Зверь в Ниене

ТЫ И Я

— Ты не перегнул с ними, Калле? — когда никого рядом не было, старший письмоводитель и юстиц-бургомистр вели себя по-приятельски. Слишком много сотворено в Нюрнберге, слишком много знали друг о друге, и теперь обоим нечего было скрывать.

— Сёдерблум бесполезен. Он будет только мешаться, — бургомистр наморщил лоб, толстые складки легли буграми, у него было мясистое лицо, длинный широкий нос мясника и узкие губы бесчувственного человека. — Я не стану его тормошить, пусть занимается делами города. Там, где не надо принимать серьёзных решений, он чувствует себя как рыба в воде. От расследования случая с дочерью шорника Сёдерблум отмахнётся. Ты, Клаус, будешь возиться в грязи. Чувствую, нам всем оно принесёт несчастье. Это не простое убийство.

— А ты? — вскинул глаза Хайнц.

— И я, — Грюббе покивал. — Конечно же, я. Но на тебя я возлагаю большие надежды. Многие, слишком многие будут разговаривать с тобой, а не со мной. Поспрашивай ремесленников. Они тебя не любят, но им ты кажешься безобидным, а меня не любят и боятся. Пастора они любят, он их понимает, но его преподобие не может рассказать нам, что говорят ему на исповеди. Фогта любят, но не уважают, поэтому не будут с ним откровенны. Да он и не способен задавать правильные вопросы. Ленсман Штумпф — вот кто умеет копать, этим он и займётся у себя за рекой. А ты поговори с соседями Тилля Хооде: с кем они видели Уту позавчера, с кем она дружила, кто заходил к ним в последние дни, не было ли у шорника трений с крестьянами или моряками?

— Думаю, Тилль тут не причём. Он смирный.

— Ута?

— Йомфру последний год искала приключений. Я бы рассматривал в первую очередь вину гостей. Матросы могли незаметно увезти её на лодке.

— Зачем им увозить за реку и тащить в лес, это очень далеко и неудобно?

— Чтобы надругаться там по очереди. В безлюдье распутство часто обращается в грех, не ведающий христианских границ.

— Ночью, в грозу? — усмехнулся Грюббе.

— Темнота — мать греха. Не на пришвартованном же корабле им бесчинствовать?

— Зачем её надо было убивать?

— Судя по обилию крови на ногах, Уту взяли силой. Моряки точно не хотели, чтобы йомфру рассказала об их выходке. Я бы не захотел.

— Может, ты и убил?

— Хозяева видели, что я спал этой ночью на своём сундуке, — деловито возразил Клаус Хайнц и ласково улыбнулся: — А кто видел тебя?

— У меня есть два свидетеля, — серьёзно ответил бургомистр юстиции. — Оружейный мастер Вигстрём и серебряных дел мастер Оскар Пиль. Мы сидели у Вигстрёма всю ночь, с его домочадцами и прислугой.

— Никто не спал?

— Мы — нет, и им не пришлось, — углы рта Грюббе растянулись в жесткосердную гримасу. — Вполглаза, разве что. Мы играли в зернь, а потом стали просто надираться и болтать. Служанку гоняли в погреб за рассолом, потом за капустой. Меня хорошо запомнили.

— С них и начну опрос, — Клаус Хайнц поднялся, собрал бумаги, взял от стола трость и, опираясь на неё, вышел.