Заходя в кабинет майора Зубова, Староконь знал лишь одно: просто так, в такое время, Зубов его вызывать не будет.
— И снова здравствуйте!
— К нам тут делегация на днях приезжает, — Зубов сразу приступил к делу.
— Проверять будут? — догадался замполит.
— Хуже! Не проверять, а смотреть! И всё снимать ещё будут.
Телевизионщики еду — фестиваль у них так какой-то военный, и мы у них там типа «самой поющей части округа»!
— Не понял, а с каких это пор наша часть стала самой поющей?
— А я знаю? — У майора были подозрения, что некто в штабе решил подложить части свинью. — Либо кто-то сильно ошибся, либо кто-то сильно хочет, чтобы мы облажались…
— Так, может, звякнем, скажем: «Пардон! Вы ошиблись номером…»
— Да, и добавим: «Наша часть не такая — мы тут все ждём трамвая»… Ты думай, что говоришь! Ладно, резюме такое: раз там, — показал пальцем наверх, — так считают, значит, надо соответствовать…
В армии всё делается быстро. Фактически, вообще если делается — то быстро. Медленно наши не умеют. Если бы наши умели медленно, это были бы чужие, типа финнов или эстонцев.
Секрет прост: наши умеют ставить задачи, а память плохая, поэтому, если задача затягивается на такой срок, что память начинает сбоить, — пиши пропало: дело будет загублено.
На этот раз задачи ставил Староконь. Делал он это в Ленинской комнате, которая давным-давно называлась иначе, но как-то неудобно и некрасиво, и потому дело Ленина всё ещё будет понемногу жить — красивый псевдоним он себе выбрал.
— Значит, так, бойцы, — начал Староконь, — излагаю план работы!
Старики должны быстро и красиво… Я подчёркиваю — красиво!
…пробежать полосу препятствий!
— А чего сразу старики? — возмутился Гунько.
— А потому что старики телегеничнее. Такой ответ устраивает?
— Не, ну теперь ясно!
— Заниматься с вами будет капитан Кудашов! Дальше так — Фахрутдинов, как молодой, но перспективный, разберёт на время автомат!
— С завязанными глазами? — удивил вопросом боец.
— А что, можешь с завязанными? — оживился замполит.
— Может! — подтвердил Гунько. — Им, татарам, всё равно, что водка, что пулемёт, — лишь бы с ног валило!
— Отличная идея! — Староконь аж просветлел лицом. — Так и запишем! С завязанными глазами… Ответственный старший лейтенант Смальков. Щур! Где Щур?
— В наряде, — доложил Гунько.
— Ладно, передадите ему, что он, как человек с высшим образованием, покажет делегации на карте все страны блока НАТО.
Ответственный — лейтенант Шматко. Ну, и главное… Хорошую военную песню исполнит Нестеров! Слышишь, Нестеров?
— Так точно!
— Это дело я буду контролировать лично! Гитара у тебя в порядке?
— В полном!
— Это хорошо! Значит, так — все надписи на гитаре стереть!
Особенно ту, что возле наклейки с тёткой! Да, и тётку тоже убрать! А я попробую достать звукосниматель, чтоб звук был, как этот — долби-сюрраунд!
— Товарищ майор, звукосниматель не нужен — у них выносной микрофон на стойке! — проявил Фахрутдинов нежданную сверхинформированность.
— А ты откуда знаешь? — удивился Староконь.
— Да я так, — смутился рядовой, — до армии подрабатывал на областном телевидении — насмотрелся там!
— Ладно, поправки принимаются! Так, про надписи на гитаре я сказал, Нестеров… Сказал?
Иногда вечер мудренее утра. Староконь решил, что выбор репертуара — дело вечернее. Желание лечь спать — стимул ничуть не менее сильный, нежели желание покушать или выпить…
— Так, бойцы, времени мало! Давайте уже определяться. Версии! — начал отбор замполит.
— А давайте эту! Про батяню-комбата? А? — предложил Лавров.
— Эту песню только ленивый не споёт. Нет, надо что-то оригинальное, — забраковал замполит.
— О! А давайте про поручика Голицына споём, и корнета Оболенского, — вдохновился Нестеров.
— Нет, это белогвардейщина, — замполит идеологические вопросы чувствовал чрезвычайно тонко. — Вот «Любэ» было бы хорошо! Его наш Президент любит! Жаль, что уже спели… Секут фишку, а мы пока сопли жуём…
— А давайте всех уделаем Западом! Все знают! — жутко перевирая текст и ноты, Лавров заорал: — You in the army now! O-uo! — Лучше всего получилось «O-uo!»
