Знаменщик и трубач

АХРР

то слово, порожденное любовью молодой революционной России ко всякого рода аббревиатурам, то есть сокращениям, имеет самое непосредственное отношение к нашему рассказу. Как оно раскрывается, будет сказано позже. А пока перенесемся с берегов неспокойного Дона в Москву.

В 1921 году из казанского захолустья в столицу приехал молодой художник Павел Радимов. С собой он привез кипу эскизов и этюдов, сделанных по свежим впечатлениям в деревне. Они изображали сегодняшнее, уже советское село.

Москва 1921 года поразила Радимова многим. Прежде всего ему бросились в глаз уныло застывшие в сквере Большого театра деревья, окрашенные в голубой и розовый цвет. То футуристы пытались переделать природу на свой лад. Дальше больше. На стене соседствующего с Кремлем университета, торжественного здания классического стиля, трепыхалась на ветру зловещая афишка:

Доклад художника Альтмана.

Смерть станковому искусству!

Еще больше Радимова удивило отношение к живописи в весьма почтенных учреждениях столицы.

— Станковая живопись умерла! — заявили ему, брезгливо отодвигая принесенные работы. — Заниматься ею — признак дурного тона. Это провинциализм, отсталость, дело, безусловно, реакционное!..

— В области станковой живописи работали все величайшие гении, — возразил художник. — И мастера Возрождения, и Рембрандт, и Репин, и передвижники, наконец, мирискусники. И вдруг они устарели?!

Павел Радимов был художником и поэтом, то есть человеком творческим. Как известно, люди такого склада — народ непрактичный, лишенный деловой сметки. Радимов представлял собой счастливое исключение. Еще раз пересмотрев свои картины и не обнаружив в них признаков упадка и реакционности, он прямиком направился в Леонтьевский переулок, где помещался Московский городской комитет партии.

Посетителя принял уполномоченный по делам искусства Григорьев.

— Дола на изофронте плохи, — не скрывал он трудности положения. — Увлеченная крикливыми призывами, молодежь пошла за так называемыми левыми. В аудиториях художественных мастерских при имени Репина, Крамского и других передвижников поднимается дикий вой. Произведения Шишкина и Айвазовского низведены к синониму мещанства и отсталости вкуса. Посещение Третьяковской галереи расценивается как проявление консерватизма!.. В то же время основной массе зрителей абстракционизм надоел, от него устали. Люди хотят видеть жизненные картины. Но таких полотен мало, их почти нет. Центральный Комитет в связи в этим прямо говорит: «Госиздату надо помогать в борьбе с футуризмом и привлечь к работе надежных антифутуристов!» Но где их взять?

— А Касаткин, Архипов, Бакшеев, Нестеров…

Радимов начал перечислять по памяти художников-реалистов, живущих в Москве.

Был составлен план возрождения реалистического искусства. Для начала в Леонтьевском переулке, в помещении Московского комитета партии, открылась выставка работ Радимова «Жизнь и быт русской деревни». Хотя афиш было расклеено немного, но слух о выставке быстро распространился по Москве. В Леонтьевский потянулись убеленные сединами художники-реалисты.

На выставке художники-реалисты горько жаловались на гонения со стороны «леваков».

— Я всю жизнь работал для рабочего класса, — со слезами на глазах говорил Касаткин, прославленный автор полотен о шахтерах. — А все сложилась так, что я отброшен в сторону, и это несмотря на то, что революция победила. Погляжу я порой на свои картинки, никому-то ненужные, и так защемит сердце… Где выход? Никто не приобретает наших картин. Частные покупатели исчезли, а государство занято более неотложными делами. Ему сейчас не до искусства. Живопись обречена на гибель. Художникам не на кого больше работать!

Живописи не дали погибнуть. В феврале 1922 года в Доме рабочего просвещения, все в том же Леонтьевском переулке, после четырехлетнего перерыва открылась очередная — 47-я по счету — выставка передвижников. Один только Касаткин дал на нее восемьдесят работ! Этот день для мастеров-реалистов стал праздником.

Как водилось в те годы, на выставке разгорелся диспут. С одной стороны, в спор вступили художники-реалисты, с другой — идеологи модернизма.

— Станковая живопись — вчерашний день искусства! — шумели они. — Путь, которым следует идти, ясен и прост: искусство должно уступить место ремеслу. Нужно с головой войти в ремесло, в изготовление вывесок, сундуков, горшков.

На встрече с художниками-реалистами, состоявшейся после достопамятного диспута, Радимов говорил:

— Станковая живопись, которую модернисты сбрасывают с корабля современности, всегда будет нужна. Она бессмертна, как творения Рафаэля. Ибо картины способны отобразить жизнь, красоту природы, прекрасное и дурное в человеке! Новой эпохе нужны картины!

Встреча художников-реалистов завершилась тем, что было решено организовать в самый кратчайший срок новую выставку реалистического искусства.

Первого мая 1922 года — эта дата очень важна для отсчета времени в истории советской живописи — в Москве на Кузнецком мосту на дверях известного выставочного зала появилось объявление:

«Художники реалисты — голодающим!

Выставка картин

художников-реалистов, направленная в

помощь голодающим. Открыта с 1 мая по

1 июня. Плата за вход — 200 000 рублей».

По тогдашним понятиям, когда самая обыденная вещь стоила много десятков миллионов, плата за вход на выставку представлялась мизерной. Но все равно публики в зале было до обидного мало. Для привлечения зрителей требовались картины с новым содержанием. Но вот что они должны были изображать, художники не знали.

В ответ на письмо с этим наболевшим вопросом из ЦК пришла лаконичная бумага: «Идите в рабочую массу, изучайте ее, изображайте ее. Она подскажет вам направление деятельности. Идите на завод!»

В дни выставки на Кузнецком мосту художники-реалисты пришли к мысли о необходимости иметь свою организацию, близкую по идейным воззрениям передвижничеству. Была составлена декларация, в которой говорилось: «Великая Октябрьская революция, неся освобождение творческим силам народа, пробудила сознание народных масс и художников, выразителей духовной жизни народа. Наш гражданский долг перед человечеством художественно-документально запечатлеть величайший момент истории в его революционном порыве. Мы изобразим сегодняшний день: быт Красной Армии, быт рабочих, крестьянство, деятелей революции и героев труда. Мы дадим действительную картину событий…»

Тогда же родилось название организации — очень современное и звучное — АХРР, означающее Ассоциация художников революционной России.

В июне 1922 года ассоциация развернула новую выставку работ своих членов, а в сентябре того же года другую, под названием «Жизнь и быт рабочих». Многие из ее экспонатов страдали фрагментарностью, грубостью письма, примитивно-поверхностным решением темы. Все эти недостатки с лихвой окупались актуальностью. Наконец-то зритель увидел лицо своей эпохи.

Неудивительно, что влияние АХРР быстро росло. В организацию вскоре влилась большая группа художников-петроградцев: Авилов, Бродский, Владимиров, Дроздов, Чепцов… Следующую общеахрровскую выставку было намечено развернуть в марте 1923 года в Москве и посвятить ее юбилею Красной Армии, пятой годовщине Вооруженных Сил Советского государства.