Золото. Назад в СССР 1

Глава 1

Золото — 79-й химический элемент таблицы Менделеева,благородный металл желтого цвета. Его латинское название aurum. Золото долгое время считалось мерилом богатства, славы, и успеха

Зарядовое число 79 золота делает его одним из высших по количеству протонов элементов, которые встречаются в природе. Предполагается, что золото и другие элементы тяжелее железа образовались в результате разрушения нейтронных звёзд

Мне нужно торопится. Если они доберутся до моих конторских бумаг в тайнике раньше меня, то я проиграл.

Все, что я делал в последние пять лет, когда не высыпался, недоедал, мёрз в палатках, сбивал ноги в кровь, испытал лишения и отчаяние, но не сломался и почти победил, всё это пойдет прахом.

Они уже побывали в моей квартире, пока я выгуливал соседскую собаку и перевернули все вверх дном. Соседка — тетя Аня приболела и попросила вывести её пса.

Я такое предусмотрел заранее. Я не могу уступить в этой схватке. Хрен им.

Пять лет. Подумать только. Как стремительно пролетело время.

Двери современного поезда с электронными табло автоматически раскрылись, и толпа просто вынесла меня из вагона.

А затем увлекла влево к выходу по платформе станции метро.

Я слышал оглушающий рёв уходящего поезда. Образовался затор из едущих на работу горожан.

Множество соотечественников, словно стая пингвинов, очень медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, маленькими шажками приближалась к эскалатору.

Сейчас, когда я очень спешил и не мог шагать быстрее, люди вокруг ужасно раздражали.

Баллин!

По большому счёту, это ради них, людей, и ради нашей страны я терпел лишения, разные тяготы, мизерный по меркам отрасли заработок.

Несмотря на то что я остался без семьи и почти без друзей, прошлое меня нисколько не смущало.

В глубине души я чувствовал себя человеком, готовым к самопожертвованию ради других.

Я знал, что оно того стоит.

Вчера звонили конкуренты, предлагали, страшно подумать, предлагали назвать сумму от ста тысяч баксов за данные геологоразведки и пробы.

Разъясняли, что просят по-хорошему. Мол, отказываться себе дороже. Обещали взять к себе и сделать «своим».

По новой западной либеральной теории, господствующей у нас последние лет двадцать-тридцать, индивидуум имеет одно измерение в жизни — деньги. Всё можно купить. И честь, и дружбу, и любовь.

Конкуренты респектабельные, с инвесторами и акционерам из Британии, США и Канады. Все такие буржуинские. В супердорогих костюмах, ботинках и часах.

Не то что голозадый, по их мнению, геолог в вязаном свитерочке. Ни кола, ни двора, ни семьи.

Я, правда, не жалуюсь и не ною. Это с их точки зрения у меня всё плохо.

А вот только они не учли двух факторов.

Во-первых, ровно пять лет назад они также развели и кинули моего руководителя экспедиции.

Трегубову пообещали денег и работу в хорошей должности. Но для того, чтобы убедиться в достоверности информации попросили пробы и карты. Пригласили, напоили коньячком или виски, уже не помню.

А потом — фьють. Ни карт, ни проб, ни работы. Сейчас там один из мощнейших карьеров. Только золотишко всё за бугор идёт фактически. Денежки за него там же остаётся.

Нет, ну по бумагам, конечно, «все в дом, все в дом», что называется. Всё в России. А на деле, через хитрые трасты и фьючерсы в России одни эти бумажки и остаются.

А во-вторых, они не учли, что я в детстве читал Мальчиша-Кибальчиша и был воспитан в наших русских традициях на героических примерах Александра Матросова или Гастелло. Последние для меня всегда примером были.

Феномен самопожертвования пиндосам не понять. А вот у нас в стране каждый чувствует это и знает. Впитал с молоком матери, как говорится. Даже самый распоследний негодяй, на генном уровне ощущает этот код.

В общем мне нравилось думать, что я не пошел на сделку со своей совестью.

Я твердо намеревался передать дневники, пробы из шурфов, координаты одного из самых богатых месторождений в государственную геологоразведку.

И продумал сделать это так, чтобы ни одна чиновничья сука, ни один продажный государственный червь-начальник из коррупционеров не смог бы воспользоваться ситуацией и перепродать, слить данные западным кровососам.