— Ты, Лавров, в НАТО собрался? — остудил рядового Староконь. — Башку сначала нормальную отрасти, а потом предлагай, рейнджер сраный.
— Товарищ майор, а давайте эту! Очень простой мотив! — вдруг проснулся Соколов:
И вот стою я на плацу
В парадной форме, навсегда покинув строй…
И чуть не слёзы по лицу.
Сегодня к матери-отцу
Солдат уходит домой.
— Что это за песня? — замполиту тема не понравилась. — Самопал?
Нет, надо что-то популярное.
— А давайте «Десятый наш десантный батальон»! — проснулся Щур. — Кирюха, подыграй.
Нас ждёт огонь смертельный
И всё ж бессилен он…
Старая песня неожиданно круто пошли, первым начал подпевать замполит:
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный…
После замполита подхватили все:
Десятый наш десантный батальон!
Когда Лавров дал финальный аккорд, петь всё ещё хотелось.
— ОНО! — провозгласил майор Староконь. — Отлично! Только при чём тут десантный батальон?
— А мы «десантный» поменяем на «пехотный» и будет — зашибись! — нашёлся Лавров.
— Отилчно! Ставлю задачу — вспомнить слова, поменять одно и отрепетировать! Соколов, ты — старший! Я в вас верю! Мешать не буду.
Пока! — Ушёл замполит стремительно, видно, куда-то спешил. Явно — не учить номер для телевидения.
— А сейчас старший дядя назначит исполнителей, — подхватил эстафетную палочку замполита Соколов, — молодых исполнителей. У нас будет дуэт! Ну, понятное дело, — Нестеров, он у нас музыкант. И Лавров! Давайте, учите!
— Мужики, а кто-нибудь слова-то помнит? — спохватился Нестеров.
Слов не помнил никто.
Преодолевать полосу препятствий — это не песни петь. Особенно если мероприятие проходит под контролем офицера гестапо, в миру известного как капитан Кудашов. Сегодня к его традиционным перчаткам добавился секундомер.
— Ну, вот! На третий раз получше! — прокомментировал капитан очередной финиш. — Но ещё не идеал! А чё такие лица невесёлые?.
Вы что, «пол-Европы по пластунски пропахали»? А ну, «деды», улыбки девять на двенадцать и зафиксировать секунд на двадцать!
«Старики» мученически улыбнулись — такая улыбка могла понравиться только Кудашову…
— Вот, другое дело! Вот такие счастливые лица и должны остаться в памяти телезрителей. Держать улыбку…
Пока бойцы держали убытку, к будущим участникам телешоу подошёл майор Зубов.
— Смирно! — моментально отреагировал комроты.
— О! Весело тут у вас, — отреагировал на улыбки дедушек майор. — Ну, как дела, Павел Наумович?
— Процесс идёт! К вечеру планируется достижение рекордных результатов!
Процесс шёл и на фронтах военно-политической подготовки, проверку вёл Шматко, отвечал Щур.
— Итак, в блок НАТО входят… — начал Щур.
— Стоп! Давай помедленнее и с чувством! — внёс коррективы Шматко. — Всё-таки не девок по списку вызываешь, а наших потенциальных противников.
— В агрессивный блок НАТО, — добавил эмоций в голос Щур, — входят США, Германия, Англия, Дания, Греция, Польша, Венгрия, Румыния, Украина, — на всякий случай, не видя реакции со стороны Шматко, Щур решил перечислить стран побольше, — Хорватия, Албания, Сицилия, Израиль…
— Стоп! Израиль же на этом… на Ближнем Востоке! — удивился лейтенант.
— Так и Турция на Ближнем! — резонно возразил Щур.
— Подожди! Израиль точно не в НАТО!
— А чего ж, по-вашему, их тогда американцы поддерживают? А винтовки М-16 у них чьи? Их недавно приняли! Хотели Украину, а приняли Израиль!
— Ладно, — сдался Шматко, — Израиль принимается. Давай дальше!
Смалькову досталось самое лёгкое — рядовой Фахрутдинов. Всё, что требовалось от старшего лейтенанта, — это засечь время. Всё остальное делал боец. Разбирал Фахрутдинов здорово — с завязанными глазами у него почему-то получалось быстрее, чем у остальных бойцов с глазами, так сказать, наружу…
— Отличный результат! — щёлкнул секундомером Смальков.
— Молодец, Фахрутдинов! — Подвиг бойца завёл майора. — А может, и мне молодость вспомнить? А ну, Фахрутдинов, завяжи-ка мне глаза! А вы, — Зубов кивнул солдатам, — учись, молодёжь, как работать надо! Начали!
