Земля Энн

Глава двенадцатая Наедине

Дом я заметил издалека. Когда-то это и в самом деле считалось примечательным строением, которому завидовали все проезжие крестьяне. Сейчас же это была ничем не примечательная заброшенная двухэтажная развалюха с побитой временем штукатуркой, с подернутой каким-то непонятного вида мхом крышей, с выбитыми стеклами, с заржавевшим и давно замершим на месте флюгером, со снятыми с петель воротами и растрескавшейся бетонной дорожкой, в которой уже росла сорная трава.

В пространстве меж колоннами террасы гулял сильный морской ветер. От клумб и посадок остались одни лишь воспоминания — на одной из них отпечатался глубокий след развернувшегося трактора. Наверняка баловались местные крестьяне.

Гараж, стоявший отдельно от дома, уже был наполовину разобран — не хватало крыши, ворот и всего внутреннего оборудования. Мародеры поработали здесь на славу.

Впрочем, несмотря на разруху, я видел, что здесь кто-то обитает. Из не закрытого до конца крана скважины текла тонкой, словно струна, струйкой вода из скважины — силы Энн не хватило, чтобы закрутить вентиль до упора. В толстенном слое грязи и пыли на террасе виднелись свежие следы женских ботинок, а небольшой участок перед каким-то чудом уцелевшей дверью был неуклюже выметен. Все-таки не хватало племяннице барона опыта работы руками. Во всех смыслах. Усмехнувшись про себя столь дурацкой шутке, я повесил карабин за спину и аккуратно потянул дверь на себя. Заперто.

Похоже, не совсем сгинул во тьме времен домик старого чиновника. Не совсем. Обойдя дом с другой стороны, я заметил разбитое окно в подвал, которое слишком заманчиво смотрело на меня. Недолго думая, я опустился на колени и прополз в достаточно узкую щель. Внутри пахло крысами, плесенью и затхлостью. Стараясь не дышать, я зажег фонарик и аккуратно, стараясь не раздавить многочисленные валяющиеся на полу скляночки и флаконы с потерявшими любые признаки для идентификации жидкостями, я пробрался к крутой лестнице, ведущей на первый этаж. Тут же я почуял запах старого топлива.

Поднявшись наверх, я застал самое увлекательное в моей жизни зрелище — Энн стояла на коленях и щедро обливала старые сырые дрова, давно утратившие свои горючие свойства, заправкой для генератора. Рядом валялась упаковка сырых спичек. Саму девушку можно было узнать с трудом из-за той грязи, в которой она успела вываляться за прошедшие с побега дни. Ругаясь сквозь зубы, она заткнула горлышко полуторалитровой бутылки склизкой тряпкой, забрала вывалившиеся волосы под капюшон куртки и взяла в руки спички.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать.

Боги, я бы отдал все, чтобы еще раз увидеть это лицо. Спички вылетели из рук Энн, она упала в кучу пыли, тут же попыталась встать и снесла спиной какую-то ветхую этажерку, с которой тут же посыпался на пол всякий хлам, не представляющий интереса. Еще не разобрав, кто перед ней, девушка выставила короткий кухонный нож, длины лезвия которого хватило бы только для того, чтобы нарезать растущие на ферме Сигилд грибы.

— Давай, успокойся, я зажгу огонь. Ты хотела согреться?

— Уйди отсюда, — заявила Энн. — Тебе нечего здесь делать.

— Как раз-таки у меня здесь много дел. Пока твой дядюшка на войне, а ставший комендантом Фило вовсю пытается бороться с грязными болтунами в лице людей Шталя, ты сбегаешь посреди бела дня неведомо куда. Повезло, что тебя никто не увидел и не похитил. В Терции, насколько я знаю, слишком много мест, где тебя можно держать как пленницу.

— Пусть только попробуют, я им…

— Нарежешь морковку на обед? — я поморщился. — Убери нож и эти отвратительные спички. Отойди. Неужели лорд Манфред не обучил тебя такому хозяйству?

— Мне кажется, тебе стоит заткнуться и объяснить, что ты здесь забыл. А после уйти.

— Нет, девочка, так уже не получится, — я аккуратно отложил в сторону облитые поленья, достал из принесенной Энн растопки несколько тоненьких досочек и в мгновение ока сделал из них лучину. — Тебя вся Терция уже ищет. Думаю, твой дя…

— Не говори мне о моем дяде, — фыркнула девица, уселась в самую грязь в углу комнаты и сложила руки на груди. — Я хочу жить одна и так, как я хочу. Понимаешь? КАК Я ХОЧУ! А не так, как скажет мне барон, Мацей, Фило или какой-нибудь хрен, за которого меня насильно выдадут замуж!

