Зверь в Ниене

ПО ТУ СТОРОНУ НЕВЫ

Пока Малисон терзался и плакал, в ратуше, где служил письмоводителем Клаус Хайнц, царил полный хаос.

Преступление было для Ингерманландии неслыханное. Кто-то подкараулил и убил прямо в церкви Спаса Преображения отца Паисия.

Кровавое злодейство было совершено не в пределах Ниена, но в виду его. И это заставило городские власти прийти на помощь ленсману. На место преступления отправился бургомистр Пипер, кронофогт Сёдерблум, юстиц-бургомистр Грюббе и старший письмоводитель Хайнц с писарем Уве, оставив писаря Фредрика сторожить ратушу и учитывать посетителей.

Всей толпой сошли с парома и вскоре были в пределах храма.

— Алтарника я расспросил, — сразу сказал Ингац Штумпф. — Он обнаружил священника поутру, когда пришёл навести порядок, и сразу прибежал ко мне.

— И что вы находите? — спросил Грюббе.

— Не он, — замотал головой ленсман. — Я его знаю. Нет. Он почитал отца Паисия и вообще не был замечен ни в чём предосудительном.

Они зашли в храм. Труп священника уже унесли в дом, ибо оставить его валяться выглядело бы в глазах селян как поругание.

Кровавых следов было много. Пока переворачивали тело, пока вытаскивали, из лужи, как ни береглись, успели натоптать. Ничего другого однако не тронули. Ленсман позаботился, чтобы сохранить остальное на тех местах, которое они заняли после совершения преступления.

Церковная утварь претерпела некоторые разрушения. Валялся стоячий медный подсвечник на двадцать четыре свечи. Из него вывалился одинокий, пропущенный старушкой-свечницей огарок. Иконы, оказавшиеся на пути падения подсвечника, были сбиты, должно быть, священник и снёс спиной, избегая удара. Он не оказался лёгкой добычей. Отец Паисий яростно сопротивлялся. Душегуб долго гонялся за ним, а поп убегал и, не исключено, что нанёс убийце повреждения.

— Много похитили? — спросил бургомистр Пипер.

— Всё цело, — сказал Игнац Штумпф. — Мы проверили алтарь. Опросили дьяка Тимофея. Ничего не тронуто, да и оклады на месте, сами видите.

Кем бы ни был убийца, он совершил преступление в ночи и под покровом тьмы скрылся, избежав посторонних глаз.

Кто поднял руку на настоятеля?

И зачем? Ведь из алтаря ничего не пропало.

От осмотра трупа бургомистр Пипер и королевский фогт Сёдерблум воздержались. Предпочли покурить на крыльце, пока сыщики занимаются своим делом. Своё дело должностные лица по управлению городом и наблюдением за исполнением государственных законов сделали, а исполнительные чины пускай делают своё. К ним была выведена попадья с детишками, которым незачем было видеть совершенно для них лишнее.

Труп священника лежал на лавке, застеленной сложенной вдвое дерюгою, но и она пропиталась кровью, которая стекала вниз из многочисленных ран в спине.

— Что за зверь это сделал? — пробормотал писарь Уве и перекрестился.

Отец Паисий был в расцвете сил и не спешил расставаться с жизнью. Он заслонялся руками, покрытыми теперь порезами до плеч. Поперёк правой щёки виднелся глубокий разрез, сделанный наотмашь. Когда ленсман и Уве перевернули тело, стали видны прорехи на спине рясы, куда пришлись колющие удары ножа. Злодей догонял и бил, а священник убегал, пока не обессилели и не упал. И лёжа получил ещё несколько уколов вдоль позвоночника.

— Это не грабитель, — сказал Игнац Штумпф, и все согласились с ним, ибо цель умерщвителя была совершенно очевидна.

— А что делал отец Паисий? — спросил Грюббе, но прежде, чем ленсман ответил, Клаус Хайнц быстро сказал:

— Исповедовал Ханса Веролайнена.

— А ведь верно, — старый ленсман медленно кивнул. — Перед смертью Ханс начал говорить.

— Кто мог слышать? — жёстко спросил Грюббе и сам ответил: — Только бобыль при доме милосердия. Нам надо узнать, о чём проведал работник, с кем он после этого общался, и тогда мы найдём убийцу.

А поскольку подробно описывать место преступления не было нужды, ибо там было всё затоптано, мужи в сопровождении ленсмана отправились на паром и возвратились в город. Бургомистр Пипер и фогт Сёдерблум отправились в ратушу, а Грюббе. Хайнц, Штумпф и Уве быстро пошли в лазарет.

Горбуна они обнаружили во дворе. Левая рука Рупа была замотана тряпицей.

— Что с рукой у тебя? — спросил Карл-Фридер Грюббе.

— Ссадил, когда лучину колол, — с раздражением ответил бобыль.

И поскольку работник ниенского доктора говорил слишком дерзко, будто скрывал испуг под налётом злобы, бургомистр вызвал солдат и доставил подозреваемого в крепость для полноценной процедуры дознания.