Начал майор хорошо, но непокорная пружина предательски не стала на правильное место, а затем и вовсе выпала на пол из рамы затвора.
— Да, руки уже не те — теряю форму! — смутился майор. — Надо срочно тренироваться! Но всё равно, мы с вами молодцы!
— Теперь — проверить Шматко, — напомнил Староконь…
Как известно, майор предполагает, а полковник располагает, если в дело не вмешается генерал.
— Товарищ майор, вас к телефону из штаба округа! — ворвался в комнату дежурный по части.
— Ё-моё! Ну когда ж это закончится! Замполит, пошли, может, это опять по твоей части?
Карта, расстеленная на столе Зубова, не несла на себе отпечатков военных действий. Ни тебе флажков, ни стрелок, означающих наступления и прорывы. Это была довольно подробная, но всё же абсолютно мирная карта области, над которой и склонились командир части и замполит.
— Я так понимаю, что это здесь! — сориентировался «на местности» замполит. — Зачепиловский район — часа два езды.
— Если дорога занесена, то все три! — подправил Зубов. — Так, дай-ка я, вот лес — а вот наш ЗКП — замаскированный командный пункт.
Старый и никому на фиг не нужный, но до сих пор закреплённый за нами… Да, вон он, родимый…
— Николаич, ты хоть скажи толком, что там случилось?
— Местная милиция тревогу забила — на пунктах приёма металла тамошние «старатели» уже вовсю сдают содержимое нашего ЗКП!
— А как они внутрь попали? — не понял замполит.
— В том-то и дело, — махнул рукой Зубов, — что двери на этом ЗКП спёрли ещё при Бородине! Я хотел новые поставить, даже на склад их завезли, да всё руки не доходили! Вот и дождались…
— Так, может, телевизионщиков сбагрим, а потом…
— Какой потом? Мне тут статью обещают пришить за халатное…
Уже, кстати, и срок дали.
— Какой срок? — В воображении замполита немедленно образовалась картинка майора, отсиживающего срок, и его — майора Староконя — с передачами, навещающего Зубова…
— Сутки!! — оборвал фантазии замполита Зубов. — Под личную ответственность! Завтра вечером на ЗКП должна быть новая дверь! Так, передай дежурному — всех офицеров ко мне! Срочно!
Начав перечислять страны — члены НАТО, Щур остановиться уже не мог. Ему мешало его географическое образование. С неизбежностью каждая страна на карте мира переходила в ненавистный агрессивный блок.
— Вот, товарищ лейтенант, далеко не полный перечень стран НАТО на американском континенте! Добавьте сюда ещё Парагвай и Чили, и вы получите неутешительную картину того, как НАТО расширяется не только на восток, но и по всему миру!
— Ты что, уже совсем меня за дурака считаешь?! — Шматко абсолютно точно понимал, что Щур несёт чушь, но в каком именно месте, сообразить никак не мог — стран было названо слишком много, которая из них не входила в Северо-Атлантический блок, Шматко вспомнить не мог. — Чили не входит в НАТО — это я точно помню! — решился лейтенант.
— Тем не менее, — уверенно продолжил Щур, — южная оконечность Чили — идеальный плацдарм для удара по нашим полярным станциям в Антарктиде!
От «по нашим полярным станциям» Шматко совсем поплохело.
Чтобы окончательно угробить лейтенанта, надо было только рассказать о наших союзниках — отделениях боевых пингвинов, и на место Шматко можно будет немедленно искать замену.
— Товарищ лейтенант, вас срочно к командиру! — Дневальный, прервавший пытки Шматко, пришёл как нельзя вовремя.
— Ладно, Щур, никуда не уходи! Мы ещё поговорим!
Всё-таки Шматко всегда отличался склонностью к самопожертвованию…
В штабе собрался полный офицерский состав. Установку, естественно, давал Зубов:
— С одной стороны: послезавтра приезжает вся эта фестивальная братия… С другого боку — проблема с нашим ЗКП в Зачепиловском районе, решить которую надо до завтра… Вопрос — кто? Так, Кудашову завтра надо ещё «старичьё» по полосе погонять — пусть не расслабляются… Смальков!
— Я завтра в наряд заступаю!
— Ясно… Остаёшься ты, Шматко! Завтра утром возьмёшь Фахрутдинова — у него с автоматом всё в порядке, у Нестерова — с песней тоже вроде лады — и… Папазогло! От него всё равно здесь толку мало!
— Товарищ майор, разрешите ещё взять Щура.
— Щур пусть с НАТО разбирается!
— Так мы с ним по дороге и «отполируем». Что-то он плавает в вопросе, — объяснил Шматко.
