В ту ночь я по обыкновению включил транзистор. Прозвучали новости, и вдруг: «Передаем текст открытого письма Софьи Васильевны Каллистратовой Чингизу Айтматову…» Это была отповедь человеку, безапелляционно заявившему в печати, что все мы терпели и молчали во времена не столь отдаленные.
Обычно после непродолжительного бодрствования у транзистора я засыпал… Однако в ту ночь нахлынули воспоминания. И потрясение: «Господи, да сколько же ей лет?» Ведь даже тогда, в 1976 г., когда я впервые оказался у нее в гостях на улице Воровского, у нее за плечами было чуть не полсотни лет работы юристом и более тридцати из них — адвокатом! Я как бы вновь услышал ее голос, ее мгновенную и точную реакцию на чье-то неразумие, несправедливость. Однажды кто-то из пришедших к ней стал с неистовой злостью ругать коммунистов — не кого-либо конкретно, а коммунистов как таковых. Софья Васильевна, послушав малость, без всякого нажима оборвала говорившего: «Зачем же так? И среди коммунистов немало хороших людей. К тому же и сама идея коммунизма не так уж плоха».
В ночь на 25 мая 1976 г. я, как и некоторые другие, разбрасывал по Москве фотолистовки (самую большую их часть мне удалось разбросать вдоль бетонной дорожки, ведущей от станции метро «Университет» к зданию университета). В конце листовки были такие слова: «… И скотину можно накормить досыта, и раба можно одеть в прекрасные одежды, — от скотины, от раба человека отличает только свободное мышление. Но этого-то нам иметь не позволено…» Так писали мы, рабочие. Софья Васильевна хорошо знала настроения рабочих. Деятельность именно таких людей, как она, позволила рабочим поверить, что диссиденты отстаивают интересы не только интеллигенции. Во всяком случае в моем деле так и было. В лице Софьи Васильевны Каллистратовой трудовой народ потерял своего верного защитника.
Низкий мой поклон ее светлой памяти!