Бескрылые птицы

Молимся Аллаху и его ангелам, чтобы приглядели за тобой и уберегли от пуль и дьявольской тьмы. Пусть ангел обовьет тебя своими крылами и защитит. Да не встретится тебе злой джинн. Пусть опасность, увидев тебя, отвернется и перейдет на другую сторону дороги. Да будешь ты здоровым, а не хворым, и пусть в усталости наградой тебе будет сон. Да будет пища для твоего живота и вода для твоего горла. Просим Марию, мать Иисуса, тоже присмотреть за тобой. Пусть в тяготах отыщется покой для тебя и хоть немного радости. Если смерть найдет тебя, пусть в белом саване и зеленом тюрбане ты вознесешься в рай, чтобы потом встретить нас у ворот. Пусть не случится ничего дурного с твоими товарищами. Просим Господа, чтобы ты о нас помнил, не забывал и молился за нас в этом суровом неумолимом мире. Пусть Аллах простит тебе обман отца, как простили мы, потому что он дал нам возможность выжить. Пусть Султан и Аллах вознаградят тебя, как вознаградим мы, когда ты вернешься. Пусть у тебя все будет хорошо, и да минует тебя дурной глаз.

У нас тут горе да злосчастье. И раньше ничего не имели, а теперь еще меньше. Было плохо, да стало хуже. Все ломается, товары не привозят ни морем, ни дорогой, купцам не с кем торговать. Считай, повезло, если имеешь луковицу на обед.

Из приятного — Лейла-ханым играет на лютне, музыка плывет над городом и приносит покой. Еще приятное — мы тут впервые увидали аэроплан. Он с жутким стрекотом пролетел над нами, все повыскакивали из домов, некоторые перепугались до смерти, а собаки взбесились — лаяли да подпрыгивали. Но Рустэм-бей знал, в чем дело, и объяснил, что это — летающая машина с человеком внутри, и мы увидали этого человека, он нам помахал, а потом покружил прямо у нас над головами, и мы долго обсуждали такое чудо, только не знаем, кто ж там летал. Наверное, ты уже видел аэроплан, интересно, что ты об этом думаешь? Нам кажется, это не к добру, потому как Аллах постановил птицам летать, а нам — ходить. Ну станем мы как птицы, а им в кого превращаться? А ну как человек взлетит аж до самого Рая? Чего тогда Аллаху делать?

Из очень плохого — пришли жандармы и увели много христианских ребят, которых не пускали на священную войну. Все случилось так неожиданно, стоял крик и плач, а мальчиков, по слухам, отправили в трудовые батальоны строить дороги и мосты, копать ямы и что-то сооружать. Говорят, жизнь в трудовых батальонах очень тяжелая, ведь христиане нас предали, и потому их заставляют урабатываться вусмерть и селят в гибельных местах. Твоего друга Мехметчика, который научил тебя читать, тоже забрали, хотя он просился в солдаты, мать с отцом очень за него боятся и говорят, что надежды никакой, но мы стараемся их утешить, а они утешают нас, ведь мы все расстались с сыновьями. Теперь у нас девушки и женщины выполняют мужскую работу, многие исхудали и хворают от непосильного труда и нехватки еды.

