5 звезд для Лолы

23. Белая мебель, странные находки и красные пятна

А вот кто давненько не получал посланий в конвертах с сердечками, так это Аннализа. В понедельник они с Далилой явились в школу и выглядели весьма бледно. Далила с ходу начала жаловаться на то, что десятиклассники не присудили мне штрафные очки.

— Мама говорит, что ты могла меня убить, — злилась она. — Следовало бы заявить на тебя в полицию.

— Не думаю, чтобы это тебе помогло, — возразила я.

Марсель с Энцо, судя по всему, переносили бразильское масло не хуже, чем я. Но неожиданное появление голого папая до сих пор их страшно веселило.

Асра и Луна тоже смеялись как полоумные.

— Ой, не могу! — стонали они. — В фильме это покажут?

— Не надейтесь! — теперь я была даже рада, что папай изъял камеру. После того как кадры с его обнаженной натурой были удалены, герр Деммон вернул камеру Мелиссе.

— В спальни родителей входить запрещается, — сказал он, когда на последней перемене мы встретились с нашими десятиклассниками. — Если я еще раз услышу подобные жалобы, ваш проект будет считаться провалившимся. Это ясно?

Он посмотрел на Далилу таким ледяным взглядом, что даже эскимосы на Северном полюсе замерзли бы.

Даже у Далилы голос дрожал, когда все хором сказали:

— Да. Извините, нам очень жаль, что так вышло.

— Хотелось бы верить, — кивнул герр Деммон.

У меня вообще сложилось впечатление, что учитель охотно закрыл бы наш проект.

С каждым днем Аннализа становилась все более подавленной и тихой, а когда в пятницу, двадцатого мая, она открыла мне дверь своей квартиры, то выглядела так, будто ее вот-вот отправят на казнь. Лицо у нее было белым, как надетое на ней платье, на шее выступили какие-то красные пятна.

В прихожей Мелисса снимала прибытие гостей. Все это время за спиной Аннализы стояла ее мама.

— Возьми у гостьи куртку, — прошипела она на ухо дочери и улыбнулась мне, показав неестественно белые зубы.

На мне были самые обычные джинсы и наглаженная блузка в цветочек.

Все остальные уже сидели за столом. Ужин был сервирован в гостиной, и я стала с любопытством осматриваться. Стол был накрыт белой скатертью, рядом с тарелками лежали накрахмаленные белые салфетки, а в центре возвышалась ваза с белыми розами. На стульях лежали белые подушки, книжные полки и ковер тоже были белыми. Цветным выглядел только искусственный огонь в электрическом камине.

Хотя день и был теплым, я буквально дрожала от холода. Вся эта обстановка была ужасно неприятной. Даже мое настроение как будто покрылось коркой льда. Марсель и Энцо ерзали на стульях, Далила со скучающим видом поигрывала со своим айфоном.

— Подаю закуску, — объявила Аннализа.

Голос ее подрагивал, а когда она вернулась с белым подносом, дрожали и руки. На закуску были поданы помидоры с моцареллой. Это такой белый сыр, который я не очень-то люблю, но Аннализа выглядела так жалобно, что я засунула в рот сразу целый кругляш помидора.

— А попить что-нибудь есть? — спросила Далила, приподняв пустой стакан.

— Ах, конечно же! Прошу прощения! — Аннализа вскочила и бросилась к двери.

Хороший хозяин должен позаботиться и о том, чтобы поддержать застольную беседу. Но у Аннализы это получалось плохо. Она принесла бутылку минеральной воды и уселась, не проронив ни звука.

— Отличные помидоры, — сказала я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Знаете, как бывает, когда вам становится стыдно за кого-то другого? Жутко неприятное чувство, и с каждой минутой оно становилось все сильнее и сильнее.

Главным блюдом были картофельные клецки с шалфеем и лимонным соусом по-итальянски. Мама тоже иногда их готовит. Клецки в виде маленьких шариков делают из картофеля, муки и манной крупы. Они очень вкусные, и нравятся мне с томатным соусом.

К сожалению, клецки у Аннализы не удались. Картошки в них вообще не было, а лимонный соус оказался чересчур кислым.

— Помню, как я готовил свои первые клецки, — улыбнулся Энцо. — Они были такие липкие, что их можно было швырять об стену. А вот соус удался. У тебя рецепт из кулинарной книги Сэма Стерна?

Аннализа только слабо кивнула. В глазах у нее стояли слезы.

Далила отодвинула нетронутую тарелку.

— Может, перед десертом осмотрим квартиру?

Аннализа кивнула. Она исчезла в кухне, потом из-за двери послышался голос ее матери:

— Разве я не показывала тебе, как варят клецки? Возьми себя в руки и не рюмзай!

— Милая мамаша, — шепнул мне Энцо. — Выходит, мне с моей даже повезло…

Когда Грасиэлла и Мелисса отвернулись, он достал из кармана пиджака камеру и отснял закрытую дверь кухни.

