Афганский рубеж

Глава 18

Люди такого ранга просто так не скажут старлею и лейтенанту — «попросить хочу». Командир отдельной бригады специального назначения, коим являлся этот человек, с такими просьбами будет обращаться только в крайнем случае.

В кабинет вернулся Енотаев. С ним комбриг разговаривал ещё до нас. За прошедшие несколько минут Ефим Петрович решения своего не поменял.

— Это самоубийство. В горах туман, местоположение группы неизвестно, расположение духов в ущелье тоже. В таких условиях я людьми рисковать не буду, — сказал Енотаев и нервно закурил.

— Петрович, мои ребята рискнули и твоих пацанов не бросили в Махмудраки. Один вылет сделать ведь можно? — предложил командир бригады.

— Исключено, командир. Спасибо за моих парней, но я не могу рисковать. Впереди операция и… Многих ты уже отправил на Родину в «чёрном тюльпане»? — спросил комэска, называя печальное прозвище самолёта Ан-12.

Думаю, что рано ещё для возникновения этого неофициального названия четырёхдвигательного транспортника. Это означает, что потери в начале ввода войск стали больше. История меняется.

Командир бригады достал мягкую пачку сигарет и зашелестел ею. Этот мощный мужик переживал не меньше, чем Енотаев. А потому и сигарету никак не мог вытащить из пачки. Толстые пальцы никак не пролезали внутрь.

Я повернулся к карте и стал смотреть на ущелье. Раньше много читал историй, как эту неприступную «крепость» духов наши войска брали с потерями. Само слово «Панджшер» звучит несколько грозно.

— Сань, ты чего задумался? Комэска сказал, что не полетим, — тихо произнёс Батыров, подойдя ко мне ближе.

За спиной Енотаев и комбриг разведчиков продолжали друг другу объяснять свою позицию по данному вопросу. А вот я уже искал выход из положения.

— До Мардана 90 километров. Высоко идти — можем попасть в облачность. В сумерках не самое приятное удовольствие…

— Клюковкин, даже не думай… думать об этом. Что ты пытаешься тут рассчитать?

Я достал из кармана блокнот и быстро прикинул объём топлива, что может потребоваться на перелёт с Баграма до Мардана. Но этого мало.

Рядом с Паси-Шахи-Мардан группу Сопина можем не найти. Искать их нужно в резервной точке, а она на 20 километров дальше по ущелью. И не пройти над кишлаками, где сто процентов куча ДШК, мы не сможем.

— И ты мне сейчас говоришь ещё и о второй группе? Борис Матвеевич, это слишком! — махнул руками Енотаев.

— Какая вторая группа? — спросил я.

— Групп было две. Одну высадили в районе Базарака. Это в 40 километрах от Паси-Шахи-Мардан. Другая — Сопина.

— Разрешите узнать, в каком вы звании? — уточнил я.

— Подполковник Тростин. Можно Борис Матвеевич.

— Очень приятно. А я лейтенант Клюковкин. Можно Сан Саныч, — представился я.

Батыров недовольно фыркнул. Как будто командир бригады — человек неземной. С ним тоже можно на «короткой ноге» разговаривать.

— Какова численность первой группы? И может быть такое, что они будут двигаться навстречу? Это было предусмотрено? — спросил я.

— Численность 10 человек. Встреча была предусмотрена. Но ни с одними, ни с другими связи нет. Первая группа от Базарака пошла к Паси-Шахи-Мардан. Они доложили, что Сопин вышел на связь. По его следам идут духи. Требовали эвакуацию.

— Нам запроса не поступало, — сказал Енотаев.

— Летали из Кабула. Но погода испортилась, и они вернулись. И так уже два дня.

— А почему из Кабула? Мы уже четвёртый день в готовности и нам ближе лететь, — спросил Батыров.

Тростин почесал бороду. Что-то не договаривает подполковник. Видимо, задача у Сопина была непросто разведать. Это можно было сделать и одной группой.

— У них задача доставить важный груз, — сказал Борис Матвеевич.

Тут вариантов два. Либо слишком рано появились в Афганистане «Стингеры» и спецназ успешно захватил один из них, либо под названием «груз» завуалирован определённый человек.

— И этот груз у них? — задал вопрос Енотаев.

— Неизвестно. А раз нет информации, то и откладывать операцию в Панджшере никто не будет, — ответил Тростин.

Всё становится ещё сложнее. 25 человек, высокогорье, плохая погода и наступающая ночь.

— Чего такой задумчивый, Клюковкин? — спросил комэска.

