Увы, на ферму Сигилд я вернуться не мог — плакали мои потраченные на обед монеты. За время моего отсутствия старуха наняла какого-то совсем юного паренька, которому платили в полтора раза меньше, чем мне. Пришлось податься на северо-запад Терции, на ферму, владела коей некая Кьяра, противная мерзкая старуха. Узнав мое имя и «опыт работы», она хмыкнула и пробубнила «Слышала-слышала». Так я стал сторожем. Из телохранителей аристократки в охрану кукурузы… Шикарный карьерный рост, скажешь кому — примут за идиота. Но это было мое решение, и отказываться от него я не желал.
Кроме маленькой коморки и форменных сапогов по колено (их я мог надеть, даже оставаясь в ботинках), мне выделили три кукурузных поля под охрану с обязанностью смотреть, чтобы никто не посмел ходить по «частным владениям». Почему какой-нибудь захожий путник не может срезать путь по уже убранным полям, я не понимал, но задача была поставлена, а я, как нанятый, обязан был ее выполнять.
Грубо скошенная кукуруза торчала из земли, словно охотничьи колья, и мне приходилось аккуратно ступать, чтобы не напороться на какой-нибудь заостренный стебель. Тишина и покой. Если бы еще свежая после дождя не липла килограммовыми комьями, я бы наслаждался наконец наступившей тихой жизнью.
Но тут на восточной тропе, ведущей к реке, я заметил свежие следы ботинок и тонкого посоха, ведущие в небольшой перелесок, граничащий с полями. Только сейчас я заметил дымок, идущий из кустов. Что это за путешественник такой. Проверив датчики слежения на углах поля, я решил разведать, кто же бродил по владениям Кьяры, да еще и без ее разрешения. Отсутствие его было очевидно, иначе бы этот путник выбрал путь по дороге, а не по ухабистому глиноземью сквозь остатки неубранной кукурузы. Вскинув карабин, я углубился в перелесок.
Источник дыма я нашел достаточно быстро. На небольшой, закрытой с трех сторон ивняком, полянке весело трещал костерок, возле которого лежал огромный рюкзак, набитый до отказа. Тут же на бревне сидел высокий сутулый человек в поношенном дорожном плаще. Когда под моим ботинком треснула ветка, он жизнерадостно произнес:
— Проходи, дружище! Присаживайся! Будешь кагэ?
— Назовись! — я прицелился точно в голову незнакомцу.
— Вилберт, странствующий торговец.
Вилберт повернулся, не вставая с бревна. Он оказался седым старичком, чье лицо разрезали глубокие морщины. Он улыбался.
— Проходи, садись. Хочешь посмотреть товары?
— Будто у тебя есть что-то интересное.
Карабин я опустил, но убирать оружие за спину мне совершенно не хотелось. Я знал, что лучшая прогулка по лесу — та, при которой ты никого не встречаешь. Человек — самый опасный зверь в глуши.
— У меня есть немного топлива, консервы, патроны для дробовика, небольшой кухонный нож, капелюшка хлама с северных развалин. Интересует?
— Ты путешествуешь пешком? — усомнился я. Слишком большим был рюкзак для столь немногочисленного скарба.
— Нет, но место, где я спрятал мотоцикл, я раскрывать не буду, не сочти за грубость.
— Не сочту, — одними кончиками губ улыбнулся я, прислонившись спиной к дереву. Получить нож в спину мне совершенно не хотелось.
— Жаль, что ты не доверяешь мне, ведь доверие — главное в моем деле. Если люди не будут мне доверять, никто у меня ничего не купит, и я останусь без завтрака или без лишней пары галлонов топлива. Посмотри, у меня есть условная банка рыбных консервов.
При этих словах Вилберт достал из бокового кармана рюкзака плоскую банку, маркировку которой я сразу узнал — это была терцианская артель Урсула, производившая полнейшую гадость.
— Хорошие консервы?
— Не очень.
— Вот видишь, — усмехнулся торговец. — Ты увидел этикетку, однозначно знакомую тебе, и, даже не пробуя продукта, сделал вывод. А ведь это очень хорошая еда.
