое-то вязанное рванье. И на ходу все время щелкал пальцами, будто у него нервный тик.
Хозяин дома скрылся в единственной комнате, отделенной коридором от кухни, и уже оттуда позвал меня.
— Лицеист, сюда.
Во мне боролись два демона. Первый хотел открыть дверь и удрать отсюда домой. Второй желал удрать как можно скорее. Нет, нельзя, нельзя! Отставить панику. Это всего лишь человек. Да, с большой долей вероятности у него определенные проблемы с головой, но Самарин не стал бы мне его советовать, если тот мог совершить вред. Или стал бы?
Я несколько раз судорожно вздохнул, пытаясь унять бешено стучащее сердце, а потом все же маленькими шажками, на ходу набираясь храбрости, направился в комнату, где скрылся этот тип.
Половицы не скрипели, они надрывались ранеными птицами. У меня вообще возник вопрос — почему я не услышал, как Будочник подходит к двери? И уходил он так же, бесшумно. Какой-то заводской секрет фирмы по изготовлению досок или мой новый знакомый чертов ниндзя?
Я добрался до проема в комнату и невольно стал дышать ртом. Здесь запах, точнее жесточайший смрад, был сильнее. Хозяин дома сидел на низеньком кресле, закинув ногу на ногу. Он напоминал сумасшедшего короля, свита которого разбежалась. А вот королевство — сваленный без всякого порядка хлам, с одной крохотной тропинкой к креслу, остался.
— Кто ты, лицеист?
— Я Коля. Николай Куликов. Точнее Ирмер-Куликов.
— Ирмер-шмимер, задавака Ирмер, думал, что всех обманул, да нашел себе костлявую невесту, — болтая ногой, пропел Будочник. А после сердито ткнул в меня пальцем. — Кто ты, Лицеист?
Так, он либо прапорщик, которому надо все повторять по два раза, либо глухой. Но делать никуда. Это я выступал в роли просящего.
— Я… Я Николай…
— Имя пустота. Ветер дунул и имя забыли. А вот запах может многое сказать. От тебя смердит чужим миром! — грозно рявкнул Будочник.
— Да, да, я оттуда, из другого мира, из-за стены. Застенец, так меня называют. Господин Ирмер оставил мне дар.
— Ирмер, Ирмер, чертяка-Ирмер, хитрый Ирмер перехитрил сам себя, — он замолчал, но продолжил уже спокойным голосом. — Я сразу почувствовал знакомые нотки корицы.
— Корицы? — не понял я.
Вообще, чем дальше заходил наш диалог, тем острее у меня возникал вопрос: «Что я здесь делаю?». Понятно, что в дурдоме амнистия, но я бы за этим типом пристально присматривал.
— Каждый дар пахнет по-своему. Не все умеют его чувствовать. Я умею. Будочник молодец. Только Будочника списали. Будочник не хочет больше воевать.
Он откинулся на спинку так, что в тусклом свете окна я увидел его коротко и неровно остриженные волосы. Видимо, сумасшедший был сам себе парикмахером. Будочник немного помолчал и вполне нормально, как полноценный член общества и психически здоровый персонаж спросил.
— Что привело вас ко мне, молодой человек?
— Мой дар. Я не могу им пользоваться. Точнее, не могу пользоваться, когда хочу. У меня получалось создать Зеркало и Эгиду…
— Молчи, молчи, молчи, — торопливо перебил меня Будочник. — Слушай, как они крадутся. Выползают из своих щелей, чтобы залезть тебе в уши, забраться под ногти, обглодать лицо. У, сколько их, какие они толстые, красивые, как россыпь опарышей. Они доберутся до тебя лицеист, доберутся. О, страдания, страдания. Зачем ты им нужен?
Мои нервы и так были расшатаны до невозможности, а этот сумасшедший продолжил подливать масла в огонь. Скоро он перешел на еле различимый свистящий шепот, постепенно наклонившись, будто хотел стать меньше. Я как не вслушивался, не мог разобрать ни слова.
Неожиданно Будочник вскочил с кресла и вытянул руку. Он не создал заклинание, по крайней мере я не видел процесс сотворения, но меня резко отбросило в стену, а невидимая рука сдавила горло. Я дергал ногами, лишь краем носков задевая пол. Тщетно пытался схватить ртом воздух, но только беззвучно открывал рот.
— Зачем Будочнику учить тебя? Будочник лучше заберет дар сам! Отдашь, лицеист?
Не знаю, что в этот момент во мне проснулось. Наверное, сильнейшая жажда жизни. Я вытянул руку и наспех создал нечто похожее на Кистень. Ладно, ладно, вообще непохожее. Разве что напоминающее тот по эффекту. Форма дрожала перед глазами в неистовой пляске, а я пытался ее удержать. И у меня получилось. Заклинание ударило в Будочника, разорвав связь. Он перекувырнулся через кресло, но приземлился, судя по звуку, на что-то мягкое. А я упал на грязный пол, кашляя и утирая выступившие слезы.
Но вопреки ожиданиям, хозяин дома не пытался больше причинить мне вреда. Он поднялся из-за опрокинутого кресла, поставил его на место и теперь тихонько посмеивался. Были бы у меня силы, я бы сейчас ему в морду дал.
— Будочник сразу все понял. Будочник умный. Дар живет в тебе, лицеист, но выбирается наружу редко. Когда понимает, что ты можешь умереть. Твой дар очень ленивый, его надо розгами, розгами, да по сусалам.
Он неторопливо подошел ко мне, мягко взял за плечи и помог подняться. Только теперь я разглядел его лицо. Небритое, с глубоко посаженными глазами, которые, казалось, смотрят на тебя из чернеющих провалов, горбатым сломанным носом и острыми скулами.
