200 дней до приказа

Глава 15

Человек, не служивший в армии, никогда не догадается, какое помещение за забором военной части больше всего похоже на дом. В смысле не на строение, а именно на дом, где уют, где тепло…

Казалось бы, чего гадать — конечно, казарма, она же как бы и есть дом.

Ан нет. Казарма — это скорее склад тел личного состава. Другое дело — склад. Вот где военнослужащий может расслабиться. Именно этим сейчас и занимался Шматко в компании главной составляющей склада — Данилыча. Где ещё Шматко мог бы вот так посидеть: рубашечка расстёгнута, чаёк, бутербродики, сахарок…

— Зря ты, Данилыч, учиться не хочешь, — рассуждал Шматко, человек, достигший в этой жизни высот небывалых, и всё благодаря своему вовремя полученному высшему образованию…

— Куда мне учиться? Мне уже надо думать, как детей выучить, — пытался свернуть с темы Данилыч…

— Учиться никогда не поздно, — продолжал агитировать Шматко. — Я вон, когда институт закончил? А уже командир роты. Следующий этап — заместитель командира части. Я слышал, наш зампотыл переводиться собирается, потом, пару годиков, Зубов на повышение пойдёт — и у меня все шансы. Такой вот открывается карьерный рост.

Данилыч наливает в стакан заварку.

— Не жмись, не жмись, Данилыч, больше лей, — внимание Шматко переключилось на процесс наливания заварки, — я покрепче люблю.

— Покрепче — это ты должен был принести, — огрызнулся Данилыч. — Кого у нас командиром роты назначили?

— Не командиром, а ИО, Данилыч, исполняющим обязанности.

— Чё-то я тебя не пойму. Как карьерный рост, так он командир роты. Как проставляться, так он ИО. ИО, не ИО — это ж всё равно повышение. Тем более ИО на зарплату не влияет…

Упоминание слова «зарплата» заставило Шматко поперхнуться чаем.

— Ох, любишь ты, Данилыч, чужие деньги считать…

— Мне твои деньги не нужны, а вот проставить ты обязан как исполняющий обязанности, и вообще, как любой нормальный офицер, как человек, как друг…

— Ты мне на совесть не дави. Надо — значит, проставлюсь. С зарплаты. Я свои обязанности знаю, — веско закончил Шматко.

— Ну-ка, ну-ка… — Появление майора Зубова на пороге склада мигом превратило его из помещения домашнего и уютного в склад, продуваемый командирскими инспекциями. Рубашку Шматко не успевал застегнуть, даже если бы Данилыч вдруг начал ему помогать…

— Не могли бы вы, товарищ лейтенант, доложить мне свои обязанности. — Прищур глаз майора явно указывал на то, что он не имел в виду количество проставляемого по случаю повышения в должности.

— Товарищ майор! Командир роты обязан… Я… это… сразу не могу, повторить надо…

— А я тебе помогу. — Помощь командира — это было то последнее, в чём нуждался Шматко сегодня. — Главная твоя обязанность — чаще находиться с личным составом! А не чаи на складе гонять! Смотри, Шматко, сейчас ты ИО, чтобы не стал БУ…

— Товарищ майор, Николай Николаич, — затараторил лейтенант, — я же это, я просто за краской зашёл, окно надо в канцелярии подкрасить.

Вот и вообще, решил в роте порядок навести — образцовый!

Банка с краской, которую схватил Шматко в качестве прикрытия, как назло, во-первых, оказалась стеклянной, а во-вторых — ярко-красной.

Окно в канцелярии должно было выйти просто на загляденье.

— Иди, ИО комроты, и наводи порядок, и про занятия не забывай, — подытожил Зубов.

— А я не забываю, сегодня как раз у нас эта — строевая, — пролепетал Шматко.

— Посмотрим… И на строевую посмотрим, и на порядок в роте, и на окно красное в канцелярии — тоже интересно будет взглянуть…

Не каждый день сержанта, да ещё дедушку, командир роты вызывает пообщаться прямо к умывальнику. Умыть — так умыть, в прямом и переносном смысле.

— Гунько! Почему у тебя в роте бардак?!

Гунько мог бы долго и вдохновенно объяснять, почему именно у него в роте ну никак не бардак, и что бардак — это то недостижимое, что вдохновляет всех служащих роты, а также пожаловаться на дикую нехватку женских кадров… Но Шматко всё равно бы не понял. Гунько решил уточнить.

— Почему бардак, товарищ лейтенант?

— Это я у тебя спрашиваю, почему бардак?!.

— Где? — с надеждой переспросил Гунько, обшаривая взглядом помещение.

— Где, где… В рифму сказать? Куда ни глянь — везде бардак! За порядок в роде в первую очередь отвечает кто?

— Дежурный по роте! — Гунько перестал искать мираж бардака и принялся усердно изображать знатока и любителя устава.

