сю ночь с 6 на 7 января 1920 года Греков провел на балконе дома на Колодезной с биноклем в руках, внимательно наблюдая за степью. Стояла оттепель. Над землей низко нависали тяжелые тучи. Но видимость сохранялась хорошей. В бинокль четко различались стебли чертополоха на уходящей к горизонту заснеженной равнине, дальние молчаливые холмы.
Вскоре на их скатах возникли черные фигурки, которых становилось все больше. Нестройная толпа отступающих скорым шагом направлялась к фашинному мосту через Тузлов. Отход пехоты прикрывался английскими танками, медленно двигавшимися по снежной целине. Неожиданно из темноты выполз бронепоезд красных. Затрещали пулеметы. В ответ из города ударило орудие. Снаряд прошелестел над Колодезной и разорвался возле железнодорожного полотна. Тут же громыхнули трехдюймовки бронепоезда. Один из снарядов упал на склоне холма. По стене дома сердито забарабанили мерзлые комья. Из погреба высунулась перепуганная Антонина Леонидовна. Но художник досадливо отмахнулся от ее призывов, захваченный картиной боя.
Постепенно отход белых превратился в настоящее бегство. Все помыслы отступающих были только об одном: поскорее перебраться через реку. Следом за бегущей пехотой к переправе заторопились и танки. Однако фашинный мост уже пылал, в клубах густого черного дыма сверкали яркие вспышки. Головная машина попыталась въехать на горящий мост — поврежденный настил треснул, и громадина из железа мгновенно ушла под лед. Два других танка остановились. Откинулись люки. Экипажи решили спасаться бегством.
Уже в предрассветной дымке к реке подскакали конники с белыми полотенцами через плечо. Позднее художник выяснил, что бойцы из бригады Жлобы одели их специально, чтобы в ночном бою не порубить своих. Тонкий лед не выдерживал тяжести лошадей. Тогда они побросали поверх него доски и в поводу перевели коней на другую сторону Тузлова. Вскочили в седла и с громким гиканьем устремились вверх по Петроградскому спуску.
Так буднично, без особой стрельбы и кровопролития был занят Новочеркасск.
Ранним утром над Колодезной разлилась тяжкая равномерная поступь приближающейся воинской части. В конце улицы среди низеньких домиков возникла серо-зеленая колонна, над которой трепетало красное полотнище. Перед колонной двигались конные командиры. По-ровнявшись с домом, где снимал комнату художник, воинская часть остановилась. Конники спешились.
«Вот они какие, красные! — отодвинув шторку, разглядывал Греков красноармейцев. — Лица обветренные, простые… Шинелишки старые, проношенные… Стоят на ветру, переминаются, но никто без команды не расходится. А говорили, будто в Красной Армии слаба дисциплина!»
Оставив свой наблюдательный пункт у окна, стал набрасывать карандашом захватившую его сцену.
За спиной у него послышались уверенные шаги. Молодой улыбчивый командир возгласил на весь дом:
— Здесь расположится штаб полка имени Володарского!..
Увидев рисунок, осекся. С любопытством потянулся взглянуть. На листе бумаги умелой рукой была изображена окраинная улочка с невысокими домишками и шаткими заборами. Посреди нее воинская часть. Спешенные командиры. Смеющиеся бойцы…
— Очень похоже! — одобрил он работу. — Вы, оказывается, настоящий художник!
Нужно было воспользоваться благоприятным моментом.
— Я думаю написать на эту тему большую картину, — торопливо начал Греков. — Нужны этюды снега. Но боюсь, увидев меня в расположении части, бойцы сочтут, что перед ними лазутчик!..
— А вам эти этюды очень нужны?
— Да. Самое сложное написать снег. Без хороших этюдов, он получается похожим то на сбитые сливки, то на расстеленные по земле холсты.
Чиркнув несколько слов на листке и подписавшись «Обухов», военный вручил художнику пропуск.
Снег на Колодезной и соседних улочках оказался совсем затоптанным. Лишь за оградой Константиновской церкви лежал нетронутый снеговой покров. Здесь и писался этюд.
А потом началась работа над картиной. Глядя, как быстро возникают на листе фанеры людские фигуры и строения, простодушный Обухов восторженно ахал:
— Ловко получается!
— Техника, и не более того! — отвечал Греков, не переставая работать. — Главное в картине — замысел. У художника должен быть глубокий повод для того, чтобы взяться за кисть… Говорят, будто трепетный свет восковой свечи Павел Сурикова на мысль написать картину «Меншиков в Березове». Наверно!.. Это был лишь побудительный мотив. Сам же замысел вызрел у него много раньше.
— А что вас заставило взяться за картину?
Рука с кистью застыла в воздухе. «В самом деле, что меня так взволновало, задело за живое?» И припомнил. Досадуя на самого себя за промашку, быстро нарисовал соседа-столяра, идущего по тропке от дома к остановившейся колонне. Во всем облике старика столько доверия, что ясно — тревожиться нечего, в город пришли свои!
Обухову очень хотелось увидеть завершенную картину. Однако ночью полк имени Володарского подняли но тревоге — Красная Армия продолжала наступление.
Впрочем, Обухову все равно бы не удалось полюбоваться «баталией». В дальнейшем работа над картиной замедлилась. Некоторые изменения претерпела композиция. Более характерными стали фигуры бойцов. Не спеша работая над ней, художник одновременно написал около десятка небольших работ о боевых буднях Красной Армии, сюжет которых подсказали рассказы командира батальона: «Разведка получает ценные сведения», «Допрос», «Предостережение»..
В конце 1920 года, когда жизнь на Дону вошла в нормальную колею, художник выставил свои новые работы в Новочеркасском клубе имени Подтелкова, разместившемся в здании бывшего дворянского собрания. Руководство клуба и посетители очень одобряли грековские вещи. Но сам художник был доволен лишь одной картиной.
— Я спокоен только за «Полк Володарского», — говорил он Антонине Леонидовне на скромном вернисаже. — В ней есть единство внешности и содержания, без чего нет произведения искусства. Иное дело «обуховские» картинки. С формальной точки зрения они, конечно же, недоработаны. Но сюжеты их настолько свежи и захватывающи, что сами собой попали на полотно!
Как ни малы и неказисты были работы, навеянные рассказами Обухова, но они сыграли свою роль в творческой судьбе художника.
В 1921 году в Новорчеркасск заглянул по служебным делам командующий Северо-Кавказским военным округом Климент Ефремович Ворошилов, Увиденные в клубе живописные работы его приятно удивили.
— Военные действия на Дону только-только закончились, а у вас уже целая галерея батальных картин, — одобрил он действия дирекции клуба. — Кто этот живописец?
— Наш, новочеркасский.
Климент Ефремович изъявил желание познакомиться с художником. Грекова искали, но не нашли. Скорее всего его адрес был неизвестен городским властям.
Греков очень сожалел, что ему не удалось побеседовать с Ворошиловым, поделиться с ним своими задумками. Где ему было знать, что их встреча уже не за горами.