Зверь в Ниене

ЗОВ КРОВИ КРОТКИХ И НЕВИННЫХ

Малисон пробудился, как начал привыкать: толстая тёплая женщина под рукой и больше никого в доме.

Чего он вожделел с той поры, как нанял Аннелису.

Он подумал, что давно был готов обменять. И, наверное, приняв готовность, он предал жену в сердце своём и, согрешив, таким образом заключил сделку с сатаной.

Сделка с дьяволом оказалась вельми прельстива и угожа всему естеству. И, раскаиваясь за своё грешное естество, Малисон поднялся, долил масла в иссякающую лампаду и стал молиться Богу.

— Ты чего, голубь? — Аннелиса задрала голову на подушке. — Чего сокрушаешься? Из-за плотника? Так он не наш.

— Я — зло, — пробормотал Малисон. — И зло вокруг меня.

Он продолжил быстро шёпотом молиться. Аннелиса не мешала более и закрыла глаза.

После он оделся и вышел во двор. Было свежо, и только. Солнца нет. Серый рассвет. Мокрые улицы. Чёрные избы. Ночные заморозки ещё не пришли.

Купец оросил навозную кучу. Напоил скотину и выгнал её в стадо, которое по Выборгской улице вёл мимо ворот пастух.

Продолжая безмолвно сокрушаться, долго выгребал погаными граблями из хлева прибавление к куче. Набросал свежего сена.

День с самого начала не задался, и не понять было, почему. Казалось, всё меняется, но к добру или к худу?

Вчера, возвратясь в лавку, когда всё закончилось, Малисон подвёл вечерний итог и обнаружил, что Аннелиса с успехом наторговала. Прибыль была выше, чем в обычный день. Аннелиса записывала по-фински корявыми буквами, но прилежно. Брали много табаку и дорогого вина, а также почему-то верёвки. Хитрая работница могла уговорить потратиться на какое-нибудь ненужное, внушив ложную надежду, что оно рано или поздно пригодится. Купец решил за ней понаблюдать, посидев в лавке вместе, а пока остался доволен.

Малисон взглядом рачительного хозяина осмотрел грабли и нашёл пару зубцов сломанными, а третий надтреснутыми и готовым вскоре отломиться. Он заглянул в сарай. Там стояли возле поленницы разномастные палки, из которых удобно было выстругать новые зубья. Проверил висевший на поясе пуукко, ноготь застревал на лезвии, значит, не затупилось.

Малисон шарил взглядом, выбирая подходящий прут, и тут заметил, что всё время стояло рядом. Но на что давно перестал обращать внимание, поскольку привык и не считал нужным.

Он сунул пуукко в ножны, опустился на корточки и подтянул к себе стоян. Это была приспособа, которую Малисон сам вырезал и сколотил для Ханне, а потом им пользовался Пер. Она обучала младенцев стоянию. Две короткие доски, верхняя и нижняя, соединялись стойками. В верхней было отверстие, которое обкладывали мягкими тряпками и ставили в него младенца. Доска доставала до груди, а дитя могло класть на неё ручки. Внизу была скамеечка, на которую Пер или Ханне опускались, когда им надоедало стоять.

Но теперь их не было.

Малисон подтянул приспособу и обнаружил, что она лёгкая.

Это потому что Пера и Ханне не стало!

Или потому что отрёкся от них, приняв накануне детей Аннелисы?

Слёзы сами брызнули из глаз. Такое с ним случалось после удара по голове.

Он чувствовал, что грешен.

Тёплой рукою он гладил доски, всхлипывал и бормотал:

— Господи, если это кара Твоя, я приму её со смирением, но я хочу знать, за что? Если это испытание Твоё, я пойму. Но сейчас я думаю, что Ты здесь не причём. Подай мне знак, Господи!