Вилберт повернул крышку, и показалось, что даже в лесу запахло специями. Запах был очень знакомый, но в нем ощущались неизвестные мне нотки.
— Замечаешь? Это рукодельные консервы, их приготовила Долли, если знаешь ее. Шикарная женщина, всегда готова приютить путников, если поделиться с ней новостями или едой. Просто золотые руки. Я по ее просьбе сейчас направляюсь на рудники, к ее мужу, она попросила меня передать посылку.
— Что ж ты делал на ферме Кьяры?
— Я не знаю, чья это ферма.
— Ты знаешь, что это чья-то ферма. Ходить можно только по дорогам. Тебе повезло, что я сегодня на смене, а не Эльбан и не кто-то еще. Они бы за один твой след на поле обобрали бы тебя до нитки.
— Как понимаю, ты хочешь взять с меня совсем немного?
— Ты прав.
Я бы не взял с него ни единой монетки, но штрафы, которыми любила осыпать хозяйка фермы своих рабочих за любую ерунду, требовали хоть какого-то возмещения.
Вилберт снова полез в рюкзак.
— Увы, монетами я не богат.
— Ты же торговец!
— Но это же не значит, что у меня полный кошелек…
Зря, ой как зря он это задумал. Вилберт думал, что я обычный сторож-фермер без рефлексов и подготовки. Едва рукоятка его пистолета показалась из рюкзака, я успел вскинуть карабин и всадить одну пулю ему грудь, а вторую — в его тупую башку. Тут же я рухнул на землю и отполз куда-то под низко висящие ветви ивы и замер. Прошла минута, две. Никого. Похоже, Вилберт и в самом деле путешествовал один. Вдвойне опасно в таком случае совершать подобные глупости. Поставив карабин на предохранитель, я быстренько охлопал карманы незадачливого торговца. Складной нож, зажигалка, запасная обойма для пистолета. Ничего особо полезного.
Рюкзак же был куда интереснее. Помимо пистолета, ржавой хлопушки маленького калибра, внутри валялись бутылка с какой-то вонючей жидкостью, по-видимому, старым топливом, пакет с железками, коробочка патронов для дробовика. А уж под ними…
Один, два, три… двадцать пакетов, полных желто-коричневых кристаллов, без маркировки и кое-как завязанных. Килограмм пятнадцать наркотиков, обмотанных черной кожаной курткой, вроде тех, которые носили космические дальнобойщики. Ха! Лишь очередное звено цепи контрабанды, которую не могли уничтожить никакие «зачистки». Оружие, наркотики, красивые девицы — все это завозилось в Сумеречные земли через порт Терции. Светлая сторона меня требовала немедленно уничтожить всю партию, а разумная — припрятать до поры до времени, дабы «загнать» координаты тайника интересующимся лицам за пару сотен монет. Разумеется, я послушался той, что обещала мне больше денег. Стащив с трупа Вилберта заляпанный кровью плащ, я обернул в него рюкзак, срезал с пояса контрабандиста кошелек (вот же старый лгунишка — в мешочке было несколько дюжин монет), и потащил «груз» к ближайшему переломанному дереву. Тайников в своей жизни я сделал и вскрыл столько, что хватило бы на десятерых. Выкопав небольшую лунку, я закинул в нее рюкзак, присыпал землей, листвой, положил сверху толстую гнилую ветвь, после чего накидал веток поменьше. Отошел на десять шагов, на пятнадцать, на тридцать. Не видно. Сделав пометку в своем инфопланшете и, что было важнее, в своей памяти, я поправил карабин, проверил, не следит ли кто за мной, и отправился на ферму. Рабочий день подходил к концу.
Ферма Кьяры мало походила на классические фермы — скорее это был средних размеров агрокомплекс с несколькими улицами, окруженными самыми разнообразными строениями: складами, гаражами, ангарами, силосными башнями и еще черт знает чем, давно потерявшим название и хоть какие-то признаки, пригодные для идентификации. Сейчас, поздней осенью, на ферме было очень тихо — только рядом с башнями играла противная музыка, которую любил слушать муж Кьяры — старик Сизар. Самого его не было видно — похоже, он опять задремал на стульчике за поленницами. Сизар любил это место — там его не замечала жена. Зная характер старухи, я его понимал.