— За порядок в роте в первую очередь отвечает командир роты! А я не хочу отвечать, в смысле, не хочу, чтобы вопросы задавали… Значит, так — с сегодняшнего дня в казарме всё должно блестеть…

— Товарищ лейтенант, у нас всегда всё блестит, — обиделся Гунько.

— А теперь всё должно сиять. Порядок будем поднимать на новый — недосягаемый — уровень.

Перспектива недосягаемости явно не радовала Гунько. От обеда до забора — это хоть как-то можно понять, но с утра и до недосягаемости? Так можно и до дембеля не дожить.

— Это что там, на полу? — не унимался Шматко.

— Пятно, от краски…

— И что оно там делает? — заинтересовался лейтенант.

— Просто находится, — честно ответил Гунько, — оно не смывается.

Ему уже лет десять…

Арифметика всегда была слабым местом Шматко и вызывала у него приступы раздражения и упорства.

— А тебе сколько лет, сержант?

— Двадцать…

Умудрившись разделить двадцать на десять, Шматко получил результат, который моментально объяснил ему, что нужно делать с пятном.

— Получается, Гунько, ты в два раза старше этого пятна. И опыта у тебя в два раза больше — и ты не можешь с ним справиться? Не верю, Гунько, не верю…

Гунько не решился вступить в открытую схватку с врагом — опыт опытом, но откуда у духов возьмётся опыт, если их не учить…

— Лавров! Тащи лезвие! — решение вопроса порадовало лейтенанта. Он был почти удовлетворён. Даже если больше ничего в этой жизни он не достигнет, одну вещь он всё же сделал — на одно пятно от краски в мире станет меньше…

— Во-от. Начал мыслить. Через час проверю — чтоб я не беспокоился из-за каких-то там пятен!

Не торопясь. Каждый шаг не торопясь. Слева лес, справа поле.

Впереди — мостик через замёрзшую речушку. Соколов остановился. Ему оставалось пройти не больше километра, чтобы добраться до родного дома. Но торопиться не хотелось. Он уже был дома — здесь и сейчас.

Сзади послышался шум приближающегося трактора. Деревня — не город, здесь транспорт останавливается сам. Наверное, кто-то другой и воспользовался бы шансом, чтобы, устроившись в кабине трактора, добраться домой без комфорта, но в тепле. Только не Соколов. Трактор уже скрылся за мостом, а солдатик, с кайфом вслушиваясь в скрип снега под ногами, не торопясь поднимался на холм. Ещё несколько шагов, и перед ним открылась родная деревня. Срезая дорогу, он пошёл вниз с холма и остановился только у самого въезда, у дорожного знака с полустёртым названием «Максаковка».

Первым Соколова услышал Тарзан. Не человек-обезьяна и не любимый мужчина Наташи Королёвой. Каждый метр продвижения к родной калитке был густо смазан лаем любимой собаки.

— Тарзан, Тарзан, ты чего? Не узнал, что ли? Это же я! Тихо!

Сидеть!

Тарзан услышал. А Соколов почувствовал — руки его были вылизаны в мгновение ока. Ещё несколько шагов — и родной порог.

Только скрип двери сарая предупредил блудного сына — медленно, внимательно глядя под ноги, с ведром молока к дому шла мама…

— Мама… Ма-ама! — тихонько окликнул Соколов. Почему-то считается, что человека нельзя испугать, если огорошить его тихим голосом. Мама Соколова всего лишь упустила ведро, полное молока…

Хорошо, что зима: белое на белом почти не заметно…

— Кузя!. Так это же… Кузя! — вслед за молоком на снег пролились мамины слёзы.

Кузьма Соколов чинно снял шинель и сверкнул великолепием пусть не дембельской, но всё же отменной парадки. Мама как села на табурет, так и не сводила глаз со своего сына, дед — другое дело.

— Я сразу догадался! — ожил дед. — Тарзан залаял, значит, кто-то пришёл. Думал — Митрофаныч, денег просить, а потом слышу — Тарзан успокоился. Странно, думаю! Неужели ушёл?! Не-е — не мог Митрофаныч так уйти! Значит, свой! Мать — в сарае, Варя — на почте, я — тут! Значит, Куьма!

— А ты, дед, всё такой же — Шерлок Холмс из Максаковки! — в свою очередь умилился Соколов.

— Да-а! — не стал скромничать дед. — Мать, чего сидишь? Сын с армии пришёл…

— Так я ж не насовсем пришёл…

— Как это? — недопонял дед. — Дезертировал, что ли?

— Отпуск! Вы что, телеграмму не получали?

— А как мы её получим?! Почта уже третий день не работает, — следующую фразу дед произнёс не совсем по-русски, зато очень эмоционально. Отдышавшись, добавил: — Проблемы со связью!

— Чего же это я сижу, ты ж голодный, наверное, — наконец начала приходить в себя мама.

— Вот я и говорю, чего сидишь?! Неси давай! — Дед своего не упустит.