Да. Именно так. Вампиры и кровососы. Других в золотом бизнесе нет. Не стоит обольщаться их лощеными фальшивыми улыбками, хорошим манерам и воспитанием.

Под этой личиной неизменно находиться шакал или гиена. Там даже благородных волков нет. Они три десятка лет высасывают золото из нашей земли тоннами.

Пухнут и богатеют. И никогда не откажутся, не наедятся. Зачем?

Они считают, что облагодетельствовали нас, народ страны, уже только тем, что выгребают наши недра.

И величаво руководят процессом, который местные аборигены, конечно же, не могут организовать самостоятельно.

Ведь аборигены, то есть мы, сущие дикари, ничего не умеющие.

Они так привыкли чувствовать себя везде во всём мире. Несут бремя белых людей.

А золото, полезные ископаемые, недра между тем по старой конституции, которую они же и изменили, являются достоянием народов страны. Теперь же являются основой жизни и деятельности наших народов, но сути это не меняет.

Я уж покажу этим уродам, что это именно так. И не все у нас в стране покупается и продается!

Как я это сделаю? Их же буржуинским оружием, под названием СМИ. Сегодня в век интернет шила в мешке не утаишь.

Есть у меня одна деваха, по имени Катюха. Она — просто огонь! Выпускающий редактор одного из самых крутых изданий.

Умница, красавица с изумительным разрезом голубых глаз.

Стоячая грудь, осиная талия, плотные стройные бедра. Страстная. Нежная.

Всегда вкусно пахнет и с ней приятно обниматься в любое время, в любом состоянии и настроении. Воплощение женственности и секса.

Притом — не дура и всегда интересный собеседник.

Да, всё верно — я с ней сплю. Никто бы из моих знакомых не поверил бы в это. Я сам не верил вначале.

Не знаю, что она во мне простом геологе нашла. Уж точно не красоту и не богатство.

Мы познакомились пару лет назад, когда она приезжала в Зону, так мы называем местность, где я искал золото последние пять лет.

Катюха проводила журналистское расследование о коррупции при банкротстве одной крупной золотодобывающей компании.

В то время я еще и не смог представить, что через год найду российский Клондайк. Одно из самых богатых месторождений в России. А может и самое богатое.

Не знаю, чем я ее притягивал. Она мне говорила, что я настоящий. Хрен его знает, что это значит. Настоящий? Она так считает? Ну пусть. Буду для нее настоящим.

Что касается ударов по буржуинским золотодобытчикам, то намутили мы с Катюхой статью, которая выйдет завтра у нее и на канале ютуб, и в буржуинском издании.

А потом после выхода статьи у нас череда интервью. У нас уже очередь из блогеров-миллионников, которые хотят проинтервьюировать меня.

Будет шумиха, и все будут знать, что копии документов с результатами анализов проб направлены в министерства, в ФСБ и Президенту через общественную приемную.

На этом всё, как говориться, «Адиос мучачос компаньерос де ми вита». Люблю это аргентинское танго.

Говорят, аргентинцы и аргентинки больше не танцуют под эту песню. Считают, что она проклята.

Автор песни спел ее и сразу же разбился на самолете. Если какой-нибудь танцор танцевал под нее, то впоследствии, с ним непременно случалась какая-то хрень.

Когда-то в девяностые от меня ушла жена — она не выдержала безденежья и рутины, и вот тогда я начал слушать это танго перед каждой отправкой в экспедиции.

Я изучал движения танца под эту песню, стоя один перед зеркалом в совершенно пустой дедовской квартире, доставшейся по наследству.

Я танцевал и мне почему-то тоже хотелось тогда разбиться. Ну или чтобы что-нибудь со мной случилось впоследствии. Я изучал движения танца, стоя перед зеркалом, слушая эту песню.

Но, как ни странно, песня, наоборот, стала приносить мне удачу и вдохнула в меня жизнь. В конце концов стала моим гимном. «Дэ волисарме ми буэно мучачада».

Кстати, как не смешно, вертолет, в котором я летел на базу в Зоне, действительно разбился. Но все пассажиры: геологи с партии, вахтовики и экипаж остались живы.