Мой командир звена недовольно цокнул, иронично улыбаясь при этом.

— У него есть идеи. Я ж вам говорил — после той посадки он… того, — постучал по голове Димон.

— Старший лейтенант Батыров хочет сказать, что на меня снизошло озарение, — добавил я и вернулся к карте. — Есть предложение, товарищи командиры.

Идея была в том, чтобы пройти по руслу реки Панджшер. Это будет и хорошим ориентиром в сумерках, и самым коротким путём к месту вероятного нахождения групп.

— Предлагаю идти парой Ми-8 и с прикрытием двух Ми-24. На одном борту можем не утащить всех, — сказал я.

— Клюковкин, отставить самодеятельность! Ты приказа не слышал? — возмутился Енотаев.

— Командир, а я и не собираюсь ничего делать. Выдвинул предложение и всё, — ответил я.

— Так, а ну оба вышли отсюда! — указал на дверь комэска.

Батыров посмотрел на меня. Вижу по его глазам, что колеблется. Он и хочет, и боится. А кому не страшно?

— Чего встали? Идите, я сказал! — повысил голос Ефим Петрович.

Комбриг уже не участвовал в разговоре. Он стоял рядом с открытым окном и тушил очередную сигарету об подоконник снаружи.

— Товарищ командир, а давайте… — начал я, но Енотаев перебил меня.

— Без «давайте». Предложение твоё я выслушал, но на этом всё!

Батыров направился к двери и потянул меня за собой. Проходя мимо комэска, я невзначай сказал финальную фразу. А вдруг зацепит!

— Я всегда считал, что мы своих не бросаем. Ошибался?

Ефим Петрович запыхтел, но ничего не сказал. Значит, не зацепила.

Батыров открыл дверь, и тут за спиной прозвучал громкий удар и грохот падающего предмета. Я повернулся и увидел, как одна из столешниц перевернулась и упала на пол. Как раз рядом с этим столом и был Енотаев.

Комбриг как зажёг спичку, так и застыл с ней в руках, не прикуривая сигарету.

— Батыров, Клюковкин на борт. Я с замом на другом. Командира Ми-24х ко мне. 15 минут, время пошло, — тихо сказал комэска.

— Есть! — хором ответили мы и выбежали из класса.

Через 10 минут мы уже шли быстрым шагом на вертолёт. Облака над Баграмом постепенно расходились. Дождь прекратился, и началось испарение. И это несмотря на вечер!

С каждым шагом по бетонке стоянки становилось всё жарче. Когда подошли к вертолёту, Карим уже спешно снимал промокшие чехлы, а из грузовой кабины другие техники вытаскивали дополнительный топливный бак.

— Облегчаемся по полной. Сабитыч, пускай створки снимают, — сказал я.

Карим подозвал к себе несколько человек в помощь.

Времени на это нужно десять минут, если достаточное количество людей. Батыров не сразу понял задумку, но возражать не стал.

— Облегчаемся по полной? — спросил он.

— Да. Иначе, можем не взлететь с площадки на высокогорье.

— А ты думаешь, так высоко придётся забираться?

Громкий звук падения первой грузовой створки был сродни взрыву бомбы. В жилом городке однозначно слышали этот удар.

Через минуту подъехал УАЗик, из которого во всей красе вышел наш «любимый» полковник Берёзкин.

— Что здесь происходит? — крикнул он, подойдя к нашему вертолёту.

Батыров представился начальнику политотдела и объяснил, что готовится вылет. Скрывать смысла не было, поскольку на Енотаева никто уже не повлияет.

— Какой к чертям собачьим вылет⁈ Это трибунал! Пойдёте у меня поля опрыскивать вручную, старший лейтенант. Точнее, уже лейтенант.

— Есть, опрыскивать поля, — ответил Батыров и вошёл в вертолёт.

— Вернись…

— Посторонитесь, товарищ полковник, — преградил я путь Павлу Валерьевичу в грузовую кабину.

Картинно поставил ногу на стремянку и положил картодержатель на колено. Делаю вид, что изучаю её и что-то пишу.

— Лейтенант, в сторону! — снова крикнул Березкин.

Тут к нам подъехал ещё один УАЗ. Из него вышел экипированный Енотаев и его зам.

— Так, а вот и командир эскадрильи! Подойдите сюда, Ефим Петрович, — сказал Берёзкин, но Енотаев и не спешил к замполиту.

Карим подошёл ко мне, показывая поднятый вверх большой палец. Я быстро забежал в кабину и начал готовиться к запуску.

