Утром таможенный разъезд, выпасающий на заре контрабандистов по берегу Невы, нашёл на отмели Койвосаари труп старой женщины. Она не была утопленницей. Широкий разрез поперёк горла, из которого река вымыла кровь, указывал на умышленное убийство.
Когда по вызову начальника таможни на баркасе с солдатами из крепости прибыли фогт, юстиц-бургомистр и старший письмоводитель, они опознали тело, что случалось с ними в последнее время удручающе часто. Повитуха Грит приняла смерть в состоянии крайнего испуга, о чём свидетельствовала гримаса ужаса и отчаяния, как будто старуха знала, в чём её грех, и не готова была принять неминуемую расплату, всецело сознавая пугающую неотвратимость.
— Что-то такое я и предполагал, Калле, — сказал Хайнц, когда королевский фогт отошёл от них обсудить новости с начальником таможни бароном Мортеном Лейоншельдом, дружбы которого всегда искал и к которому был близок куда более остальных значительных мужей Ниена.
Карл-Фридер Грюббе засопел и уставился на реку, будто желал не столько отыскать в ней ответы, сколько утопить их. Нева величественно несла воды в самом нижнем течении, чтобы впасть в залив ровной широкой полосой серой стали. Если она притащила на себе труп, то отмыла его от скверны, и грешным делом казалось возводить на него подозрения.
Но бургомистру юстиции из Нюрнберга было не привыкать к осквернению.
— Повитуха Грит изгнала плод из Уты и перевезла на тот берег, у неё был челнок, — проговорил он, набивая трубку.
Трубок у бургомистра водилось много. Чашечка этой была вырезана в форме смеющейся козлиной головы с прижатыми ушами. Без рогов, но чистый дьявол. Письмоводитель немедленно набил свою, из вишнёвого корня, высек огонь и подал трут юстиц-бургомистру.
Карл-Фридер Грюббе задымил и продолжил:
— На том берегу, в лесу, Ута встретилась с отцом ребёнка. А теперь и Грит встретилась с ним.
Они раскурились, стояли и плевали, глядя на Неву, а потом Клаус Хайнц сказал:
— Они все поражены одной и той же рукой. Убийца слишком глуп или самоуверен, что равноценно. И это не бродяга, которого сдал нам ленсман Штумпф. При нём не было ножа и даже пустых ножен. Если он не Сатана, о котором стало принято у нас говорить, то не мог находиться одновременно в кроге фру Коновой и в Ниене, в доме купца и в его лавке, либо перемещаться между этими местами со скоростью молнии.
— Бродяга был на перекрёстке, — твёрдо сказал юстиц-бургомистр. — Деньги и крест взяты с трупа дочки шорника. Когда мы узнаем, кто дал ей кису далеров, мы сможем выйти на след настоящего убийцы. Не надо искать Сатану там, где его нет. Кому как не нам знать, что все злодейства совершают люди.
Главный письмоводитель дососал табак. В маленькой чашечке его не хватало надолго, да и всё у Хайнца было маломерным, как он сам, кроме гордости.
— Это были не моряки, — трубка запищала и засвистела, Хайнц сплюнул кислую слюну и выбил трубку о ладонь. — От начала навигации прошло не так много времени, чтобы плод потребовалось изгонять. Йомфру Ута общалась с убийцей раньше. Это кто-то из мужиков или вовсе из наших.
— Из бюргеров или из гарнизона, — кивнул Грюббе и выбил свою большую трубку, не дотянув до конца. — Поспрашивай у ремесленников, с кем видели дочку Тилля, с кем она общалась весной.
— А что будем делать с бродягой?
— Он — мародёр. Он ограбил труп, — мрачно сказал юстиц-бургомистр. — Что мы делаем с бродягами и мародёрами? Год земельных работ на благо Ниена, а потом выдадим русским.
Старший письмоводитель, накануне участвовавший в первом допросе бродяги, уставился проницательным взглядом снизу-вверх на бургомистра и предложил:
— Может быть, мы всё-таки устроим очную ставку с тем, к кому шёл из Руси Фадийка Мальцев? Опросим их обоих, а Малисон как следует переведёт с русского. Это может быть интересно. Его брата тоже коснулся Враг.