Мы отделались порезами, ссадинами и ушибами. Один переломал ноги. Двое получили сотрясения. Еще один сломал ключицу.

В момент падения я смотрел на стремительно приближающуюся землю в иллюминатор, и приняв судьбу, спокойно напевал про себя «Адиос мучачос».

Прямо сейчас вспомнил, как мы довольно долго падали. Это ужасно — падать на вертолете долго.

Я даже успел испытать страх и побороть его, посчитав, что пришел к жизненному финишу.

Эскалатор довез меня почти до самого верха.

Да, о чем это я? Про подарок. Покажу им, что у нас не все продается.

Хотя, они — «обремененные белые люди» никогда этого не поймут. Никогда.

Они будут думать и говорить, что я идиот. И это прекрасно.

Мне приятно думать, что может быть, Федор Михайлович думал и описывал в том числе и меня.

Подарок. Русский Клондайк — это и есть мой подарок стране. Народу. Будущим поколениям.

А потом я начну жить самой обычной жизнью. Мещанской. Найду работу в офисе.

Накоплю денег, нет, как сейчас говорят — бабла, на машину. Буду ездить с Катюхой на море, ходить на выставки, концерты.

Валяться с бокалом шампанского в вместе с ней в ванной.

Посещать дни рождения, поликлиники, рынки, рестораны. Смотреть сериалы на большом телевизоре. Начинать ходить в бассейн и бросать это дело.

Буду читать и участвовать в срачах в интернете, тупо смотреть каналы на ютюбе и нас-лаж-дать-ся жизнью.

Всему этому мне еще предстоит научиться.

Я буду очень стараться быть счастливым и делать счастливой Катюху.

До тех пор, пока судьба продолжит меня баловать. Я не загадываю. На дне я уже побывал. Я не боюсь. Мне не сложно начать все заново с полного нуля.

Но это потом. А сейчас нужно быстро добраться в контору.

Так мы называли свой полудохлый отраслевой НИИ. Я принял вызов и перешел Рубикон. Назад пути нет, победа или смерть!

На латыни: «Aut vincere, aut mori»! Лозунг воинов всех времен и народов, отправляющихся на бой.

У здания стоял полицейский УАЗик, рядом с ним скучал одинокий сержант, осматривающий колеса и пытающийся определить давление в баллонах при помощи ударов носком ботинка по резине.

Он бросил безучастный взгляд на меня и отвернулся. Интересно, что тут делает полиция?

Я зашел в здание и направился турникету с тремя вращающимися планками в виде алюминиевых труб.

Охранника, точнее вахтера, который обычно стоял на входе, на месте не оказалось.

Тогда я приложил прямоугольную карточку пропуска и вошел после звукового сигнала, напоминавшего сигнал оплаты на кассовом аппарате.

«Проплачено, проходим, не задерживаемся». Мы-то платим конторе своим временем, знаниями, а кто-то здоровьем. Но нашему НИИ все равно.

Контора, как некий организм, существо, поглощающее результаты нашего труда, и все ещё существующего за счет него, ценила все это только до развала СССР.

Пусть так. Я скоро я взбодрю это сонное болото. Я очень долго этого ждал и можно сказать положил полжизни на это.

Хотя я приехал пораньше, на работу уже подтягивались другие сотрудники. Сзади заходили знакомые ребята из соседнего отдела.

— Михаил Александрович, дорогой! Как же я рад вас видеть. Вы когда из партии вернулись?

— Позавчера, Сережа, — я поздоровался с начальником отдела хроматографических исследований. Мы были с ним на ты, просто он, как коллега демонстрировал уважение в присутствии посторонних.

— Как с результатами?

— Так средненько. Если завтра выгонят, поддержишь? Возьмешь к себе?

Мы зашли в лифт. Я увидел в зеркале свою небритую сорокалетнюю физиономию. Хреново выглядишь, господин Семибратов.

— Миш, какой вопрос. Хоть сегодня. Ты же меня знаешь. Что так плохо? Ждешь разноса у главного?

Главным мы называли генерального директора нашего НИИ

— Не знаю, как пойдет. Или со щитом, или на щите. Но ты в любом случае обо мне завтра услышишь.