— Жизнь так, как ты хочешь, судя по всему, закончится довольно быстро — в первую же зиму, например.

Огонь с лучинки быстро перекинулся на поленья, и уже скоро в комнате запахло дымом.

— Как ты меня нашел? — задала вопрос Энн.

— Это было несложно. Странно, что Фабиан не нашел тебя также быстро.

Девушка занервничала.

— Этот Шталь тоже меня ищет? Ему-то что от меня надо?

— Не знаю, девочка, не знаю, — я снял рюкзак, карабин и отставил их в сторону. Несмотря на то, что Энн была довольно агрессивным человеком, нападения с ее стороны я не ждал. — Есть хочешь?

— Хочу! — фыркнула девушка.

Я и сам прекрасно знал, что она хочет. Из моего рюкзака она украла несколько банок консервов, и пополнить запасы она нигде не могла — ее знали в каждой лавке и могли в ту же секунду сдать терцианской власти. Сама найти еду она вряд ли бы смогла, при всем к ней уважении. Я улыбнулся и достал из рюкзака полный контейнер сэндвичей с копченым мясом.

— Сбей голод, сейчас я приготовлю кое-что повкуснее.

— Ты не собираешься тащить меня в замок? — подняла бровь Энн.

— Собираюсь. Но не сейчас. Не могу сказать, что мне нравятся утренние упражнения гвардейцев под крики из этих отвратительных громкоговорителей.

Девушка залилась смехом.

— Я из-за этого несколько лет назад попросила дядюшку установить более толстые окна в комнате. Он до сих пор этого не сделал. Говорит, что я должна приучаться к дисциплине. Черт возьми, даже в доме у Ванека тише, хотя у него постоянно что-то тарахтит и бурлит во время работы.

Улыбнувшись, я добавил дров в разгорающийся камин, достал из рюкзака еще один контейнер, на сей раз с мясом и той смесью, которой питалась половина Терции. Попросив Энн найти металлическую кастрюлю или котелок, я принялся нарезать мясо на доске, принесенной для растопки, искренне надеясь, что девчонка не успела еще полить ее топливом.

Котелок, принесенный Энн, давно зарос странноватой плесенью, и мне пришлось доставать из рюкзака металлическую кружку, которую я до половины заполнил водой, после чего высыпал туда смесь, больше походившую на питательный субстрат. Подвесив кружку над огнем с помощью хитроумного приспособления, собранного из кочерги и какого-то металлического штыря, я спросил у Энн:

— Здесь не холодно?

— Я обустроилась в бункере, там обогреватель есть. Правда, долго находиться там невозможно — мозги набок едут на раз-два.

— Бункере?

— Ну… дядя Вернер, который хозяином был здесь, он был малость больным на тему бадабума большого. Ну и вырыл бункер, где обустроил все. Там и небольшой склад с едой есть, пустой сейчас, правда, и где спать, и книги. Правда, все старое и менять пора, но есть.

— Он там жил?

— Нет, — покачала головой Энн. — Он жил наверху, а туда спускался просто посидеть. Не знаю. Наверху сейчас жить невозможно — все окна разбили местные грязно…

— Кхм.

— Местные мародеры, — осеклась девушка. — Может, дети какие баловались. Их полно на окрестных фермах.

— Здесь есть какая-нибудь электроэнергия?

— Немного — на крыше есть небольшой ветряной гене… Геня…

— Генератор?

— Он самый. Благо, его с земли не видно, и все работает. Электричество, так что, там есть.

— Это хорошо, — смесь наконец была готова. Я снял кружку с огня, выдал Энн ложку, закинул в посуду мясо и принялся с удовольствием наблюдать, как сопит девушка, пытаясь съесть горячую пищу. Она никогда не ела подобной дряни — барон бы убил замкового повара за такой выбор блюд — но голод был слишком силен, чтобы выбирать.

— Ну и гадость. Что это⁈

— Это то, что едят твои подданные, Энн. Терцианская смесь, знаменитая по всему нашему небольшому континенту. Но кому-то даже нравится. Я не самый искусный кулинар, и, думаю, кто-нибудь сможет приготовить вкуснее. Пока так.

Энн выругалась образом, достойным последнего портового рабочего. Я не стал ее корить за это. В комнате слишком сильно пахло дымом, и я предложил перейти в упомянутый девушкой бункер.