— Добро! Поедете на «ЗИЛе». Утром заберёшь у Данилыча двери и вперёд! Только замок проверь — чтоб закрывался, вдруг заржавел — смажь… Ладно, кого я учу? Ну, вроде бы всё!
— Ещё важный момент! — взял слово Староконь. — Товарищи офицеры, напоминаю, чтобы завтра все принесли из дома украшения для казармы! С возвратом, естественно!
— Хорошо, что напомнил, замполит! А я утром стану на КПП и лично проконтролирую — кто что принёс! Понятно?
Разве можно не понять начальника части?
Наряду не то чтобы повезло, но на их глазах происходило то, что обычно не происходит… Сначала в казарму зашёл майор Зубов и притарабанил горшок с цветком. Не успел дневальный прийти в себя, как с очередным подарком явился замполит. Чудесные дела творятся в казармах во славу приезжающего телевидения…
— Дневальный! Цветок возьми! И смотри, не поломай! — Зубов отдал цветок и начал осуществлять мониторинг принесённого остальными офицерами. Первым под руку попался замполит.
— Степаныч, ну-ка, что там у тебя? — В стопке книг первой лежал томик Оноре де Бальзака «Гобсек». — Это что, про этих? — догадался Зубов.
— Про кого? — удивился Староконь. — Да нет, просто название такое…
— Ааа, — простил замполита комчасти и тут же заметил в углу картину. — О! А это что за народное творчество?
— Это Шишкин! «Утро в сосновом бору»! Моя работа! — радостно доложил Смальков.
— Так ты ещё и рисуешь? — внимательно присмотревшись к картине, заподозрил майор.
— Да нет, — смутился Смальков, — это мне на двадцать третье подарили…
— Ладно, годится. А Кудашов где?
— А вон — свою нэцкэ пристраивает, — доложил Смальков.
Действительно, капитан Кудашов аккуратно устанавливал малюсенькую статуэточку.
— А покрупнее ничего не было? — выразил своё недовольство майор.
— Товарищ майор, это же нэцкэ!
Что такое нэцкэ, майор не знал, но то, что оно было маленьким, а значит, не впечатляющим, он понимал прекрасно:
— Я вижу, что не пэцки и не цацки… А лупы в комплекте не было?
— Зря иронизируете, — обиделся капитан, — знаете, сколько она стоит? Как вот эти три тумбочки!
Три тумбочки, скорее всего, чего-то стоили исключительно на балансе части, рыночная их цена приближалась к отрицательному значению.
— Уж лучше бы ты три тумбочки принёс!
Майора прервало появление Шматко. Шматко появился не один, компанию ему составил гигантский ковёр, волочимый лейтенантом на плече.
— Ну, Шматко, всех уделал! — обрадовался Зубов. — Вот, берите пример, как человек за часть переживает!
— Товарищ майор, так я на складе пару банок краски возьму? Ну… бункер покрасить!
Шара — не прокатила.
— Без тебя покрасят! — Восторг майора кончился так же быстро, как и начался. — Ты лучше двери не забудь! Езжай давай! Времени мало…
— Только вы, это… с ковриком моим поаккуратнее! — грустно сказал Шматко. — Желательно по нему не ходить… А если и ходить, то в тапочках…
Отдельно стоящий ЗКП больше всего был похож на дырку в холме. Единственное, что отличало это сооружение от логова дракона, это то, что дырка была странной прямоугольной формы.
— Это и есть наш легендарный ЗКП? — поинтересовался Нестеров.
— Он самый! — сообщил Шматко. — Времени у нас мало! Поэтому действуем быстро! Дверь на петли — граница на замке! Разгружаемся, бойцы!
Бойцы действовали быстро, но то, что должно делаться два часа, за час не сделаешь… Наконец дверь была поставлены, петли смазаны, а ЗИЛ готов к дороге в часть.
— Нестеров, ты петли хорошо смазал?
— Не то слово! Бесшумность и лёгкость хода гарантирую! Вот, смотрите! — Под пристальным взглядом Шматко дверь и вправду продемонстрировала и лёгкость, и свободу хода…
— Ну, тогда, кажется, всё. Закрываем и поехали!
— Я ключ в кабине оставил. Принести? — виновато спросил Папазогло. Вообще лицо Папазогло всё время выражало одну из двух эмоций — виноватости и наглости, иногда — их смесь.
— На кой? — остановил бойца Шматко — Тут, Папазогло, ключ не нужен. Дверь можно просто захлопнуть — и всё! Замок — супер! Ни одна сволочь больше не заберётся… Разве что автогеном… Да и то — вряд ли, ладно, грузитесь в машину, а я внутри гляну — не забыли чего?
