Золото. Назад в СССР 1

Глава 14

В 30-е годы объем советской золотодобычи поддерживался на уровне около 130 тонн в год. В 1941 были добыты рекордные по тем временам 178 тонн золота.

Во время Великой Отечественно Войны Золотодобывающая отрасль перешла на «фронтовую золотую вахту».

Золотой запас расходовался в годы войны быстрее, чем прирастал за счет увеличения и форсирования добычи. Золото шло на оплату поставок вооружения и оборудования поступающего по «Ленд Лизу».

СССР уплатил за поставки, прежде всего вооружения, около полутора тысяч тонн золота.

Экономисты США не поверили в то, что СССР обладает достаточными разведанными запасами золота, способные обеспечить стоимость поставляемого вооружения. И высылали в нашу страну своих горных инженеров и геологов для оценки месторождений и золотоносных провинций СССР.

Я без всякой задней мысли подошел сзади и заглянул ему через плечо в разложенную карту с пометками.

Сравнив увиденное на бумаге с ориентирами на земле, я опешил.

— Э, погодите! А почему мы сошли с маршрута?

— Разве? — глаза Гунько бегали в стороны. Он пытался смотреть себе за спину — с чего ты взял, Бурцев?

— Ну вот же гора, — я ткнул пальцем, в место на карте, — вот сопки, вот маршрут обходящий гору. А получается, что мы свернули и идем прямиком на Аргаст. При этом узкая тропа не даст нам никуда свернуть.

— Ты это, не умничай, Бурцев. Идем, как идем. Он спешно стал складывать карту и убирать себе в планшет.

— Николай Прокофьевич, вы извините, но что значит не умничай. Вы куда нас ведете?

Спасатели услышав наш разговор обступили Гунько.

— А что? что такое? Не туда зашли? — поинтересовался Андрей.

— Давайте, пойдем пока еще есть силы, а когда разобьем лагерь — там разберемся.

— Мы идем на гору, которая у местных считается святым местом, — объяснил я горноспасателям, потом обратился к Гунько, — Николай Прокофьевич, вы нам объясните на месте, пока мы никуда не пошли. Вы решили, что отряд направится туда, потому что на старых картах там обозначены золотоносные участки?

Я посмотрел в сторону Ямазова. Он встал, отряхнул руками свою одежду и подошел к нам.

— Гм, я извиняюсь, что прерываю ваш разговор. Николай дай карту.

Гунько подчинился и передал ее Султыгу.

— Вот здесь находимся мы, — он указал на карте на начало южного склона, затем перенес палец выше, — на юге. Вот здесь, на северном склоне, насколько я понял, заканчивается участок, который разведывали Илья и Гибарян. Если теория про двух беглых правда, то они вполне могут идти на северный склон. Причин несколько: вот тут есть пещеры, в которых можно укрыться, переждать, спрятать золото, тело.

Он осмотрел нас исподлобья, беглым взглядом для того чтобы считать нашу реакцию на возможную смерть Гибаряна.

— Скорее всего тело тащить никто не будет, бросят и даже не прикопают. Его притащат, только если ваш друг до сих пор жив и еще чудом не выдал им информацию. Это во-первых. Во-вторых на гору никто не ходит ни местные ни геологи. По любой логике, мы должны были бы начать поиски там, где летали на вертолете.

Он очертил район, где я провалился в болоте.

— Им встреча с нами совсем не нужна. У них фора по времени почти в неделю, если не больше. Это было мое предложение, если я правильно рассчитал, то мы завтра-послезавтра столкнемся с ними лоб в лоб. Они идут к нам на встречу.

Гунько продолжил:

— Мне маршрут через Аргаст не спасовали. Считается, что северный склон без альп оборудования непроходим. Но Султыг Ямазович, знает там вполне преимлемую тропу.

Ямазов провел кривую линию по карте от южного до северного склона горы.

— Вот здесь мы пройдем. Даже если я ошибаюсь и мы никого не встретим, мы так срежем путь по прямой и выиграем целый день, если не больше.