Еще из очень плохого — пришли Султановы люди и забрали нашу скотину. Взяли много мулов, ослов и лошадей, сказали, мол, требуются армии для джихада, а откуда нам знать, кто они такие? Дали нам бумаги, которые мы не можем прочесть, и сказали, что по ним нам потом вернут нашу скотину, либо дадут такую же. Кое-кто говорит, это бандиты и воры, а вовсе не Султановы люди. Прослышав, чего творится, народ стал прятать животину, и Али-снегонос, слава Аллаху, сохранил ослицу, но ходжа Абдулхамид, вот ужас-то, лишился своей Нилёфер. Ты ведь знаешь, как он любил и берег эту лошадь. Она старая, но все еще крепкая, из всех лошадей серебристая красавица, такой даже у Рустэм-бея не было. Сердце радовалось, как увидишь ее заплетенную гриву с зелеными лентами и медными колокольцами, медное подперсье с оттиснутыми стихами и тюркское седло, что ходжа купил у немытых кочевников. Загляденье, как гордо и красиво сидел в нем ходжа Абдулхамид. Увидев имама верхом на кобыле, Султановы люди, не считаясь с тем, что он почтенных лет и хафиз, грубо приказали ему слезть и отдать им лошадь, но ходжа обхватил ее за шею и так запричитал, что все услыхали, и у всех сердце кровью облилось от жалости; он Аллахом заклинал оставить ему Нилёфер, но те люди оторвали его руки от лошадиной шеи, и ходжа упал на землю, но вскочил и, снова обняв любимицу, зашептал ей на ухо, а лошадь прядала ушами и била копытом, и двое посланных держали имама, пока уводили Нилёфер, а он все кричал и плакал.

От горя и отчаянья ходжа Абдулхамид шибко захворал, потому что уж больно любил кобылу, а что у человека может быть дороже, да еще такой красавицы. Он говорит, что Нилёфер замучают работой до смерти, что в армии лошадей морят голодом, и они едят краску с повозок и домов, так было, еще когда он сам служил. Теперь Абдулхамид лежит на тюфяке, не ест, у него болит в боку, и он говорит, что не задержится на этом свете, а жена рассказывает, что у него и вода не проходит, так что один Аллах знает, оправится ли он. Врачей у нас не осталось, потому что все они христиане и пошли ухаживать за солдатами, хоть христиан не пускают воевать, и, случись какая болезнь, мы беспомощны, разве что небо ниспошлет исцеление. Ходжа Абдулхамид говорит, ему больше не увидеть Нилёфер и земля разверзлась под его ногами, чтобы он в нее сошел. Айсе-ханым руки ломает и плачет, но поделать ничего нельзя. Ходжа Абдулхамид лежит на тюфяке, по памяти вслух читает Святой Коран и говорит, мол, когда произнесет из него последнее слово, закроет глаза, облачится в белый саван и ляжет в землю среди сосен. Но если он умрет, кто будет править наши службы?

И вот что еще произошло: мы решили, у нас завелось привидение, потому что каждый день за полночь слышались вой и стенания, которые всех будили, и мы тряслись от страха на тюфяках, а завывание разносилось по улицам и не стихало часами. Собаки лаяли, а совы и соловьи смолкали. Мы все гадали, что это могло значить, и однажды ночью Рустэм-бей по долгу власти решил выяснить, в чем дело. Он взял с собой отца Христофора, поскольку ходжа Абдулхамид пребывал в болезни и отчаянии; священник прихватил с собой святое масло и святую воду, икону и прочие христианские штуки, с ними были еще двое слуг, у аги имелся пистолет. Оказалось, привидением была женщина, которая несколько лет назад потеряла мужа в Македонии, а теперь в Месопотамии лишилась всех сыновей, и это она, пьяная горем, бродила по ночам, а призрака никакого не было, но мы натерпелись страху, пока думали, что он есть. Теперь на ночь ее привязывают к дверному косяку, чтобы не выходила, а утром отвязывают, и она воет и печалуется в доме, на улицах не так слышно. Ты, наверное, помнишь, в последнюю войну у нас была одна такая женщина.

Твой отец говорит, что солдат подобен пальцу на руке гончара, а его товарищи — остальным пальцам. Вражеские солдаты — пальцы другой руки, они супротивничают, ибо никакой горшок одной рукой не сладишь, а гончар — Аллах, и он солдатами мнет мир, как глину, и потому тебе надо гордиться, что ты — палец Господа, а если не гордишься, то смирись. Мать велит почаще стирать одежду, а то кожа воспалится и появится зуд. Ей бы хотелось, чтобы ты снова стал маленьким и не ходил на войну.