— Ладно удачи, заходи в обед, если что. Поболтаем. — Сережа Белошевский попрощался, широко улыбнулся и вышел на своем четвертом этаже, где располагалась их лаборатория.

Доехав до шестого, я покинул кабину вместе с другими. Сразу на выходе из лифта стояли полицейские вместе с заместителем директора по безопасности Куравлевым и двумя охранниками.

— О! А вот и он! Михаил Александрович, на ловца и зверь бежит. Доброе утро. Вот, господа — это товарищ Семибратов.

Нормально он меня представил. Их господами, меня товарищем. Но в некотором смысле это было комплиментом.

По выражению лица полицейских я увидел, что им скучно и они совершенно не испытывают желания продолжать общение ни с Куравлевым, ни со мной.

— Михал Александрович. Беда у нас. Проникли в ваш кабинет, перевернули, устроили кавардак.

— Кто проник?

— Вот я и вызвал полицию, чтобы разобраться.

Так, трындец. Значит, те, кто охотился на мои бумаги и данные уже и сюда добрались.

Полицейские мялись с ноги на ногу. У одного шипела рация. Они решительно не видели в ситуации ничего, что помогло бы им выжать звёздочек на погоны или денег. Или и того и другого.

Я не утверждаю, что вся полиция только подобным и занимается.

У меня много друзей из органов, которые пришли в правоохранители по зову сердца, для того чтобы сделать и нашу жизнь чуточку лучше, очистив от криминала. Но такими были далеко не все.

— А когда это случилось? Есть же камеры.

Куравлев надул щеки, отвел глаза и сообщил.

— Вот так получилось, что рано утром система перезагружалась и сотрудники не заметили, как она зависла.

Он строго зыркнул на одного из охранников.

— Нет записей с камер. Ых, — Куравлев картинно замахнулся на одного из них, отведя правый кулак за левое плечо, — поубивал бы. Вы мне еще рапорт напишите!

Один из полицейских в звании капитана, наблюдавший всю картину, мученически поднял брови домиком, посмотрел мне в глаза и грустно выдавил:

— Заявление писать будете?

— Конечно, будем! — не дал мне ответить Куравлев, — а как же! Мы это дело так не оставим!

Всё понятно. Куравлев перестраховался и прикрывал свой зад.

— Да подождите! А может быть ничего не пропало? Пройдите посмотрите, гражданин, — капитан старался вывернуться из ситуации.

— Хорошо, пойдемте, посмотрим.

Мы вошли в большой рабочий кабинет, представлявший из себя помещение в пятьдесят квадратных метров с фикусами на подоконнике и с тремя рабочими столами.

Мебель в кабинете, еще вполне прилично выглядевшая, стояла тут с советских времен.

Раньше она раздражала, казалась допотопной, но теперь смотрелась как антикварная, со своим собственным шармом.

Бумаги на моем рабочем столе были хаотично раскиданы, ящики выдвинуты. В шкафу за рабочим креслом также царил беспорядок. Кто-то пошурудил везде.

— Привет, Толь! — я подошел и протянул руку своему коллеге, Анатолию Смирнову, с которым мы вместе работали в этом кабинете.

— Привет, Миха! С приездом. Я пришел, а тут такое, — он внимательно посмотрел мне в глаза, будто предупреждая о чем-то, но так ничего больше и не сказал.

Раньше тут мы тут работали с коллегами втроем, но после очередных сокращений и оптимизаций остались вдвоем с Толей.

Я приблизился к своему рабочему столу, положил на столешницу тонкий портфель, скинул пиджак на спинку кресла.

Всё внимательно оглядев, я развернулся к полицейским:

— Нет, ничего не пропало. Всё в порядке. Спасибо, что приехали, простите. Не смею вас больше задерживать, господа офицеры.

На лице капитана и его напарника появились улыбки. У второго на погонах три звездочки. Старлей получается.

— Стойте! Семибратов, вы внимательно посмотрели?

— Да. Все на месте, Кирилл Вениаминович.

— Так вы толком не посмотрели, посмотрите, может что-то и пропало? Бумаги с вашей последней экспедиции, пробы, всё на месте?

«Вот ты и выдал себя, дурилка картонная». Никогда не считал Куравлева умным человеком.