Внутри я застал уже некое подобие порядка — Энн уже успела здесь подмести и выгрести большой мусор. Рядом с довольно широкой по терцианским меркам кроватью стояли письменный стол с сейфом, рядом возвышался поросший пылью платяной шкаф. Судя по всему, где-то в его недрах хранилось и оружие. Жаль, что я не набрел на сей заброшенный дом раньше — глядишь, уже и поживился бы чем. Энн что-то тихо щебетала о своем счастливом детстве, проведенном в этих стенах, вспоминала, как ползала по скалам в округе, как ее ругал за это неведомый «дядя Вернер», и сама не заметила, как засопела, лежа на кровати. На Терцию опускалась ночь. Я погасил еще не догоревший огонь, установил несколько самодельных ловушек на подходах к бункеру, после чего спустился вниз, к девушке. Писать Фило, что Энн нашлась, я пока не стал. Он бы наверняка прислал за нами флайер или броневик, чем переполошил бы всю округу и не дал бы мне поползать в сейфе.

Сейф… В любом заброшенном доме нет ничего интереснее этого железного ящика. Не из-за денег, не из-за золота, отнюдь. Самое интересное в заброшенных домах — информация. Любые письма, документы, обрывки данных, инфокарты для планшетов и ЭВМ — каждое слово, каждый символ из них могли стоить больше, чем сундук, наполненный драгоценностями. Вероятность чего-то подобного была небольшой, но я не мог упускать даже такие призрачные шансы.

Посмотрев на Энн и убедившись, что она крепко спит, я подошел к сейфу и осмотрел замок. Судя по всему, девушка даже не думала вскрывать хранилище, да и не умела, скорее всего. Благо, несмотря на статус бывшего хозяина дома, сейф у него оказался несложным — такие мне часто попадались на заброшенных фермах.

Немного поработав с отмычками (второй замок, старый, с электромагнитом, давно перестал работать), я отпер железный шкаф и тихо усмехнулся. Внутри лежало несколько тяжелых папок из желтого картона, подвязанных заплесневелыми тесемками. На жесткий диск, валявшийся на нижней полке, сверху был положен тяжелый магнит, и толку от него не было. Впрочем, как и от пистолета, завернутого в вонючую промасленную тряпку. Несколько стопок монеток немедленно отправились в мою сумку. А вот бумаги…

Я аккуратно извлек папки из сейфа и, сев за письменный стол, развязал тесемки на первой. То, что я увидел, мне очень сильно понравились. Трудно найти что-то интересней сведений, собранных опытным шантажистом.

Немедленно я достал мультифору, подписанную именем «Бейн». Хозяин гостиницы… Хе-хе… Тут же нашлись распечатанные фотографии старика с какой-то женщиной, с каким-то молодым парнем. Копии бухгалтерских отчетов… Что ж, для того, чтобы держать в подчинении старого идиота, вполне хватило бы и половины собранной информации. Улыбаясь, я отложил «Бейна» в сторону, и достал скоросшиватель с именем одного известного в Терции торговца тканями, который, как оказалось, в молодости был разбойником, промышлявшим посреди островов Дельты. Разглашение подобных сведений стоило бы ему не только денег, но и головы.

Торговцы, офицеры гвардии, чиновники… Кого-то я видел в городе или в замке, кто-то уже умер, кто-то покинул Терцию. Решив разобраться с этим позже, я сложил все документы в свой рюкзак, и открыл вторую папку. В ней содержались бумаги личного для хозяина дома характера. Письма барону, чеки об оплате, конспекты каких-то лекций механикеров. Возможно, внутри и было что-то интересное, но я широко зевнул, и попытался уложить все обратно, как вдруг все выпало у меня из рук.

Бросив взгляд на Энн — она все еще тихо сопела в кровати — я выругался про себя, и принялся собирать на полу выпавшие бумажки, как вдруг я заметил слово «девочка». Девочка? Я снова посмотрел на Энн. Наверняка речь шла о ней.

Мне стало интересно. Я поднес письмо ближе к глазам — почерк у «дяди Вернера» был ужасный — и принялся за чтение.

«То, что ты велел, я сделал. Корабль рухнул посреди Пустошей, на берегу моря, в трех километрах от ближайшего жилья. Я лично проследил за падением. От корабля осталась лишь носовая часть, прочие же обломки унесло в море. Даже если кто из рыбаков и найдет их, то тела уже съедят рыбы. Задание выполнено, но есть одно 'но».