Шматко решил в последний раз осмотреть бункер не случайно.
Это его подсознание нашептало ему, что он что-то упустил. И правда, в углу бункера стояла здоровущая металлическая бочка.
— Это ж надо! Полдня ходил мимо и не заметил! — Серый порошок, находящийся в бочке, был тут же идентифицирован путём обнюхивания и пробы на язык. — Цемент, что ли? Точно — цемент!
Хороший, четырёхсотый! Заберём! — На попытки сдвинуть себя с места бочка не реагировала. Усилий Шматко она не чувствовала. — А хрен там!
Эй, бойцы, бегом ко мне!
Бойцы явились — все, что были в наличии.
— А ну, штангисты, давайте-ка мы этот бочонок с мёдом перенесём в кузов! Взяли! — Под командами бочка начала перемещаться к выходу. Перемещались бы быстрее, если бы Папазогло не путался под ногами…
— Папазогло, мать твою, отвали! Мешаешь только. Иди лучше дверь подержи, чтоб не поцарапали, — скомандовал Шматко.
Шматко, наверное, чувствовал… Плохо, что Папазогло ничего не чувствовал. Новая, хорошо смазанная дверь начала закрываться, причём быстрее, чем Папазогло к ней шёл.
— Папазогло! Бегом к двери!! Бегом, я сказал!!
Финишный спорт всегда был слабым местом Папазогло.
Впрочем, какое место у него было сильным, знала, вероятно, только его мама. Дверь захлопнулась. Бункер окутал полный мрак.
— Приехали!
В нескольких метрах стоял под парами «ЗИЛ», готовый к поездке домой. С тем же успехом он мог стоять на Северном полюсе.
— Товарищ лейтенант, а точно, дверь можно открыть только ключом? — подал голос Папазогло.
— Папазогло, заткнись, а? Спринтер… Тебя где так бегать учили?
Ты при поносе тоже до сортира не успеваешь добежать?
— Да… Прямо как в сказке: ключ — в кабине, кабина — в «ЗИЛе», а «ЗИЛ»… — начал Нестеров.
— В яйце… а яйцо — в утке… — закончил Щур.
— Ну, просили же — про еду не надо! — возмутился Фахрутдинов.
— Ребята, а у меня пара пряников есть, — расщедрился Папазогло.
— А у меня конфеты, — добавил Нестеров.
«Ужин» был честно поделен на всех поровну.
— Так вот ты какой, ужин при свечах, — попытался пошутить Нестеров. Не смеялся Шматко, лейтенант ушёл куда-то вглубь бункера. — Товарищ лейтенант, вы куда?
— Сейчас, где-то тут должен быть…
Щёлкает выключатель, в бункере загорается слабый свет.
— Ура!!
— Учите матчасть, бойцы! — авторитетно заявил лейтенант. — Ученье — свет! В данном случае — в прямом смысле этого слова. Ну, что, полегче?
— А может, позвонить в службу спасения «девять один-один»?
Пусть приедут и взломают двери! — вспомнил какой-то американский фильм Папазогло.
— Им проще будет взорвать весь бункер, чем эти двери! Мы тут, как в сейфе! — обломал бойца Фахрутдинов.
— Товарищ лейтенант, а у вас же мобильный был! — оживился Нестеров.
— Был, — помрачнел Шматко, — он и сейчас есть, только толку от него — зарядка кончилась…
— Товарищ лейтенант, а вдруг нас не найдут? — тоненько и печально сказанул Папазогло.
— Не каркай…
Жена Зубова спала… Спала вся часть. Не спали только наряд и майор Зубов. Стараясь не разбудить безмятежно дрыхнувшую супругу, майор на цыпочках вышел в коридор и, прикрывая трубку рукой — решил ещё раз — уже в который раз — набрать дежурного.
— Алло, дежурный? Зубов говорит. Шматко вернулся? Нет?! Вот, чёрт! Где ж его носит! Что?. Я тоже надеюсь, что всё-таки что-то с машиной, а не с ним! Ладно, если что — звони!
Не успела трубка лечь на рычаг — в коридор вышла жена Зубова.
— Что, до сих пор не вернулись?
— Нет… Так, я пошёл в часть!
— Коля, не поднимай панику! Они наверняка приехали поздно, поэтому не стали заезжать, а сразу поехали ночевать по домам!
— Ага! Шматко повёз бойцов и уложил их дома рядом с собой! — Зубов заметно нервничал. — Казарма — их дом, Вера. Слушай, а может, позвонить Шматко домой? — Майор ещё говорил, а руки уже делали — жена перехватила руку с телефонной трубкой.
— Ты с ума сошёл! Среди ночи?