— Именно поэтому я был вынужден согласовывать один маршрут, теперь, как зорко заметил Бурцев, пойдем по другому. И отмечать этот отрезок маршрута я буду так, словно мы идем по согласованному.

Я смотрел на его уверенные движения и спокойную интонацию и понял, что золото Аргаста не является его целью. Он здесь уже бывал и скорее всего не раз.

В принципе, это многое объясняло. Для Ямазова долина за пределами северного склона горы была «Терра Инкогнита». Туда до нас с Гибаряном мало кто совался.

Была одна не очень удачная геологическая партия с Куницыным во главе, лет десять назад, но ее закрыли из-за скудных проб и непогоды. Тогда нашли только следы олова.

И признаки присутствия вольфрама. Теория геологии гласит о том, что золото и олово не совместимы.

Несмотря на это, Куницын много лет подряд доказывал, что в этой области Зоны, по всем признакам есть очень богатые залежи.

Сначала ему нужно было помогать с организацией крупного аффинажного производства, с освоением промышленных запасов.

Потом пару лет доразведовывали уже открытые месторождения и наконец в этом году ему удалось пробить нашу с Гибаряном экспедицию.

А теперь, когда пошел слух о нашем успехе, эти места резко заинтересовали всех.

Надеюсь Куницын выдержит натиск Марины, и сможет напустить тумана, чтобы запутать Сержа и его могущественных криминальных покровителей.

Впрочем, я очень скептически относился к идее, согласно которой беглые полезут на гору. Гунько прав, даже по старым картам видно, что лезть на гору по северному склону — безумие.

Да и не было у них столько запасов еды, чтобы все это время прятаться и ждать, когда спасатели завершат поисковые работы.

Если бы они хотели сбежать, то бросили бы тело Гибаряна в нашем лагере, дождались бы пока мы его нашли и забрали. А потом преспокойно бы ушли.

Вернувшись в Поселок. Теоретически, они могли иметь липовые документы об освобождении. Могли бы, например, завербоваться на год или уйти на разных кораблях пока навигация открыта.

Но они не сделали это, значит им нужна была информация о Гибаряна. И всё ещё оставалась минимальная вероятность, что Гибарян жив.

Еще эта ситуация с маршрутом показала, что Гунько хоть и выглядит подневольным и зависимым от Ямазова, но ведет свою собственную игру.

Он показал Ямазову вторую карту, подменив ею ту, которую я видел. Тут черт голову сломит, не то что я. На первой карте были размечены какие-то точки на всем маршруте. Некий шифр или ребус, ключ от которого хранился в голове у Гунько.

Степан цокнул языком, повел подбородком в сторону

— Вот, дают! А если эти ваши беглые мимо нас в обход по подножию горы пройдут, пока мы вверх-вниз карабкаться будем?

— Не пройдут. Во-первых тут всё, как на ладони в бинокль видно, а во-вторых куда они придут. Здесь на сто километров в любой конец света ни души. Они только в Верхний Прииск могут. А там их ждут-не дождутся, голубчиков.

— Еще вопросы есть?

Мы помолчали.

— Тогда в путь. На горе понадобиться дополнительная теплая одежда.

Мы двинулись. Вышагивая в своих сапогах я чувствовал, что события, которые мне пришлось пережить и которые я, собственно, сейчас продолжаю переживать вместе с теми кто идет со мной и теми за кем мы идем, замыкают какой-то важный круг в моей жизни.

Подводится итог и от итоговой «суммы» зависит дальнейшая судьба. Все эти вспышки воспоминаний, состояние, в котором я ни хрена из прошлого не помню, должны превратиться в память и выстроиться в понятную последовательность.

Вот мы сейчас пытаемся найти товарища и отловить беглых зеков, но это только видимая часть айсберга. Только часть каких-то более грандиозных событий.

С такими мыслями я добрался вместе с другими до склона и начал плавное восхождение.

Сразу начал чувствоваться вес рюкзака и оружия. По инструкции винтовку должно носить на плече, стволом вверх и я не видел ни разу за много лет, чтобы кто-то попытался нарушить это устоявшееся правило.

Я перевесил его горизонтально перед собой на груди, накинув ремень на шею под затылком.