Мое жилище располагалось в северной части поселения. Это была небольшая мастерская по ремонту сельскохозяйственного оборудования, в одном закутке которой мне выделили комнатку два на два метра, окнами выходившую на присыпанную соломой крышку гигантского септика. Лучше вида из окна и придумать нельзя.
К своему удивлению, по прибытии я обнаружил у ворот мастерской не очередной мини-трактор, а бронемобиль гвардии барона, на капоте которого сидел, затянувшись самокруткой, Астор.
— Ты бы еще неделю бы бродил по этим полям проклятым! — едва заметив меня, принялся ворчать он. — Я уже примерз задницей к металлу.
— Так ты не сиди на холодном, — покачал я головой. — Если я вам так нужен, могли бы и за мной поехать, подвезли бы хоть.
— Я пытался! — всплеснул руками Астор. — Но старая дура запретила нам ездить по полям! Так что нам пришлось сидеть здесь.
— Зачем приехали-то?
— Тебя в твоей коморке ждут. Я бы на твоем месте поторопился. И! — поднял гвардеец палец, заметив, как я потянулся к кобуре. — Без фокусов. Все тихо и мирно. Если что, я тебя под руинами этого сарая похороню.
Астор кивнул в сторону пушки бронемобиля. Серьезный аргумент. Делать нечего — утопив ладони в карманах, я поднялся по металлической лестнице наверх. В комнате меня ждала, закинув ногу на ногу, Энн. Черт!
— И что тебе от меня нужно?
— Привет, Марв, — улыбнулась девушка. Надо признать, лекари барона хорошо постарались — шрамов на ее лице практически не было видно. — Я к тебе.
— Я заметил, — фыркнул я, и повесил куртку на вешалку, которая кое-как держалась на одном ржавом саморезе. — Если хотела сделать сюрприз, то стоило бы приехать инкогнито, а не на броневике. Как тебя вообще из дома-то выпускают?
Энн по-детски высунула язык.
— А как же «Как ваше самочувствие, миледи»? Где твои манеры⁈
— Там же, где и восемь идиотов, решивших тебя убить. Нашли их?
— Ма-а-а-а-арв! — протянула Энн, вперившись в меня взглядом.
— Хорошо, как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. Лекари обещают, что особых следов не останется, хотя мне порой кажется, что с этими шрамами даже красивей выходит. Опасная дама из темных закоулков города, хи-хи!
— Только не рассказывай никому, кто тебя защищал, когда ты их получила, — у меня было достаточно противное настроение — все события в моей жизни, связанные с семейкой Айзенэрцев, не приводили ни к чему хорошему. — Так чего ты хочешь?
— Чтобы ты не валял дурака в этой деревне, а взял судьбу в руки и вернулся на нормальную работу.
— Это на какую, позволь спросить? — я сел на качающийся табурет и, стараясь сохранить равновесие, оперся на стол, на котором уже стояли пакеты с контейнерами. Когда я уходил, их не было. Заметив мое любопытство, Энн сказала:
— Вот тебе тут приготовили еды немного, а то ты все на тушенке да на тушенке. Я же помню, что тебе понравилось в прошлый раз. Остыла уже, конечно, но ты сам виноват — болтался по полям несколько часов.
— Это моя работа, — пожал я плечами. Подступающий голод требовал, чтобы я немедленно вскрыл пакеты и насладился изысканной замковой кухней. Но я не мог отвлекаться, не выяснив намерений девушки. Я задал ей этот вопрос в третий раз.
— Хочу, чтобы ты снова меня охранял. Я походила месяц с гвардейцами… Это ужас. Туда нельзя, то нельзя, «милорд заругается». Обращаются со мной, как с ребенком!
— Ты и есть ребенок, — заметил я и тут же понял, как ошибся — на меня обрушился град гнева.