— Я знаю, что с тобой, лицеист. И знаю, как тебе помочь. Знаю, как сделать так, чтобы ты колдовал, когда хотел. Будешь новым Разумовским. Хотя лучше не надо, тот плохо кончил. Я могу сделать тебя очень сильным. О да, Будочник это может.
Он вернулся к креслу, вытащил откуда-то из недр своих лохмотьев папиросу. Вместо спички Будочник использовал палец. Тот неожиданно загорелся, осветив страшное лицо хозяина дома. Тот походил на ожившего мертвеца, который по какой-то странной причине не желает лежать смирно в гробу. По крайней мере, у меня складывалось ощущение, что мозг у него точно потек от разложения.
Но вместе с этим было кое-что и интересное. Я понял эту вещь только сейчас. И подобное обстоятельство в данный момент перевешивало всю эксцентричность собеседника.
Сначала мне показалось, что Будочник не создает заклинание. А будто использует силу напрямую. Но именно теперь я понял, это не так. Создает. Вот только не применяет ни одну из известных техник — ни ковку, ни плетение.
— Как вы это делаете? — из всего множества вопросов, задал я именно этот.
Несмотря на туманность формулировки, хозяин меня понял. Он громко рассмеялся, затушил папиросу и вытащил следующую.
— Потому что Будочник пожил. Будочник знает много всего. И не уподобляется этим кретинам из лицея. Они выгнали Будочника. Почему? За что? Я просто хотел сделать детей лучше, сильнее. Но нельзя, всем ходить в ногу, всем слушаться, всем смотреть в одну сторону. Да, господин директор, хорошо, господин директор. Мы еще один кирпичик в стене.
Он плотно сжимал папиросу губами, быстро и жадно попыхивая ею, как если бы весь день не курил. И не сводил взгляда с меня. Словно о чем-то размышляя. И наконец принял решение.
— Хорошо, лицеист. Я могу тебя обучить. Не только открывать шкатулку, когда ты захочешь. Но и прочистить твои забитые грязью и дерьмом каналы. Сосуд ведь хороший, это со всем остальным не повезло. Я помогу. Чтобы ты понял и смог. О да, Будочник это может.
— Я буду вам весьма признателен, — я все еще не мог понять хорошо это или нет.
— Признателен-зазнателен, — запел вновь хозяин дома. — Никто никогда не делает что-то просто так. У всего есть цель и цена. Цена и цель, цель и цена. Понимаешь? Я понимаю. Потому что Будочник умный.
— Да, конечно, понимаю, — понял я сразу, к чему он ведет. — У меня есть немного денег. Конечно, их, наверное, недостаточно, но я готов потратить любую сумму.
Ведь всегда можно загнать сульфар.
— Деньги-дребеденьги. Зачем деньги тому, у кого все есть? — будто подтверждая свои слова, он развел руками, чтобы я посмотрел на его хлам. Ну да, действительно. — Будочник не дурак, Будочник умеет торговаться. И своего не упустит.
— Тогда что вы хотите?
— Сущую малость, малость, шалость, малость. Кусочек, всего лишь кусочек твоего дара.
Будочник сказал это и захлопнул рот рукой. Совсем как маленький ребенок, который произнес нечто плохое. Сказать по правде, офигел и я.
— Кусочек дара? — протянул я.
— Кусочек, совсем немного, — не отрывая руку ото рта, произнес он. — Ты же можешь, я знаю. Ирмер мог, ты можешь. Совсем чуть-чуть. Не будь жадиной!
Последние слова он прокричал и вновь погрузился в молчание. Только теперь тишина угнетала. Давила на плечи, как тонны воды, погружая все глубже и глубже.
— Мне… Мне надо подумать, — сказал я, понимая, что отсюда надо линять. И делать это как можно скорее.
— Думай, думай, будь умницей, не разочаруй Будочника. Только помни, они придут. Не они, так другие. Не другие, так третьи. Ты лакомый кусочек. Сладкий, как пончик. Ха-ха-ха, да, как пончик.
Он так резко поднялся, что я дернулся, ожидая очередных неприятностей. Даже за кортик схватился. Но Будочник проскользнул мимо меня, выйдя из комнаты в коридор, бесшумно прошелся по скрипучим половицам и уже оттуда произнес ровным спокойным голосом.
— Думай, лицеист, думай. Когда надумаешь, придешь, Будочник будет очень ждать.
Я выскочил из комнаты, пробежал по скрипучему полу и вылетел в открытую дверь, которая тут же захлопнулась за мной.
И только теперь отдышался. Снаружи было непривычно хорошо. Светило солнце, легкий дым щекотал нос, воздух казался сочным, как жирный пирог из свинины. Создавалось впечатление, что все произошедшее сейчас внутри нереально, как дурной сон. Вот только шею по прежнему саднило от невидимой удавки Будочника.
Молодая, хорошо одетая парочка, увидев откуда я вышел, шарахнулась от меня, как от зачумленного. С другой стороны, я и выгляжу сейчас не лучшим образом. Дворяне перешли дорогу, то и дело оглядываясь. А я все стоял, тяжело дыша, словно пробежал пять километров.
Ну, Самарин, чтоб его. Надоумил. Порекомендовал человека, который мне поможет. С такими союзниками и врагов не надо. Отдать часть дара. Вот ведь придумал. А что потом будет со мной? Кстати, непонятно, во всех книгах, которые я читал, об этом не было ни слова. Говорилось, что дар можно отдать добровольно или принудить отдать. Кстати, похоже, именно это и собирался сделать незнакомец с помощью Очарования. Но чтобы поделиться его частью. Что потом будет?
Я решительно направился домой, занятый своими мыслями. Голова гудела, как осиный улей. Однако внутреннее чутье подсказывало, что этот поход точно был не зря.