годы, предшествовавшие первой мировой войне, русская живопись переживала пору идейного брожения. Возникало множество течений, обществ и группировок с вызывающе-броскими названиями: «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Голубая роза». Смена тенденций, моды происходит настолько быстро, что искусство не успевает что-то оставить, что-то отсеять, что-то переосмыслить. На бесчисленных «левых» выставках появляются картины с нарочито искаженной перспективой, пропорциями, с беспредельно яркими, словно бы «кричащими», красками. В творениях молодых художников было много надуманного, призванного всего лишь ошеломить публику. Кое-кто из них наклеивал на свои холсты свежеиспеченные булки и калачи. И в то же время нельзя не признать, что искания увлекали живопись вперед.
Пестрота художественной жизни, пожалуй, ярче всего проявилась в дни II Всероссийского съезда художников, проходившего в январе 1912 года в Петербурге. Выступления делегатов, представлявших все наиболее крупные объединения и союзы, невольно вызвали в памяти басню Крылова «Лебедь, рак и щука». Всяк тянул воз в свою сторону. Кандинский с трибуны съезда обратился с горячей проповедью абстракционизма, представитель ультралевого объединения «Ослиный хвост», обличая Врубеля в консерватизме, ратовал за смелый творческий поиск в области чистой формы, мирискусник Александр Бенуа превозносил неоклассицизм.
В этом разноголосом хоре выступление Репина, призывавшего к творческому горению, воспринималось как откровение.
— Я счастлив, — говорил Илья Ефимович, — что могу сказать несколько слов о дорогом нам предмете в таком блестящем обществе и в таком большом количестве собравшихся здесь сотоварищей… Кто-то говорил, что слово «искусство» происходит от слова «искус», то есть в переводе — «как можно лучше». Отсюда видно, что все дело в труде!..
Греков, находившийся в эти дни на военной службе, не мог присутствовать на съезде. Но он внимательно следил по газетным отчетам за ходом съезда, читал в прессе выступления делегатов. Слова Репина о труде, призыв великого художника беззаветно служить искусству нашли живой отклик в его душе. Ведь и для самого Грекова труд и живопись были неразделимы.
В конце 1912 года художник наконец-то покидает Атаманский полк и возвращается к творческой жизни. Год, проведенный в казачьих казармах, не прошел для него даром. Каждый день он старался провести с пользой — работал над композициями, делал эскизы, рисовал «от себя» и виденное много раз, стараясь передать трепет жизни.
Захваченный работой, художник лишь изредка выбирался из дома. Порой зимним вечером отправлялся вместе с женой в оперетту, благо не нужно было далеко ехать — театр оперетты находился на Петербургской стороне. Посещал выставки.
На одном из вернисажей он повстречался с Давидом Бурлюком. Тот выскочил из толпы, огромный и шумный, ослепляя блеском своего «золотого» жилета.
— Слышал, ты заделался баталистом? — обнимая сотоварища по Одесской рисовальной школе, басил он. — Поверь мне, все это ерунда!
— Что ерунда?
— Не бойся, я не тебя браню, а батальную живопись вообще. Никому она не нужна. Все это мусор!
— И Верещагин? II Суриков?
— Суриков? — скроил презрительную физиономию Бурлюк. — «Переход Суворова через Альпы»?.. Вот уж картина, начисто лишенная правды, недаром ее купил сам царь. Иди-ка ты лучше к нам, в футуристы! — И Бурлюк начал энергично и сумбурно излагать программу футуризма. Греков только сокрушенно вздыхал и отмалчивался.
Вечером, перебирая в памяти перипетии этого разговора, он, тяжело вздохнув, сказал жене:
— А ведь какой из Бурдюка мог выйти живописец! В Золотой Балке он написал дивный «Яблоневый сад». До сих пор не могу забыть ощущения прозрачности и свежести, которым дышала картина.
За 1913 год и зиму 1914-го, работая с огромной самоотдачей, Греков завершил еще три батальные картины: «Атака лейб-гвардейского Кирасирского Ея величества полка на французскую батарею под Кульмом. 18 августа 1813 года», «Атака шведов ярославскими драгунами» и «Атака лейб-гвардейского Гренадерского полка на турецкие позиции под Горным Дубняком».
Будучи весной 1914 года на Березовой, он показал брату Николаю снимки своих последних батальных полотен.
— Совсем как в «Ниве», — неуклюже похвалил тот.
Художник насупился. Он и сам видел, что в его картинах много от старой батальной живописи. Примирительно буркнул:
— Заказчики желали видеть марширующие колонны и стремительные атаки. Однако кое-что мне удалось. Посмотри-ка на эти, — придвинул снимки «Кирасир» и «Атака шведов ярославскими драгунами»? — В них есть жизнь, характеры, настроение!..
Долгие годы судьба ранних «баталий» Грекова оставалась неизвестной. Более того, считалось, что после окончания Академии художеств он мало работал, медленно нащупывая свой путь. Велико же было удивление исследователей-искусствоведов, когда вдруг обнаружились эти большие полотна, выполненные твердой рукой мастера.
Ныне все шесть «баталий» находятся в Ленинграде в Артиллерийском историческом музее, куда они поступили в первый год революции из офицерских собраний гвардейских полков. Здесь, в Кронверке, в суровом здании с саженной толщины стенами и грозными бойницами — форт строился в дни Крымской войны для отражения курсировавшей в Балтийское море английской эскадры, — сохраняются многие реликвии русской боевой славы. Почетное место среди экспонатов музея занимают работы Грекова.