— Ребенок⁈ Как позволить мне заниматься, чем хочу, так я ребенок! А как сидеть на собраниях душных и корчить мину кислую, так «Энн, ты член нашей семьи, рода Айзенэрцев, веди себя достойно», — стоило признать, пародировала она барона отменно. — И ты туда же⁈ Как меня к себе в клоповник водить, так не ребенок, а как тут…
— Расставим все точки над «и». Я с тобой там ничего не делал, что бы там ни напридумывал себе твой братишка.
Энн поморщилась.
— А то я не знаю. У него с дядюшкой вообще напряженные отношения стали. Как Мацей говорит, все из-за меня.
— Это из-за того, что он дал тебе в прикрытие двух человек и жалкую тележку?
— Не только, — такой хмурой я Энн еще никогда не видел, даже тогда, когда ее везли в замок объясняться насчет побега к контрабандистам. — Просто… Что-то нехорошее грядет.
— Есть какие-то причины?
— Предчувствие скорее… В общем, я поговорила с дядюшкой, и он вроде как согласен на тебя. И более того, настаивает на этом.
— Кажется мне, без твоего давления тут не обошлось.
— Разумеется, — хихикнула Энн. — Я все-таки с ним шестнадцать лет живу, уж с кем-кем, а с ним я говорить умею. Так что собирайся.
— А моего согласия ты спросить не хочешь?
Слишком свежи были воспоминания об обстреле на мосту и гибели гвардейца, который, как казалось, был неплохим парнем. Участвовать в войне — увольте. Мое дело маленькое: загнать кого-нибудь в угол, подкараулить в темном месте, сопроводить груз, но к феодалам с их разборками я лезть, и более того — помирать, не желал.
— Ты немного не в курсе, я вижу, –неожиданно Энн встала с кровати и вплотную подошла ко мне, так, что я чувствовал тепло ее тела. — Мой дорогой дядя уезжает на очередную войнушку. Едет сражаться за очередное наследство очередного дома за благоденствие короны. Вместе с Мацеем. Я остаюсь дома одна.
— Одна на всю Терцию?
— Есть еще Дайана и Фило, — отмахнулась Энн.
— Фило я, допустим, представляю, кто такой. А Дайана?
— Подстилка дядюшки. Считает себя шикарной домоуправительницей. На самом деле она шикарно только шептать ему на ушко умеет.
— Может, не только шептать?
Энн прыснула.
— Поспорю на все имеющиеся у меня деньги, что будь она чуть более знатного происхождения, дядюшка давно бы взял ее в жены. Но он ждет предложения от… даже не знаю, от кого он ждет чего-то. У Шталей нет дочерей, Сильвены не любят «южан», а дом Вайсхавов он шесть лет назад расстрелял из пушек. Так что…
Она провела ледяными пальцами по открытой шее, отчего все мои члены напряглись. Она привлекала даже в рабочем комбинезоне и просторном свитере, что уж говорить про короткое, совсем не подходящее для девушки ее статуса платье с аккуратными кожаными ботиночками и лентой в волосах. Энн прекрасно видела, что мне нравились ее действия, хоть я и пытался подавить волей все животные позывы. Девушка улыбнулась еще шире (а улыбка ей шла как ничто другое), и повторила тоже самое другой рукой, фактически схватив меня за горло. Внезапно раздался топот ног, и дверь распахнулась.
— Все хорошо? — в комнату засунул нос взволнованный Астор.
— Да, все хорошо, — Энн в последний момент успела отдернуть руки. Несмотря на статус, людей своего дяди и даже его людей она побаивалась. — Марв как раз дал согласие.
— Прекрасно. А то тут Кьяра приперлась и орать начала, кое-как ее спровадил. Не нравится ей, видите ли, когда военная техника у нее дома стоит.
— Тебе десяти минут хватит на сборы? — Энн подмигнула мне.
Я коротко кивнул, но в мыслях уже спускал ее с лестницы. Позволить себе я этого не мог, хоть и хотелось. Хороша же, чертовка.