— Не надо, — остановила я его. — Не хватало нам неприятностей еще и из-за этого…

Комната у Аннализы была в точности, как у Барби. Розовые обои в цветочек. Перед туалетным столиком — белая пластиковая табуретка с розовой плюшевой подушечкой. На полках — те же книги о моде, что и у Далилы. Пока Марсель проверял кровать Аннализы на прочность, а Далила рассматривала косметику, я случайно зацепила стаканчик с цветными карандашами на письменном столе.

Карандаши посыпались на пол. Розовый вообще закатился под кровать.

Я приподняла лиловое покрывало и попыталась достать оттуда карандаш, но мои пальцы наткнулись на что-то твердое и холодное.

Я легла на живот и заглянула под кровать. В полумраке пряталась пишущая машинка. Очень-очень старая.

У меня мурашки по спине побежали. Я торопливо оглянулась, но Марсель с Далилой и Мелиссой уже перешли в другую комнату. Со мной остался только Энцо, и не успела я ничего сказать, как он уже лежал рядом со мной и тащил пишущую машинку к себе. Так и есть — одна клавиша западала!

— Ага, — только и сказал Энцо.

Я промолчала. В пыли под кроватью нашлось еще кое-что. Упаковка голубых конвертов с красными сердечками.

Энцо взглянул на меня, изумленно подняв брови.

— Тайный влюбленный… — прошептал он. — Похоже, мы раскрыли эту тайну.

Я молча кивнула.

Неизвестным автором анонимных любовных писем, чье имя пытался угадать весь наш класс, была сама Аннализа. У меня зачесалась голова. Я вернула машинку и конверты на место, покосилась на камеру в руках Энцо и твердо сказала:

— Я убью тебя собственными руками, если проболтаешься!

Энцо поднял руку:

— Клянусь: ни звука!

Если вы думаете, что после всего этого уже ничего не могло быть хуже, то сильно ошибаетесь. После десерта начались крупные неприятности.

Аннализа подала ванильное мороженое с теплым ягодным соусом.

— Просто, но вкусно, — милостиво похвалила Далила, и Аннализа впервые за весь вечер улыбнулась с облегчением.

— Можно мне добавки? — попросил Марсель.

Аннализа кивнула и направилась через всю белую гостиную к белой кухонной двери. И тут я заметила сзади на ее платье пятно. Большое, мокрое и ярко-красное.

— Хм! Аннализа! — откашлялся Марсель. — У тебя… это… ягодный соус сзади на платье.

Аннализа резко обернулась. Впереди тоже было пятно. И никакой это не ягодный соус — цвет был совсем не тот. Аннализа посмотрела на себя, открыла рот, но не издала ни звука. Далила фыркнула, а меня словно окатило жаром.

— О боже! — Мелисса выключила камеру.

Аннализа побледнела и покачнулась.

Грасиэлла тут же шагнула к ней и обняла за плечи.

— Пойдем, дорогая, — тихонько сказала она. — Ничего страшного не случилось. Я провожу тебя в ванную.

В прихожей Аннализа разрыдалась. Потом послышался торопливый стук каблуков ее мамы.

— Бедняжка! — сказала Далила, у которой в руках снова был дурацкий айфон. Она глубоко вздохнула, словно хотела продемонстрировать всем, до чего ей жаль подругу.

Марсель озадаченно повертел головой:

— Аннализа поранилась?

— Нет. — Энцо ткнул его в бок. — Закрой варежку и не задавай тупых вопросов.

— Почему это тупой вопрос? — Марсель посмотрел на стул, где сидела Аннализа. На нем тоже виднелось красное пятно. — Я не понимаю…

— Аннализа девочка, — сообщила Далила. — А у каждой девочки рано или поздно начинаются…

— Заткнись! — перебила я ее.

Но было поздно. Теперь и Марсель сообразил, что означало пятно на платье Аннализы.

Я уже думала о том, что рано или поздно у меня начнутся месячные. Правда, мне казалось, что это случится не раньше, чем в седьмом классе. Но то, что это может произойти именно так, я не могла даже представить.

— Думаю, пора заканчивать ужин, — сказала Мелисса, снова включая камеру. — И убедительно прошу вас — никому ни слова о том, что случилось.

Мы чувствовали себя подавленными, и пока шли через длинную белую прихожую, слышали за одной из дверей плач Аннализы. Вечером, когда я уже была в постели, мне стало ее невыносимо жалко.

И мама у Аннализы еще хуже, чем у Далилы. Неудивительно, что она все время выглядела перепуганной — ведь ей все время приходилось выслушивать несправедливые упреки. А от одной мысли, что она чувствует себя такой одинокой, что сама себе пишет любовные письма, у меня на глаза навернулись слезы.