— Н-да… Если его ещё нет — семья поднимет на ноги весь город!
Блин, что же делать?
Зубов беспокоился не зря. К голоду запертых в ЗКП добавился холод — классическая сладкая парочка.
— Не спать! Нельзя в такой холод спать, замёрзнуть можно, — командует Шматко.
— Есть хочется, а сколько человек может прожить без еды? — как раз к месту поинтересовался Папазогло.
— Дней десять, — обнадёжил Фахрутдинов.
— Щур, а что наука по этому поводу говорит? — призвал на помощь обладателя высшего образования Нестеров.
— Действительно, десять дней. Но история знает сроки и побольше. Восьмого марта тысяча девятьсот шестидесятого года наших четверых солдат: Зиганшина, Федотова, Крючковского и Поплавского — унесло на барже в море, и американцы нашли их только через сорок девять дней! Правда, к тому времени они съели и сапоги, и ремни, и даже гармошку…
— Не, кирзу мы вряд ли прожуём! — засомневался Нестеров.
— Наверное, у тех бойцов сапоги были яловые. Яловые съесть можно, — решил Фахрутдинов.
— А у нас яловые только у товарища лейтенанта! — четыре пары голодных глаз сосредоточились на сапогах Шматко. От греха подальше Шматко поджал ноги под себя…
На самом деле самое холодное время суток наступает утром.
Убаюкивающий гул мотора «ЗИЛа» кончился, выработав остатки бензина, — чихнул и затих. Зато послышались голоса местных жителей, а точнее сказать — местных мародёров.
— Ни хрена себе дожили! Уже «ЗИЛы» на помойку выбрасывают!
Ну, военные дают! Так… Надо сразу фары поснимать! И аккумулятор…
— А ну, отойди от машины! Я кому сказал! И не трогай там ничего! — Примерно так звучал голос Буратино из кувшина с костями.
— Эй! Кто там! Помогите! — присоединился к крикам лейтенанта Нестеров.
Местный житель испугался сильно, но то ли душа у него была добрая, то ли он был склонен к авантюрам, но, крепко сжав в руках палку, он всё же решительно направился к запертой двери…
— Эй, кто там? Вы люди, али кто?! Отзовись!
Люди отозвались. Более того, люди были освобождены: замёрзшие, голодные, но счастливые, потому что свободные, — Шматко и солдаты высыпали на поляну и окружили «ЗИЛ».
— А бак-то пустой! Бензин того — тю-тю! — первым оценил обстановку Нестеров…
— Ну, чего стали? — К Шматко вернулся командный голос. — Времени нет! Нам к десяти нужно быть в части!
— Пешком разве что к вечеру доберёмся, — посчитал Щур.
— Надо будет — добежим!
— Товарищ лейтенант, а может, в селе лошадей попросить? — нашёлся Папазогло.
— Лошадей? — ужаснулся Шматко. — Представляю себе картину: эскадрон на полном скаку врывается на КПП…
— Красиво! А вы впереди на лихом коне, — размечтался Папазогло.
— Так, хватит! Бензин ищите, кавалеристы! — приземлил рядового Шматко и впился взглядом в канистру местного жителя. — Слушай, друг, а у тебя в канистре что?
— Ясно что, керосин.
— А вы попробуйте керосин залить, товарищ лейтенант, — посоветовал Фахрутдинов, — у меня сосед один раз заливал! «ЗИЛ», он такой! — попыхтит, но километров тридцать в час поедет!
— Ладно! Хрен с вами! Мужик, заливай керосин! Авось хоть как-то доедем!
Шматко перекрестился:
— Ну, с Богом! — и повернул ключ… Грохоча и испуская клубы дыма, «ЗИЛ» тронулся с места.
— Э! А за керосин-то кто платить будет? — спохватился местный житель.
— Пушкин! — нашёлся Нестеров.
— Чего? — недослышал за рёвом мотора местный житель.
— Иванов! — вступил в игру Щур.
— Это который в сельсовете?
— Это который в Министерстве обороны! Армия в долгу не останется! Мы тебе вон бочку с цементом оставляем! По бартеру! Всё!
Бывай!
В клубах дыма, грохоча и содрогаясь, «ЗИЛ» тронулся. Местный лишь молча провожал его взглядом.
Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.
Телевидение, как назло, не опоздало. Оператор и режиссёр расположились на ковре Шматко, снимая панораму казармы и выслушивая длинную развесистую лапшу замполита…
— И такой порядок у нас здесь с самого начала! Со дня основания части. Так сказать, традиция! А в перспективе мы планируем вообще здесь…
— Шишкина возьми крупным планом, — режиссёра в упор не интересовала история части, — потом отъезд и наезд на цветок…
— Тут ещё книги и ковёр, — попытался вмешаться в съёмочный процесс майор Зубов…
— Где ковёр?
