Знаменщик и трубач

«ОБОРОНА ЦАРИЦЫНА»

сю зиму 1932 года Греков собирал исторический материал об обороне Царицына. Постепенно перед ним стала вырисовываться картина величественных и грозных событий. Трижды в течение 1918 и 1919 годов белые подступали к рабочему городу на Волге и всякий раз откатывались назад.

Размышляя о том, какой из трех штурмов отобразить в диораме, Греков остановил свой выбор на втором. Обосновывая свое решение, он говорил Авилову и Шухмину:

— Октябрьские бои под Царицыном отличались наибольшим напряжением. Чаша весов колебалась в обе стороны. И все же ярость наступающих разбилась о стойкость обороняющихся.

— Тут будет что показать, — поддержал его Шухмин. — И рукопашные схватки, и атакующие казачьи лавы. Кто-кто, а я имею представление о том, как лихо налетали казаки…

В гражданскую войну Шухмин воевал в знаменитой Богучарской дивизии, наводившей страх на донцов. В ее составе участвовал в освобождении Ростова.

— Опять, значит, будем писать разверстые в крике «ура!» рты и штыки наперевес? — саркастически обронил Авилов, намекая на панораму Рубо «Штурм аула Ахульго», жестоко раскритикованную Стасовым за батальный натурализм.

Грекову тоже не хотелось идти проторенным путем. Конечно, легче двигаться по чужому следу. Но впереди всегда маячит чужая спина. Немного помолчав, он начал раздумчиво:

— Наша задача — показать оборону. А ведь прочность обороны зависит не только от мужества сражающихся в окопах бойцов, но и от слаженности работы тыла. Другими словами, от своевременного подхода резервов, подачи боеприпасов, эвакуации раненых. Я предлагаю показать оборону Царицына как бы изнутри, то есть высветить все то, что подготавливало победу на передовой!..

На том и порешили.

Жизнь Грекова в Москве в начальные месяцы 1932 года не отличалась обилием событий. Почти весь день он проводил над книгами и военным журналами, посвященными обороне Царицына, пли же набрасывал фрагменты будущей диорамы. Уставал невероятно. Но все равно после ужина опять присаживался к столу с листом ватмана и карандашом.

Лишь в воскресные дни художник позволял себе ненадолго отвлечься и под вечер вместе с женой отправлялся в Померанцев переулок, где жил член бюро панорамных бригад Петр Иванович Котов, которого он знал еще по Петербургу.

Котов, как и Греков, любил поиграть в шахматы. И еще у Петра Ивановича в доме был радиоприемник. В начале 30-х годов радио еще только входило в быт.

…В бригаде, работавшей над диорамой «Перекоп», возникли трудности: был сделан большой эскиз в цвете, обозначены массы войск, по движения не ощущалось. Котов озабоченно советовался с Грековым.

— В чем же наш просчет? — недоумевал он.

Греков ответил не сразу. Помолчав, произнес, будто рассуждая с самим собой:

— Нужно взять справку у старых мастеров…

— Ты предлагаешь нам ориентироваться на Рубо? — вскинулся самолюбиво Котов. — Во-первых, это наложит рамки на наши искания, во-вторых, мы должны идти дальше Рубо!

— Создать новые формы панорамного искусства без исследовательской работы в этой области — утопия, пустое бахвальство. Конечно, можно и нужно перегнать Рубо. Но для этого сначала следует его догнать… А у Франца Алексеевича есть чему поучиться. Кстати, динамика войсковых масс им обозначалась очень простым, но эффективным приемом: сверху он бросал на дальнюю колонну холодный рефлекс — отражение неба, а снизу — теплый, являющийся отражением солнца от земли…

Через день сияющий Котов сообщил, что метод Рубо не без успеха был применен в диораме «Перекоп». Смущенно покашливая, сказал:

— Среди художников возникло мнение, что ты должен возглавить бюро панорамных бригад!.. И я так думаю…

Греков долго молчал.

— Ну какой я руководитель, — наконец выдавил он из себя. — Тут нужен человек, который бы по своей эрудиции и опыту походил на Франца Алексеевича. Однако среди нас такого маэстро нет. Поэтому во главе бюро должен стоять не один человек, а коллективный орган управления — художественный совет.

И, давая понять, что более не намерен возвращаться к этой теме, завел речь об охоте.

Весна 1932 года принесла много обнадеживающих перемен. Греков подал заявление о приеме его в Московское отделение Союза советских художников. Существенный сдвиг произошел и в панорамных делах. Во «Всеко-художнике», правда, пока что на словах, поддержали его идею о создании группы панорамомистов из молодежи…

Весной 1932 года Греков вместе с Авиловым и Шухминым выехал на Волгу для работы над диорамой «Оборона Царицына». Пока товарищи делали этюды, он снял план местности и набросал предварительный эскиз. На основе его разработали общую композицию.

Правую часть диорамы писал Шухмин. Он изобразил эшелон, разгружающуюся и строящуюся пехоту. Авилов в центре написал станционные постройки и стоящий под парами бронепоезд. На долю Грекова досталась левая часть: эвакуация раненых в глубокий тыл. Кроме того, он нарисовал на переднем плане бойца с лошадью в поводу, пересекающих железнодорожные пути. Эта фигура придала работе документальную убедительность.

Однако при просмотре диорамы государственной комиссией в августе 1932 года эскиз ее был забракован.

— Требуется героика, — доброжелательно, но твердо втолковывал председатель комиссии, — показ атак и ожесточенных схваток, рисующих мужество народа. А у нас военный бытовизм…

Бригада распалась.

Оставшись один на один с многочисленными набросками и эскизами, поразмыслив в спокойной обстановке. Греков все же решил довести свою часть работы до конца и взялся за составление нового эскиза. Первый эскиз художник сам же забраковал — подробности и детали заслонили главное.

В тот же день он взялся за второй эскиз. В карандаше. Он был одобрен комиссией.

Работать над эскизом в цвете Греков решил в Новочеркасске. Помогал ему бывший студиец Анатолий Зеленский. Уже в процессе перенесения рисунка на холст Греков внезапно опустил кисть, обернулся к своему трудолюбивому помощнику.

— Знаешь, какой первый признак совершенной композиции? Когда содержание картины читается с первого взгляда, когда от нее ничего нельзя отнять и ничего невозможно к ней прибавить. А здесь, — кивнул на холст, — кое-что можно и отнять и прибавить!

Была создана новая композиция. Белые наступают на батарею, от которой уцелело всего лишь одно орудие. На сыпучем песке разбросаны тела убитых артиллеристов. Белоказаки уже рядом. Прикрывая орудие своим телом, рабочий выбросил навстречу наступающим врагам руку с револьвером.

— А ведь фигура не получилась, безжизненная она какая-то! — отойдя от холста, заметил Зеленский.

— Я и сам это вижу, — озабоченно откликнулся Греков.

Пригласили натурщика. Однако сколько ни бились, но принять нужную позу он так и не смог. Пришлось Грекову облачаться в куртку рабочего и позировать Зеленскому.

С наполовину завершенной картиной сентябрьским ясным днем 1932 года Греков выехал в Москву.