Я ждал, что Гунько начнет требовать перевесить винтовку обратно на плечо, но он лишь посмотрел и ничего не сказал.

Один из спасателей — Андрей, последовал моему примеру.

Склон хоть и был пологим — подъем оказался на редкость тяжелым. Минут через пятнадцать моя рубашка на груди и белье взмокли. Пот градом катился со лба.

Я посмотрел на Мусу, он был не в лучшем положении. После привала, он забрал свою винтовку обратно.

Делая небольшие остановки на отдых мы выли на подобие тропы и пошли горизонтально.

— Пока идти будет полегче, но впереди еще один подъем.

Обраился к нам Султыг. Он тоже тяжело дышал. Видно, воздух здесь был разряжен, хотя высоты не чувствовалось.

— Из-за того, что воздух разряжен местные считают, что это духи нападают и душат охотников. Они это место воротами огня называют.

Я обратил внимание на камни окрашенные в потускневшие желтые, оранжевые и красные цвета, которые поначалу я принял за выцветший мох.

— Они сюда ходили сотни лет. Все это люди покрасили. Вера у них такая. Просили что-то у своих духов.

Андрей наклонился и поднял один из таких камней. Он был небольшой, размером с куриное яйцо.

— Не советую, — прокомментировал попытку Андрея убрать яйцо в рюкзак

— Почему? Сувенир же? Я не суеверный.

— Тут с дозиметром ходили, некоторые камешки фонят. Может поэтому местные этого места стороняться. Счетчик Гейгера трещит. Не смертельно. Но если не хочешь, чтобы жена начала на тебя жаловаться — лучше оставь.

Андрей повертел камень в руках, а потом аккуратно положил его обратно на землю.

— Ну его на фиг, раз такое дело. Не хочу такие сувениры, мне мои собственные сувениры дороже.

Начался второй подъем. Он был сильно круче первого. Султыг пошел перывм обойдя Гунько. Мы карабкались по диагонали вверх.

— Тут метров триста до уступа, потом выйдем на площадку. Последний рывок.

Казалось, что триста метров не такая длинная дистанция, но наш отряд преодолевал ее примерно еще час.

Холодало. В это время года на Севере белые ночи и поначалу организм не чувствует времени суток.

Но достаточно быстро начинает привыкать и работать как часы.

Мы вышли на небольшое плато в форме овала.

— Останавливаемся на ночлег здесь. Выгружайтесь, разбивайте палатки.

Я посмотрел на изможденное лицо Мусы о сидел с полуприкрытыми глазами.

— Как ты себя чувствуешь?

За него ответил дядька.

— Он чувствует себя отлично. Он парень сильный. Не даст опозорить своих предков. Да, Муса?

Юноша приоткрыл немного глаза и посмотрел на меня.

— Его прадед в шестьдесят лет ударом кулака мог свалить быка с ног. И мог на коня на скаку запрыгнуть. Боролся до пятидесяти лет.

— Прям, ударом кулака? — Гунько качнул головой, как бы демонстрируя восхищение.

— Ну у нас тоже богатыри были, я слышал был такой Русский атлет Павел Касьянов в цирке выступал. Вообщем дама ему одна нравилась, испанка. И то ли она, то ли кто-то из ее испанских друзей пригласил Павла на корриду. Пашка наш посмотрел, на это дело и разочарованно так сказал, мол, шпагой любой дурак может, а вот голыми руками. Испанцы удивляются, как голыми руками? А он им говорит приходите через неделю, чтобы я успел быка купить. Вообщем приехала его испанка, а Павел выступая на арене мадридского цирка, вышел на единоборство с быком без шпаги и мулеты. Животное выпустили и присутствии тысячи зрителей Павел, улучив момент, одним ударом кулака свалил разъяренного быка.

— Ну то цирк, а то мой дед, прадед Мусы.

— А что после пятидесяти не боролся?

— Мог, но уже возраст почтенный внуки-правнуки пошли, перед людьми неудобно. Со стержнем мой дед был.

Здесь на высоте дров для костра было не набрать, потому мы подогревали еду и варили кофе на сухом спирте. Лучше в горах источника тепла нет.