«Это ты проник сегодня ко мне в квартиру. Нашли кого нанять… Получив от меня отказ, решили договориться с замом по безопасности».

Я был лучшего мнения о конкурентах. Кто-то решил сэкономить.

Я ждал профи: ну там разведчика, спецназовца или киллера в отставке. Но не Куравлева.

— Что за бумаги с экспедиции? Какие пробы? Вы о чем?

Я сделал вид, что совершенно не понимаю, о чем идет речь.

Куравлев замешкался. Рация у полицейских зашипела и выдала что-то нечленораздельное.

— Ну мы поедем? А вы тут сами между собой разберитесь.

Капитан взял под козырек и кивнул напарнику на выход. Тот посмотрел с укоризной, мол, только время на вас потратили.

— Проводите товарищей, — Куравлев указал охранникам на полицейских, а потом развернулся ко мне, — потом не жалуйтесь Семибратов, если у вас что-нибудь пропало. Сдается мне, что вы халатно относитесь к своей работе. Я буду вынужден доложить генеральному директору об этом.

— Ну это ваше право.

Полицейские удалились. Один из охранников пошел их провожать.

— Покажите содержимое вашего портфеля.

— С чего бы это. И не подумаю.

— Нет, вы покажете мне! — он потянулся к портфелю

— Лапы убрал. Куравлев, ты много на себя берешь.

Он повернулся к оставшемуся охраннику кивнул в мою сторону головой и сказал:

— Обыщи его!

Охранник двинулся ко мне. Толя Смирнов вскочил, опрокинув свое кресло, и тоже двинулся в нашу сторону.

— Господин Куравлев, Михаил прав. У вас нет никаких оснований, а тем более прав обыскивать сотрудников. То, что вы сейчас пытаетесь совершить является нарушением закона. Подумайте, прежде, чем продолжите. Я буду свидетельствовать против вас.

Смело. Анатолий происходил из интеллигентной московской семьи и я от него совершенно не ожидал такой реакции. Он всегда был мягким и вежливым. А сейчас каждое его слово — будто тяжелый молот бьет по раскаленному железу.

Охранник в нерешительности остановился и посмотрел на своего босса. Тот сощурился и процедил мне сквозь зубы.

— Ладно. Ты еще пожалеешь! Ты здесь работать не будешь. Пошли.

Куравлев развернулся на каблуках и стремительно направился к выходу из кабинета.

— Какая жалость! — пробормотал я себе под нос и стал разбирать устроенный беспорядок.

— Миш, что происходит? — спросил Толя, когда оба вышли из помещения.

— Мы на пороге грандиозных событий, Толь, — процитировал я одного из киногероев, — кое-кто очень желает мне насолить.

— За что?

— Отказался сливать месторождение.

— Правда? Кто же?

— Завтра все узнаем.

— Куравлев?

— Нет, это гнида просто мелкая сошка в этой игре.

Толя присвистнул. И удивленно посмотрел на меня

— Мелкая сошка? Кто же тогда игроки?

— Кстати, спасибо тебе за то, что впрягся. Я догадываюсь кто эти игроки, но помолчу пока.

— Да не за что. Знаешь, я пораньше сегодня приехал. Смотрю, дверь изнутри заперта. Я ее и так и сяк. Хрен его знает, кто запер изнутри. Я каким-то образом сумел ключ в личинке провернуть. Смотрю, он у тебя в столе спешно роется. Я когда дверь распахнул — он как ошпаренный от стола отскочил. Я такой, Кирилл Вениаминович, что за дела? А он отвечает, мол, воры украли документы, и, что он полицию вызывает.

Я улыбнулся и посмотрел в окно.

— Полицию сам на себя вызывал?

— Нет, он главное, прикинь, ментам втирал, что кто-то ночью влез. А я-то понимаю, что это он сам.

Сучок, не получилось у меня дома, он устроил обыск на работе.

Думаю, Куравлев рассчитывал, что я брошусь к месту, где храню, действительно ценные для меня бумаги, тем самым выдам ему местонахождение.

В охрану из органов идут одни долби сурраунд, как самокритично шутил мой одноклассник Пашка Гусев, полковник полиции, устроившись в службу безопасности Газпрома.