Только я сел на своё место, Сабитович начал запускать вспомогательную силовую установку. Давление начало нарастать, шум становился громче, а начальник политотдела продолжал выговаривать Енотаеву за незапланированный вылет.

— О чём говорят? — спросил я, наблюдая, как Берёзкин отчитывает нашего комэска.

— Удачи, наверное, желает, — улыбнулся Димон.

Научился шутить! Это радует. Жаль, что разговор начальников не было слышно. Берёзкин активно жестикулировал, показывая то кулак, то указательный палец Енотаеву.

В один прекрасный момент комэска, кажется, устал его слушать и произнёс какую-то фразу. После этого, сразу пошёл к вертолёту.

— Ты по губам умеешь читать? Что сказал Ефим Петрович? — спросил по внутренней связи Димон.

— Тут даже уметь не надо, командир! — посмеялся Карим и приготовился запускать правый двигатель.

Винты раскрутились, поднимая вверх влагу, которая ещё не испарилась с бетонной поверхности. Карту контрольных докладов зачитали, а Енотаев так и не давал команду на выруливание.

Время идёт. Лучше лететь в сумерках, пока видимость ещё есть.

— 201й, вылет не согласован с Кабулом. Запрет на вылеты на сегодня, — продолжал отказывать руководитель полётами, запрещая руление.

— Окаб, я 201й, задача срочная. Согласуйте по проводам, а мы пока взлетим, — отвечал в эфир Енотаев.

— Запретил! — громко сказал РП.

Если честно, то группу руководства полётами можно уже и не спрашивать. Мы всё равно нарушаем запрет. Так, что лишний радиообмен нам ни к чему.

— 201й, Окабу, — прозвучал хмурый голос руководителя полётами. — Взлёт по своим разрешил.

— Понял. Группа, выруливаем на полосу, — дал команду Енотаев.

Стронулись с места и порулили вслед за командиром. На стоянке техсостав отдаёт нам воинское приветствие, прикладывая руку то к пустой голове, то накрывая макушку другой рукой.

На внутренней связи тишина, да и в эфире все молчат. Никаких команд. Напряжение предстоящего сложного задания ощущается всё сильнее.

— Саня, я тут подумал… — начал говорить Димон, когда мы подрулили к полосе.

Я повернул на него голову. Выглядел он бледновато.

— Говори, командир, — ответил я.

— 201й, группе взлёт, — дал команду Енотаев и начал разгоняться по полосе, разметая лужи в стороны потоком воздуха от несущего винта.

Следом пошли и Ми-24. Короткий разбег и два вертолёта прикрытия оторвались от полосы. Начали расходиться в стороны, прикрывая справа и слева Ми-8 Енотаева.

— Уже ничего, Сань. Взлетаем, — сказал Батыров и начал разгоняться.

Произвели взлёт и начали догонять нашего ведущего. Он летит впереди и слева от нас.

— Заход солнца через 50 минут, — подсказал в эфир Енотаев.

Подлетаем к населённому пункту Анава. Здесь в окрестностях уже концентрируются наши войска. Видна техника, палатки и несколько квадратов из металлических плит К-1Д для посадки вертолётов.

Штаб всей группировки разместили в другом городе — Джабаль-Уссарадж.

— Диктор, 201му! — запросил Енотаев авианаводчика в Анаве, к которой мы уже подлетали.

— Ответил, доброго вечера! — удивился парень.

— 201й, проходим исходный пункт маршрута. Контрольная связь через 20 минут, как приняли?

Авианаводчик, который сейчас находится в расположении одного из десантных батальонов в этом пункте, пока вряд ли понимает, кто мы.

— 201й, понял, станция в работе у меня будет. Хорошей работы, — ответил он.

— Спасибо.

Правильно, что командир решил поставить в известность группировку, готовую утром начать продвижение по ущелью.

Начинаем набирать высоту. Уже видно русло реки Панджшер. Тонкая синяя полоса среди тёмных и светлых скал. Пространство постепенно сужается, а сверху накрывают серые клубы облаков.

— Идём над рекой. Скорость 150, — сказал в эфир Енотаев.

Ми-24 строй держать не смогли, поэтому вышли вперёд и идут чуть выше нас. Продолжаем всё дальше и дальше углубляться в «пасть животного». Внизу наблюдаем мелкие кишлаки на склонах гор. Поворот за поворотом. Димон постоянно маневрирует, чтобы не зацепить скалы. Вижу, как Сабитович чувствует себя неуверенно.

