Воспоминания

ГЛАВА ХLIII

Можно сказать, пожалуй, что в то время не нашлось бы такого театра в Италии, который не был бы мне хорошо знаком. С января по апрель 1935 года продолжался новый, особенно напряженный для меня сезон итальянской оперы. Где я только не пел — от Триеста до Бари, и от Палермо до Генуи. Когда я пел в Палермо, мэр города пришел слушать меня вместе со своими гостями — это были восемьдесят английских бойскаутов, которые случайно оказались в тот момент в Палермо. В этот сезон я пел в «Травиате» с Клаудией Муцио, в «Силе судьбы» и «Манон» — с бразильской сопрано Биду Сахайо, в «Богеме» — с Пией Тассипарией, в «Марте», «Андре Шенье» и «Фаворитке» — с Джузеппиной Гобелли, и в других операх.

В мае 1935 года я поехал в Берлин, чтобы сниматься в моем первом фильме. Фильм был итало-немецкого производства, ставил его режиссер Аугусто Дженина. Поначалу я был просто в панике, как это случается со всяким, кто первый раз снимается в кино, главным образом потому, что боялся — так же, как тогда, когда впервые записывался па радио, — что техника исказит мой голос. Но под конец я совершенно успокоился.

Работать мне приходилось невероятно много: делалось два варианта фильма — на немецком и итальянском языках. Так как я не знал немецкого, то приходилось заучивать наизусть нескончаемый набор каких-то бессмысленных для меня звуков. Сюжет фильма, взятый из какой-то маленькой новеллы, был лишь предлогом, разумеется, для того, чтобы я по ходу действия мог петь в нем как можно больше. Знаменитый тенор встречает молодую скромную девушку (ее играла Магда Шнейдер) и влюбляется в нее. Вскоре они женятся. Но в один прекрасный день она случайно встречает того, кого когда-то любила. В отличие от мужа-тенора, он молод и красив. Муж замечает, что их влечет друг к другу, он готов пожертвовать своим счастьем и уйти из их жизни. Но под конец молодая женщина понимает, что в действительности любит своего мужа и решает остаться с ним.

В фильм были включены сцены из разных опер: из «Марты», «Аиды», «Любовного напитка», «Риголетто», «Лоэнгрина», «Силы судьбы» и одна новая песня — «Не забывай меня», специально написанная для этого фильма Эрнесто де Куртисом и сразу же ставшая очень популярной. Съемки велись в Гамбурге и на трансатлантическом пароходе «Бремен». В обоих вариантах — немецком и итальянском — фильм назывался «Не забывай меня».

Фильм имел такой потрясающий успех, что в ближайшие несколько лет я снялся еще в пятнадцати фильмах, и все они, честно говоря, были на один манер. Кинокритики так дружно приходили в ужас от этих фильмов, что я понял — в художественном отношении они никуда не годились. Но это не имело для меня никакого значения. Я никогда не собирался становиться кинозвездой. И дело не только в том, что фильмы эти давали мне значительный доход. Они создавали огромную аудиторию, такую, какую я никогда не мог бы иметь. Фильмы с моим участием смотрели во всех уголках земли, даже в самых далеких и самых маленьких городах и селениях, куда я вряд ли мог бы добраться на гастроли. В больших городах фильмы доносили мое пение до тех людей, которые по тем или иным причинам — из-за отсутствия денег, недостатка культуры или интереса к музыке — никогда в жизни не бывали в оперном театре или в концерте.

Это стало мне ясно из тысяч и тысяч писем, которые я получал и которые были столь невероятно восторженными, что порой переставали уже льстить мне и начинали тревожить. Так было, например, когда одна синьора из Берлина написала мне, что за месяц она просмотрела фильм «Не забывай меня» 67 раз!

Когда я снимался для кинофильма в Берлине, после одного моего благотворительного концерта в гостинице «Кайзерхоф» был устроен прием. Тогда же я познакомился с Рихардом Штраусом и Францем Легаром.

В июне 1935 года я приехал на три месяца в Бурнос-Айрес. Труппа, в которой я должен был петь в театре «Колон», оказалась очень разнородной. В нее входили в основном французские певцы из парижской «Опера-комик» и исполнители других национальностей — сопрано немка Вина Бови-Фишер, бразилианка Биду Сахайо и всего несколько итальянцев. Руководил труппой, если ее можно так назвать, Эрнест Ансерме. Результат в конечном итоге получился не очень хорошим. У нас было мало репетиций, и вообще спектакли ставились гораздо хуже, чем раньше. Я пел во многих знакомых мне операх, но выступил также в одной новой роли — 10 сентября я пел вместе с Нериной Феррари в «Фаусте» Гуно.

Я не мог не пожалеть, что случай не познакомил меня раньше с этой оперой, одной из самых мелодичных. Опера очень красива, главная партия в ней теноровая, и петь в ней — одно удовольствие. Но я все же так глубоко проникся другим Фаустом — Фаустом из бойтовского «Мефистофеля», — что не мог полностью, как мне хотелось бы, войти в эту новую роль, которая хотя внешне как будто похожа на ту, на самом деле тонко и глубоко внутренне отличается от нее. Во всяком случае, это только мое личное ощущение. Тем не менее я старался петь как можно лучше и так, чтобы публика ничего не заметила. Музыка так идеально подходила к моему голосу, что, кажется, я сумел это сделать.

Неприятное воспоминание осталось у меня о премьере «Фауста» в театре «Колон». Заключенная в тюрьму Маргарита сходит с ума от страданий. Безумно плача, она срывает солому со своего ложа и разбрасывает ее по полу вокруг себя. Я направляюсь к Маргарите, чтобы утешить ее, как вдруг с грохотом падаю навзничь. У меня были новые ботинки, и я поскользнулся на соломе, которую она разбросала. Я больно ушибся. Но, как всегда, когда что-либо подобное случается на глазах у публики, я попытался как-то замаскировать эго неловкое падение и притворился, будто так и должно было быть. Я остался лежать распростертым на полу, как бы изображая крайнее уничижение и смирение, и стал подползать к Маргарите, думая при этом только об одном — цел ли у меня позвоночник.

В конце октября 1935 года я вернулся в Берлин на премьеру моего фильма в «Ufa Palast am Zoo» и задержался там, чтобы дать несколько концертов и выступить в оперных спектаклях. 29 ноября на одном из моих благотворительных концертов я познакомился с великим пианистом Вальтером Гизекингом.