Хотелось бы газовую конфорку, но где ее возьмешь? А керосинку совсем несподручно.

За ужином я выпил свой самый вкусный кофе в жизни. А самым вкусным он был потому, что я пил этот кофе и вспомнил своего прадеда.

Простой русский мужик — пахотный солдат, потерявший ногу в Первую мировую.

Вернулся домой в свою деревню, жена родила ему четверых детей. Прошел с ней голод двадцатых, сложные тридцатые, потом война.

Всем детям дал высшее образование, всех на ноги поставил. Мировой мужик был. Никифором звали.

Умер в семьдесят первом, выходит всего семь лет назад. Я посчитал в уме годы до революции и Великой Отечественной.

Не задумывался, но даже по меркам нашей жизни недавно всё было.

Я взял дневник и перед сном записал все события дня и все вспышки в памяти. Описав все подробно, я забрал в палатку и спальный мешок

Спали все, как убитые, утомленные переходом. При этом я понял, что мне совершенно не мешать твердые плоские камни под палаткой.

Только утром я сообразил, что если бы беглые проходили бы мимо нас во время сна, то мы бы стали легкой мишенью.

Я поделился этой мыслью с Степаном.

— Не, не стали бы.

— Почему?

— Султыг вон всю ночь не спал сидел караулил.

Я с сомнением посмотрел на гаглая, сидящего в турецкой позе на коврике после молитвы. Он не стал будить Мусу давая тому восстановить силы.

Теперь после того, как Ямазов не спавший сутки выглядел отдохнувшим, как в народе говорят: как огурчик, я по другому посмотрел, на то, что он поначалу отказывался тащить свой рюкзак.

Ведь выходит, что он заранее, с самого начала знал, где мы будем спать. И то, что мы, если верить его версии, вот-вот встретим беглых зеков.

— Ну что подъем? Времени не так много. Нужно идти.

Гунько торопил нас в дорогу. К моему удивлению Султыг, действительно, шел как ни в чем не бывало.

Муса попробовал снова забрать у него рюкзак, но старший отказался.

Трудность спуска заключался в том, что склон был полностью усыпан мелкими кусками базальтовой породы уходящей из под ног.

Держать равновесие было невозможно, каждый член команды падал чуть ли не ежеминутно. При этом человек мог скользить и пять и десять метров вниз по склону.

Это было не очень приятное ощущение.

Единственным человеком который чувствовал себя в своей стихии был Султыг.

Казалось, что он был генетически предрасположен к подобному перемещению на таком сложном рельефе.

Характерное звучание и стук бьющихся друг о друга камней сопровождал постоянно.

К тому же довольно крутой угол склонов заставлял все время напрягать ноги и контролировать скорость спуска. Нельзя было допускать сильного разгона.

Очень быстро, ноги и спины у всех устали. особенно ломила спина от того, что находилась в постоянном напряжении.

Теперь подъем не представлялся таким уж и сложным по сравнению со спуском.

Еще одна трудность заключалась в том, что сам склон не был хорошо просматриваемым.

Определенные участки склона заканчивались отвесными обрывами, которые было невозможно увидеть сразу.

И нам приходилось останавливаться, чтобы сверять маршрут спуска с картой.

Наконец мы достигли нового плато на склоне. Здесь можно было отдохнуть и расслабить напряженные, как камень мышцы.

Я сбросил рюкзак и почти лег на него спиной. Мои ноги гудели и дрожали с непривычки.

Мой слух все еще преследовал стук осыпающихся камней, хотя все уже разместились на плато и вокруг царила тишина иногда прерываемая порывами слабого ветра.

Минут через десять Султыг посмотрел на меня и спросил:

— Отдохнул?

Я утвердительно кивнул

— Тогда возьми свою винтовку, заряди, пошли, посмотрим, что там в пещерах. Муса, ты тоже.

— Я готов, — ответил я через минуту, держа оружие на плече.

Я только сейчас заметил метрах в шестидесяти узкий лаз, служивший входом в пещеру.

Мы осторожно подошли к нему. Внутри, прямо рядом со входом я увидел лежащего ничком мужчину.