С Софьей Васильевной я познакомилась в 1977 г., до этого много слышала о ней как о незаурядном, смелом адвокате, честно выступавшем на «открытых» политических процессах, куда далеко не всегда попадали даже самые близкие родственники подсудимых.
Не по своей воле в 1976 г. Софья Васильевна ушла на пенсию. Официально. Из Московской коллегии адвокатов. Но вся жизнь ее до рокового декабрьского дня 1989 г. — титанический труд именно защитника, помощника, опекуна огромного числа людей. В комнате ее на улице Воровского всегда были посетители: друзья, знакомые, совсем незнакомые люди со своими нуждами и нуждами близких. Число людей, которым Софья Васильевна помогла добрым, разумным советом, своим — всегда! ко всем! — добрым участием, я думаю, исчисляется многими сотнями. Я (и не только я) лишь диву давались: откуда у нее столько сил?
Все, что мы знали: как вести себя на допросах, на обысках, на работе (многие из нас подвергались всевозможным преследованиям на службе), — мы знали от Софьи Васильевны. Высочайшая юридическая квалификация, замечательный ум, абсолютная доступность, удивительная всесторонняя одаренность, прежде всего одаренность добротой, притягивали к ней колоссальное число людей. Такого смелого, отзывчивого адвоката, как она, наверное, больше не было.
Мне приходилось не раз искать адвокатов для политзаключенных. И не только по политическим делам: была такая практика с 1978 г. — перед окончанием срока политзаключенных возбуждать против них фальсифицированные уголовные дела. Я приходила к Софье Васильевне, она брала со вздохом изданный список адвокатов Московской коллегии и, пролистав его, выбирала немногих, к которым стоило обращаться. А дальше… Лучше не вспоминать… Одни из них, услышав ссылку на Софью Васильевну, вздрагивали и спешили закончить разговор; другие, понимая, какой предстоит процесс, отговаривались другими неотложными делами; третьи честно признавались, что из страха за такое дело не возьмутся. Найти адвоката на такой процесс было неимоверно трудно, тем более что ехать надо было в места весьма отдаленные. Иногда за риск некоторые из них просили очень большое вознаграждение. Но в редких случаях бывала действительно честная, принципиальная защита человека невиновного. Софья Васильевна следила за всеми известными в кругу правозащитников процессами и очень радовалась, когда неожиданно молодой, малоизвестный адвокат выступал в процессе квалифицированно и честно. И бескорыстно.
Одна моя знакомая, адвокат, много раз говорила мне, что не может же любой человек, не имеющий медицинского образования, лечить людей, а почему-то защищать права людей берутся и без юридического образования. У Софьи Васильевны был абсолютно противоположный взгляд на это. Защищать, отстаивать элементарные человеческие права может, считала она, каждый, у кого есть нравственное отношение к жизни. А чтобы делать это юридически грамотно в стране, где и Уголовный кодекс и вся процессуальная машина работают не на права людей, Софья Васильевна призывала учиться и сама учила, направляла очень многих.
«Диссидент, правозащитник должен всегда переходить улицу на зеленый свет», — говорила она. При имеющемся Уголовном кодексе и практике его применения любой неверный шаг мог привести правозащитника на скамью подсудимых. Известно дело Мальвы Ланды, которая за неосторожное обращение с огнем, не повлекшее никаких тяжелых последствий, была осуждена на ссылку только потому, что являлась членом Хельсинкской группы. Или дело Татьяны Трусовой о тунеядстве!
Степень участия Софьи Васильевны в судьбах людей была наивысшей. Для многих она стала просто очень близким, родным, любимым человеком. Совсем уже больная, в 1988–1989 гг. она выступала публично, рассказывая о работе Хельсинкской группы, о правозащитном движении. Ее выступления были самыми яркими и точными. Но она не рассказывала, с каким трудом создавались эти документы, как устанавливалась достоверность фактов, особенно если речь шла о лагерях. С какой осторожностью, уменьем и риском, по крупинкам добывались они… Сколько нужно было выслушать людей, самых разных, чтобы установить истину.
Известность и авторитет Софьи Васильевны среди заключенных были очень значительны. Я знаю случай, когда бредовая идея одной политзаключенной была отвергнута, в том числе и ею самой, одной-единственной фразой: «Софья Васильевна сказала, что это не так».
В 1990 г. я видела фильм о преследовании политзаключенных в советских лагерях и психбольницах (там есть кадры беседы с Софьей Васильевной). Затем состоялась встреча с авторами фильма. Создатели его, молодые люди, сказали, что за несколько месяцев работы они неимоверно устали, что материал так тяжел, так угнетает, что невозможно больше им заниматься. Софья Васильевна годами, десятилетиями, уже совсем больная, жила чужими бедами, ужасами чужих судеб. И не уставала, не давала себе передышки — не могла.
Этот удивительный человек принес в наш мир так много добра, что его еще надолго-надолго всем нам хватит.