Похоже, что это правда. Зная какие силы объявили охоту на меня и на результаты моей работы, я ни за что на свете не стал бы держать информацию в рабочем кабинете.

В одном они были правы. Документы, выключенный джипиэс трекер с координатами и пробы находились поблизости. В здании «конторы». В моем тайнике.

Мне предстояло незаметно извлечь моё «добро».

Я спрятал его там, где нет камер. Куравлев ни за что не догадается.

В хозблоке для хранения инвентаря и моющих средств.

На высоте трех с половиной метров, под панелями потолка армстронг. Там же находилась стремянка, позволяющая туда добраться

Дело в том, что он находился в глухом, не просматриваемом аппендиксе по коридору за углом.

Когда в НИИ монтировали систему видеонаблюдения, то руководство не стало вникать в тонкости, перепоручив дело «специалистам» мигрантам.

Те смонтировали сикось-накось и оставили кучу «слепых» пятен.

А главная ошибка горе монтажников заключалась в том, что распределительная коробка, запитывающая камеры на этаже находилась в мужском санузле.

«Ослепить» камеры на этаже при помощи крестовой отвертки не составляло для меня никакого труда.

Раздался телефонный звонок. Я посмотрел на экран смартфона на которой высветилась надпись: «Радистка Кэт».

Это прозвище закрепилось за ней в момент нашего знакомства, когда подсела ко мне на лавку в вертолете и коротко представилась — «Кэт».

Мне показалось, что я мог не расслышать ее имя из-за рева запущенных двигателей и, громко крича ей в ухо, спросил что-то типа: «Кэт в смысле Екатерина?». «Кэт в смысле радистка» прокричала мне в ответ девушка.

— Привет. Я на месте.

Я подошел к окну и выглянул. На площади перед НИИ стояла Катюхина черная «Инфинити». Старенькая, но очень резвая джишка-купе.

— Вижу тебя. Жди в машине. Только давай без выкрутасов и самодеятельности.

— Не командуйте, господин Семибратов. Я дама гордая и самостоятельная. Жду тебя. Аккуратнее, береги себя.

Ух, стерва. На самом деле она очень мягкая. Только я знаю, какая ранимая душа скрыта за этой «самостоятельной и гордой».

Пора было выходить. Я проверил паспорт и кошелек в кармане пиджака. Взял из ящика крестовую отвертку.

— Толь, если спросят, скажи к хроматографам пошел. Мне у них данные нужно забрать.

— Заметано.

Толя был прекрасным парнем, с которым мы неоднократно ходили в экспедиции и понимали друг друга без слов.

Но сейчас я совершенно не хотел подвергать его жизнь и здоровье риску.

Поэтому не стал делиться с ним информацией.

Выглянув в коридор, я поискал глазами охранников и никого там не обнаружив я двинулся в сторону санузла.

Быстро разобравшись с электрическим питанием камер и отключив их, двинулся в хозблок.

Добравшись, я еще раз проверился — в коридоре никого не было. Затем я прикрыл за собой дверь и ловко поднялся к тайнику по стремянке.

Всё было на месте.

Возможно, было бы безопаснее оставить данные в камере хранения или где-нибудь в банке.

Но с того самого момента, когда я сошел с трапа самолета, меня не покидало чувство, что за мной установлена слежка.

Определить, кто именно следит, я, увы, не смог.

Я сел в заказанное через приложение такси и направился из аэропорта прямиком в «контору».

Я попытался заснять на телефон машины, которые выехали вслед за нами, но ни одна из них потом не встретилась у здания нашего НИИ.

Что же касается банков, я прилетел в выходной день — все отделения и офисы банков были закрыты. К тому же я совершенно не умел пользоваться банковскими ячейками.

Теперь необходимо покинуть здание как можно быстрее. Куравлев хоть и кретин, но он тут же пришлет сюда людей, как только поймет, что камеры отрубились.

Я убрал документы, пробы и оборудование в легкий рюкзак и направился к лестнице, расположенной на противоположной стороне этажа.

Выходя на пролет, моё боковое зрение уловило, как из лифта выскочили двое охранников и побежали в сторону моего кабинета.

Надо валить. Я рванул по пролету вниз.