— У вас под ногами…
— Аа… Спасибо…
Оператор выключил камеру.
— Андрей Михайлович, у нас мало времени.
— Да, да! Времени, как всегда, катастрофически не хватает! Значит, так, полоса препятствий у нас отпадает — очень холодно для камеры.
— Тогда сразу разборку автомата? — с надеждой предложил Староконь.
— Автомат — банально! Было сто раз, и никому не интересно, — отнял надежду замполита режиссёр, — давайте сразу песню!
— А давайте ещё что-нибудь снимем! — пытался затянуть время Староконь — певцы пропали где-то в районе ЗКП…
— Может, всё-таки полосу? Ребята тренировались! — сделал ещё одну попытку Зубов.
— Я же сказал — холодно для камеры, — не сдавался оператор.
— А этот ковёр нам подарил… Шарль де Голль, — неожиданно пробила фантазия замполита.
— Кто?! — Режиссёру аж поплохело.
— Де Голль, ну, не нам конкретно, а части — сразу после войны…
Режиссёр принялся пристально изучать ковёр у себя под ногами.
— Что-то он хорошо сохранился… Вы что, по нему не ходите?
— Мы — нет… — гордо сообщил Староконь. Режиссёр осторожно сошёл с драгоценного куска ткани.
— Чего стоишь? — засуетился режиссёр. — Давай, ковёр подснимем, пригодится…
Ковёр не спас. Если бы съёмочная группа могла снять «ЗИЛ», несущийся по заснеженной равнине в клубах дыма… Увы, обладателям видеокамеры и художественного вкуса это зрелище оказалось недоступным…
— Друзья, попрошу побыстрее! Нам ещё сегодня связистов снимать! — начал терять терпение режиссёр.
— А ты уверен, что Лавров справится? — Зубов понимал, что без запасного варианта не обойтись, вот только уверенности в нём не было никакой…
— Обещал, что справится, — попытался вселить уверенность в Зубова замполит, — они же с Нестеровым и репетировали… Эх, Нестеров, Нестеров… Да, и ещё: я решил рядом с Лавровым Смалькова посадить на подстраховку, он ведь тоже у нас поёт… иногда.
— Слушай, а ничего, что они только солдат просили?
— Так только солдаты и будут…
Зубов не понял, но объяснять не пришлось — Лавров и Смальков явились пред ясный объектив. Лавров был с гитарой, Смальков — в солдатской форме. Форма на Смалькове была слегка маловата.
— Мать честная, — Зубов стоял, Зубов сел.
— Не боись, командир, пробьёмся! — утешил замполит.
— Так, готовы? Даём свет! — Свет, вызванный режиссёром, был ярок, для Нестерова и Смалькова — слишком ярок, поскольку бил он в лицо.
— Полная тишина. Мотор! Съёмка!
Говорят, даже Филипп Киркоров иногда забывает слова песни.
Лавров пошёл дальше — он вообще забыл, что надо петь. Подсказки Смалькова он слышал, но, дойдя до ушных раковин, в мозг они пробиться не могли. Руки бойца сами взяли аккорд на гитаре, аккорд был знакомым, после него неумолимо последовал следующий, а вслед за ними проистекла и песня… Другая песня — не та, песня, которую ждали.
И вот стою я на плацу
В парадной форме, навсегда покинув строй.
И чуть не слёзы по лицу.
Сегодня к матери-отцу
Солдат уходит домой.
Слёзы навернулись на глаза Лаврова совершенно натурально, Смальков с ужасом понимал, что выхода нет, — и подтягивал вторым голосом. Зубов расслабился — хуже уже всё равно не будет, потому что хуже уже некуда.
В мечтах я видел этот час,
Осталось мне один лишь выполнить приказ:
Покинуть воинскую часть,
Где я себя оставил часть.
Солдат уходит в запас.
Оператор, вероятно, решивший, что он присутствует при рождении новой мегазвезды, отснял парочку со всех точек, пытаясь найти ракурс получше, приполз и упал у ног певцов. Певцов же остановить теперь мог разве что расстрельный взвод.
Рота, подъём!
Будет сниться страшным сном.
Рота, отбой!
За окошком дембель мой!
Я слать не буду телеграмм,
И в кассе воинской мне выдадут билет.
Войду, скажу лишь: «Здравствуй, мам!
Отец, налей нам по сто грамм,
Ведь не прошло и двух лет!»
И вот я на плацу стою
В парадной форме и гляжу в глаза ребят,
Но в них себя не узнаю,
И понимаю, что в строю
Как будто умер солдат.