Девочка. На борту помимо жены и слуг был еще и ребенок. Я не знаю, его ли это дочь, или еще чья, но… В общем, я не смог оставить ее на борту. Когда ты увидишь… Если ты увидишь этого ребенка, ты сам поймешь почему. Он невинен, и даже я не смог ничего с ним сделать. Сейчас девочка у меня, и я сказал прислуге, чтобы о ней заботились — молоко, какие-то одежды — они разбираются. О том, кто она, я умолчал.

Убить ее я не смог, и уж тем более не смогу позволить сделать это кому-либо другому. Она не виновна ни в каких прегрешениях. Я могу представить ее своей дочерью или отдать хорошим людям, которые, благо, еще имеются на земле Терции. Решать тебе.

Вернер'

Что за… Не в силах поверить в прочитанное, я еще раз пробежался глазами по тексту. Так чьей же дочерью была Энн? И как она попала в замок барона? За что убили ее отца, ее мать… Барон Манфред не производил впечатления доброго человека, но и жестоким сверх меры его нельзя было назвать. Наверное, только по этой причине Энн была еще жива. Но почему…

Я перевернул письмо и понял, почему Вернер хранил его в своем сейфе. На обратной стороне листа Манфред ответил своему ближайшему соратнику:

'Вези ее ко мне, немедленно. Она будет… Скажем так, она ЕСТЬ дочь моего брата, дальше посмотрим. Собирай людей.

Манфред IV Айзенэрц, барон Терции и властитель Юга'

Хм…

Я аккуратно сложил письмо пополам и спрятал его в пакет во внутреннем кармане куртки. Вот и сработал один шанс на миллион. Эта информация могла стоить мне головы, а могла и подарить мне сундук с монетами от Шталей, Вайсхавов или кого бы то ни было еще, благо, недругов у Айзенэрцев всегда хватало. Было бы это предательством? Нет. Я обещал лишь защищать Энн, в верности властителям Терции я не клялся. И даже не собирался.

Феодалам всегда было плевать на всех, кто жил вне стен их замка. Эти люди могли десятилетиями кормить своих лордов, защищать их, одевать и всячески ублажать, но обратной реакции не было никогда. Она следовала лишь в тех случаях, когда в замок не приходили налоги. Я видел, как относился Айзенэрц ко всем, кто не приносил ему прибыли. Видел, и в былые дни я бы с большим удовольствием бросил Энн здесь, в этом заброшенном доме, и направился бы прямиком к Фабиану Шталю со всеми найденными сведениями. Он бы меня озолотил — вне сомнения, и я бы отправился домой красивый и богатый. Но было одно «но». Энн…

Я не мог точно ответить на вопрос, как я отношусь к этой девочке. Нравилась ли она мне как человек? Временами. Симпатична ли она была мне? Разумеется. Но все остальное… Я жалел ее, мне хотелось о ней заботиться, как старшему брату о младшей сестричке. Хотелось кормить ее, заплетать косички и веселить дурацкими шутками. А взамен… Я не знаю, чего ждал взамен.

Да и что Энн могла мне предложить? Любовь? Мы оба понимали, что это бессмысленно. Ее удел — выйти замуж за какого-нибудь сына лорда, нарожать детей и до конца дней пребывать в небольшом замке (наследники больших замков ее бы в жены не взяли), иногда выезжая на светские приемы в соседнюю область. Скучная жизнь, которая могла бы быть разбавлена разве что любовником-сокольничьим или болтовней с подругами из ближайшего городка. Я был для нее лишь очередным слугой, цена которому пара медяков. Сегодня один, завтра другой.

Моя же жизнь… Про нее я вообще не мог ничего сказать. Над Сумеречными землями с каждым днем все больше сгущались тучи, и выберусь ли я из этой грозы, устроенной Шталями, я сказать не мог. Никто не мог сказать, чем закончится завтрашний день. Разумеется, я имел кое-какие мыслишки о собственной ферме, жене, семье и всем таком подобном, но я же не был глупцом или наивным романтиком. Возможно, я не доживу до завтрашнего утра…

До утра… Который час? Включив инфопланшет, я с неудовольствием отметил, что через пятнадцать минут наступит полночь. Спать совершенно не хотелось, и я приглушил свет, сел на кровать, опершись спиной на стену. Прикрыл глаза. Внезапно Энн пошевелилась.

— Чего не спишь?

— Неохота. Да и осмотреться хотел.

— Тут смотреть не на что. Рабочие записи одни… Даже альбома с фотографиями не сохранилось… — внезапно грустно сказала девушка.

— Альбома?

— Ну да. Я ведь тут почти все время проводила в детстве, дядя Вернер даже ближе дядюшки мне был. Баловал меня, учил. Жаль, что его не стало.

