Бескрылые птицы

89. Я Филотея (15)

Когда комиссия пришла оценивать имущество, никто особо не обеспокоился. Мы не верили, что нас вышлют, мы ведь по-гречески не говорили. Только Леонид-эфенди и отец Христофор знали греческий.

— Мы не греки, мы оттоманы, — сказали мы.

А комиссия отвечает:

— Оттоманов больше не существует. Если вы мусульмане, вы — турки. Если вы христиане и не армяне, но местные, вы — греки.

— А то мы не знаем, кто мы такие, — говорим мы, но комиссия не стала слушать, а принялась оценивать наши пожитки.

Приход жандармов с указом всех ужасно потряс, времени на сборы не дали, никто не знал, что делать и что с собой брать, паника неописуемая.

Многие кинулись продавать имущество соседям, каждый пытался что-нибудь сбыть, и потому все уходило за бесценок. Мой отец Харитос тоже мотался с горшками и коврами, пытаясь их продать. Мой брат Мехметчик дезертировал из трудового батальона, считался вне закона, и мы не могли его известить. Моя мать Поликсена вопила и хваталась за голову, пока мы раскладывали пожитки и собирали еду. В конце концов она решила оставить свой сундук у вдовы ходжи Абдулхамида Айсе, надеясь, что когда-нибудь вернется за ним и заберет. Я помогала тащить сундук, Айсе-ханым была ужасно расстроена, и нам пришлось ее успокаивать.

Я просто разрывалась. Мы с Ибрагимом обручены, а он ушел далеко в горы с Кёпеком и козами. Я христианка, но стала бы мусульманкой, если б вышла за Ибрагима. Я не знала, что делать. Я его любила, но понимала, что пока он не в себе, и еще знала, что он совсем рядом. Я любила отца с матерью и хотела уйти с ними в наш новый дом, но также хотела остаться и выйти за любимого, когда он поправится.

Все это крутилось в голове, и уже не было сил терпеть, думала, с ума сойду от терзаний, и когда мать отвернулась, я побежала по улице мимо богатых домов, где раньше жили армяне, а потом пробиралась сквозь колючий кустарник среди гробниц, натолкнулась на Пса и спросила:

— Пес-эфенди, скажите, пожалуйста, куда Ибрагим повел коз?

Он показал на холм у моря и покачал пальцем, будто говоря: «Не ходи», но я все равно пошла.