Последний аккорд звучал долго в полной тишине.
— Стоп! Снято! Нестандартно, — вывел собравшихся из ступора режиссёр. — В общем, неплохо, хоть какая-то альтернатива, а то задолбали штампами…
— Послушайте, это была так… разминка! — попытался вытащить часть из стремительно смыкающихся челюстей всеармейского позора Староконь, — а сейчас мы вам споём другую песню!
— Рад бы послушать, но некогда! Да и стоит ли — очень хорошая песня!
— Стоит, стоит! Та ещё лучше! — поддержал Зубов.
— Ребята, в другой раз послушаем! Мы опаздываем!
Камера выключилась, свет, микрофон упокоились в колоссальном чемодане, вот телевизионщики были, а вот их нет. Поезд ушёл, несмотря на то, что уехала съёмочная группа на автобусе.
Майоры Зубов и Староконь грустно смотрели вслед удаляющемуся автобусу. Идти обратно не хотелось. Вдали на горизонте показался окутанный дымом «ЗИЛ». Собственно, «ЗИЛ» ещё не приехал, а керосин уже стучался в ворота части.
— Ну, чё, опоздали? — жизнерадостно сообщил Шматко, выскакивая из кабины грузовика.
— Ну, Шматко, и кто ты после этого? — сквозь зубы прорычал Зубов.
Жизнерадостность Шматко испарилась, на смену ей пришло заикание.
— М… м… мобильник не работал, товарищ майор…
— После поговорим!
Телевизор в центре казармы был установлен по приказу Зубова.
Радость и горе должно быть одно на всех. То же относится и к позору.
До эфира телефестиваля солдатской песни только что секунды не отсчитывали.
Наступило время «Ч», три зелёных свистка дал Зубов лично.
— Тихо! Начинается!
В пространство казармы ворвался голос ведущего:
— …И мы рады, что наш традиционный фестиваль «Когда поют солдаты» начинается с дебюта! И дебюта весьма удачного! Эстафету хорошей солдатской песни принимают мотострелки!
Возникшие на экране Лавров и Смальков были ужасно похожи на настоящих, затравленно посмотрев в экран, они грянули «Дембельскую».
— Ужас, — прошептал Зубов.
— А по-моему, нормально, — утешил Шматко.
Есть такая забава в армии, называется вечерняя прогулка. Только не стоит представлять себе расслабленно прогуливающихся по расположению части солдат. Прогулка осуществляется, естественно, всеми вместе, строем, да ещё и под строевую песню. Чтобы не болтали на прогулке. Вторая рота как раз прогуливалась под чутким руководством Кудашова.
— А сейчас по многочисленным просьбам… Лавров, приготовься!
Песню запевай!
Лавров ещё не привык к тому, что он ротный запевала, песня не запелась… К тому же к роте подошли майор Зубов и старший лейтенант Смальков.
— Рота, смирно! Равнение нале-во! — Рота продолжала идти — мини-парад в исполнении второй роты выглядел довольно удачно.
— Товарищ майор, вторая рота проводит занятия по строевой подготовке…
— Отставить. Вольно, — не дал похвастаться строевой подготовкой Зубов. — Кудашов, дай-ка мне Лаврова на пару минут…
— Лавров, к командиру части!
— Есть!
— Рота, стой! Товарищи солдаты, — начал Зубов…
— Товарищ майор, может, не надо? — сделал попытку Смальков…
— Надо, Федя, надо…
Майор набрал побольше воздуха в грудь:
— Наш доблестный вокально-инструментальный ансамбль в составе… сами знаете кого… теперь по популярности круче дуэта Пугачёвой и Галкина! Смальков, покажи!
Пачка писем в руках Смалькова и вправду была внушительная…
— Вот, Лавров, все от девушек! — читая надписи на конвертах, начал Смальков. — «Двум поющим солдатам». Эта половина тебе, а эта — мне.
— Рота! — продолжил Зубов. — Песня наша вышла в финал! Лавров и Смальков — репетировать, им ехать скоро! И чтоб с душой спели!
Песня-то вроде действительно хорошая! И спеть её надо по-нашему, по-мотострелковски! А вы давайте, продолжайте занятия.
Рота лишилась взводного и запевалы, но прогулка есть прогулка — должна быть прогуляна до конца.
— Чего рты пораскрывали? — пришёл в себя Кудашов. — Напра-во!
Шагом марш! Песню запе-вай!
И Нестеров запел, как теперь-то можно было не запеть!
Рота, подъём!
Будет сниться страшным сном.
Рота, отбой!
За окошком дембель мой!