Глаза Энн заблестели. Это были слезы. Не желая показывать их, девушка перевернулась, легла на бок и обняла подушку. Я улыбнулся и неловко попытался погладить ее по спине. Она была одинока. Окруженная каждый день надзором и строгим контролем, она не чувствовала заботы. Ее наказывали, воспитывали и поучали, но никто из ее многочисленных наставников, от Манфреда до Ванека, не желали видеть в ней человека. Простую, маленькую еще девочку, которой хотелось развлекаться и познавать мир, а не работать над собой. Ей хотелось компании, друзей и игрушек, а не наставлений, солдат и учебников. Детство ее закончилось со смертью Вернера, того самого, что равнодушно убил ее родителей по приказу барона, но стал куда более любящим отцом, чем многие отцы настоящие.

Энн шумно вздохнула, глотая слезы и, не поворачиваясь, произнесла:

— Обними меня.

— Что? — не сразу понял я.

— Обними, говорю. Ты слова такого не знаешь?

— Не думаю, что это хорошая идея, — не хватало мне еще этого. Она почувствовала капельку тепла, исходящую от меня, и ухватилась за него, как за последнюю спасительную соломинку. Я готов был жалеть ее, сочувствовать, но что дальше? Я даже думать не хотел.

— Заткнись, ради богов. Или ты никогда этого не делал? Представь, что я твой карабин, в конце концов.

Тихо усмехнувшись, я снял ботинки и выполнил приказание. Энн легла набок, отвернувшись к стенке, потянула меня за руку, чтобы легкое, приятельское, объятие превратилось в близкое, дружественное, практически любовное. Нехотя я повиновался. Я не видел лица Энн, но явственно чувствовал, что она улыбается. Вскоре она тихо засопела и я, не в состоянии отдернуть руку, тихо уснул…

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, было ехидное лицо Энн, которая сидела сверху на моих ногах, не позволяя пошевелиться. В руках она крутила револьвер, что мне совершенно не понравилось.

— Тебе не говорили, что нельзя брать чужие вещи? — нервно произнес я, прикидывая в уме, как бы половчее отобрать оружие (мое оружие!).

Впрочем, Энн не собиралась делать ничего плохого. Скорчив притворно обиженную физиономию, она отложила револьвер в сторону, ткнула меня пальцем в живот и сказала:

— Ты во сне пинаешься, знал?

— Может, — протянул я. Мне зачастую снилось, что я куда-то бегу и падаю. Время от времени я просыпался от этого. Слишком неспокойной была моя жизнь, слишком.

— Еще как! Ты мне синяк оставил! — с недовольным видом Энн отогнула штанину и показала небольшое синеватое пятно на голени. Мелочь.

— Что ты хотела, живя в заброшенных домах? Еще бы в лесу на дереве заночевала… Выпустишь?

— Не-а, — у девушки было слишком игривое настроение. — Будешь тут сидеть, пока…

— Пока что? — приподнял я бровь.

— Не знаю, — пожала Энн плечами. — Может, пока желание какое-нибудь не исполнишь.

Я фыркнул. И что она могла попросить? Попрыгать зайчиком?

— Ну?

— Глаза закрой, — улыбка на ее лице не предвещала ничего хорошего.

— Может…

— Пистолет еще у меня.

— Это рево… А впрочем… Черт с тобой, — нехотя я подчинился. И тут же ощутил у себя на щеке влажные губы Энн. Черт…

Я попытался дернуться, но Энн оказалась на удивление сильной. Следующий поцелуй пришелся в губы. Десны немедленно заныли от резкого столкновения с лицом девушки. Улучив момент, я перевернул Энн на кровать, попытался встать, но Энн взяла меня за руку:

— Не уходи… Пожалуйста. Давай здесь останемся. Я не хочу в замок.

— Ты должна. И я должен. Ты же понимаешь…

Энн не унималась, немедленно принявшись канючить и, не найдя ответа, начала задирать подол кофты. Этого мне еще не хватало.

— Барон меня за это повесит, Энн. Я серьезно. Это не потому, что ты плохая или не нравишься мне… — я не мог подобрать слов. — Ты понимаешь. Мы должны знать свои места в этом мире. Иначе он рухнет, и…

Глаза девушки снова заблестели, она резко одернула одежду и перевернулась на другой бок. Я услышал, что она плачет. Плечи ее дергались, и я даже не мог позволить себе как-то утешить ее. Пусть поймет, что не все в жизни может произойти по ее хотению. Есть много всего того, чего она делать не может.