Дверь за спиной предательски хлопнула.

Бегом, бегом! Я перепрыгивал через две ступеньки. Хорошо лестница абсолютно безлюдная.

— Вот он! — услышал я сверху.

Меня видно с пятого этажа.

Вначале жалею, что не прижался левее к стене, чтобы спрятаться. Потом думаю — а хрен с ним!

Всё равно заметили бы. Несусь вниз, прыгая через две ступени.

Третий этаж. До фойе на первом осталось немного.

Поглощаю пролеты гигантскими прыжками.

Не свернуть бы шею на белых каменных ступенях.

Меня качает от этой мысли. Нельзя позволять думать о падении. Сосредоточился! Командую себе.

Почти выбил дверь от себя руками и выскочил на первый этаж в большой холл.

Куравлев с рацией в руках обернулся. Один из охранников двинулся ко мне. С разгона, прямой в челюсть. Мой удар опрокидывает его на пол.

Второй рванул наперерез.

Чувствую себя игроком в регби. Бегу изо всех сил. Придется прыгать через турникет.

Как бы не запутаться ногами и не разбить себе голову об окрашенный в серый металлический корпус неработающего металлоискателя.

Охранник в белой рубашке с коротким рукавом и черных штанах очень резвый. Молодой.

С виду не скажешь, что может бегать, как лось.

Мозг просчитывает, что он быстрее доберется до выхода. Не сдаюсь.

Почему-то думаю о канадских хоккеистах, которые играют до конца. До самой последней секунды.

Выкинул вперед две ладони. Гулкий звук удара о металл. Мгновенно оперся о турникеты, сразу в прыжке подтянул ноги. Перелетаю. Удачно.

Все решают секунды. Но охранник тоже не собирается сдаваться.

Я почти у двери. Он прыгает и в полете хватает меня за плечи. Валимся, сцепившись на пол.

Вот он выход! Сжимаю зубы и пробую ползти на животе. Охранник тяжелый, словно каменная многотонная глыба. Вообще-то, я худой. Ни разу не Шварценеггер.

Почти не продвигаюсь вперед.

Слышу крики.

Куравлев не кричит, а прямо визжит, как баба.

Пытаюсь с разворота засадить охраннику локтем назад в рожу.

И тут слышу, как знакомый женский голос надрывно кричит:

— Отпустил его! Я сказала, отпустил!

Катюха стоит напротив и орет, махая травматом, направленным в потолок.

Бум!Бум!

Это выстрелы? Она с ума сошла?

— Пристрелю сука! Я сказала, отпустил его!

Хват охранника ослабевает. Он зассал. Больно пихаю ублюдка ногой, попадаю с таким остервенением, что он застонал.

— Отвали! — она тычет стволом ему прямо в лицо и помогает мне встать.

Спотыкаясь и матерясь, я вскакиваю на ноги, пропускаю ее вперед в просторную входную «вертушку». Она медленно вращается. Но нас больше никто не преследует.

Своя шкурка-то дороже! Господин Куравлев, гавно ты, а не начальник безопасности.

Охреневающие сотрудники наблюдают за всей картиной с широко раскрытыми от ужаса глазами.

Вот он выход из «вертушки».

Встречаюсь глазами с Куравлевым. На его лице нескрываемый траур про профуканным деньгам. Добавляю ему печали.

Улыбаюсь на мгновение во весь рот, а потом выбрасываю ему напоследок средний палец.

Бежим к машине. Заскакиваем в салон одновременно. Она на водительское, я на пассажирское.

Машина не заглушена. Умничка!

Катюха бьет по газам. «Инфинити» с проворотами и жутким скрежетом дымящейся резины срывается с места.

Меня вдавливает в кожаное сиденье. Фух! Получилось!

Смотрю на Катюху и улыбаюсь. Она красива и сосредоточена. Огонь, а не девка!

Мы выскочили. Перекресток. Нам горит зеленый. Она поворачивается ко мне лицом и…

… Ее глаза наполнились ужасом. В отражении смешались разочарование, страх, нежность ко мне. Я повернулся вправо и уставился в окно.

Последнее, что я увидел — это мерсовский значок Гелентвагена, врезающегося на огромной скорости в мою дверь.

А дальше свет погас.