— Подходим к Базараку. Начинаем поиск, — скомандовал командир.

Тут же пошли и первые выстрелы. Одиночные, но это уже означает, что нас заметили.

Ещё одна очередь. В сумерках уже видно «пунктир» от стреляющего пулемёта.

— Я, 355, справа работает, — подсказал командир первого Ми-24, уходя от очереди из ДШК.

— 365й, готов к атаке, — запросил второй экипаж.

— Разрешил, 365й.

Ми-24 прошёл справа от меня и дал очередь из пулемёта по позиции духов. Глиняное укрепление погрузилось в пылевое облако.

Постепенно мы продвигались всё дальше, а никаких следов групп не видно. Енотаев постоянно запрашивал в эфир разведчиков, перебирая все позывные, которые ему выдали.

— Доктор, 201му на связь! Доктор, Доктор!

Потом менял на позывной группы Сопина, но вокруг только тёмные скалы и река.

Ещё одна очередь из ДШК справа. Димон выполнил резкий отворот и чуть было не задел винтами горный выступ. Я успел заметить, как поднялась пыль и камни от воздушного потока. Стрельба становилась плотнее.

— Ниже давай, — сказал я, чтобы пройти у самой реки.

Сверху будут сейчас прикрывать Ми-24.

— 355й, работаем.

«Крокодилы» принялись за дело. Наносили удар то по одному, то по другому склону. Мы продолжали маневрировать в узком пространстве ущелья.

— 201й, надо выше. Здесь их нет, сказал в эфир Батыров.

— Ещё не дошли до конечного пункта, — ответил Енотаев.

Он впереди тоже извивался, как лист на ветру. По фюзеляжу постоянно что-то стучало, а двигатели работали на повышенных режимах. Авиагоризонт вообще не находился на нулевом крене.

Взрыв справа, и вертолёт сильно тряхнуло. Нос опустился, но Батыров успел выровнять и пролететь в сантиметрах от поверхности, подняв вверх столб воды.

И чем дальше в ущелье, тем плотнее стрельба.

— Влево уйди! — сказал я, когда увидел очередную «пунктирную линию» очереди.

Фюзеляж принял на себя несколько попаданий, но не критичных.

— Доктор, 201му! Доктор, 201му! — уже с надрывом запрашивал Енотаев.

Но в эфире тишина. Только шум винтов, ветра и одиночные удары по фюзеляжу.

— Ответил! Ответил, 201! Я на отметке 3900. Ведём бой. Обозначаю себя.

Я поднял голову. Облачность стала не такой густой, а разрывы в ней увеличились. Видно отдельные вершины. И тут с одной из них кто-то выпустил сигнальную ракету. Затем ещё одну.

— 356й, наблюдаю сверху. Слева под 20°. Готов подготовить площадку, — обнаружил ребят командир одного из Ми-24.

В душе как-то теплее стало. Всё же, есть шанс вытащить.

«Крокодилы» резко пошли в набор. Вижу, как они начинают пускать неуправляемые снаряды. Тут же уходят в сторону.

Пока Ми-24 бьют по позициям духов, мы набираем высоту в безопасном месте. Медленно и верно проходим каждую сотню метров.

Несколько минут спустя площадку нам подготовили.

— 201й, я 355й, боекомплект закончился. Ухожу на пополнение, — доложил первый экипаж.

— 356й, тоже закончил.

— Понял вас. Мы пошли набирать высоту с 207 м, — ответил Енотаев.

Проходим один горный выступ за другим. Крен 20° позволяет набирать высоту в таких сложных условиях. Но слишком всё затихло.

Ми-24 прошли справа от нас.

— 201й, смена будет через пять минут. Проходят Анаву, — подсказал нам один из командиров «зелёных».

Хорошо, что не оставят нас без прикрытия.

И только Ми-24 скрылись за одним из перевалов, снизу вновь заработала «сварка».

— Справа, 201й! — нажал я кнопку выхода на связь.

Духи снова взялись за дело по-крупному. Со всех сторон начали работать ДШК и стрелковое оружие. Маневрировать невозможно. Рядом скалы, а скорости не хватает, чтобы удерживать вертолёт от сваливания.

— Ухожу через хребет, — ответил комэска и перевалил через небольшой выступ.

Димон начал поднимать шаг, но вертолёт с трудом начал ползти вверх. Отворачиваем влево, и чуть было не попадаем под очередь пулемёта. Громкий стук по фюзеляжу, а уйти некуда.

— Борт порядок! — говорю я, и мы продолжаем карабкаться.

Впереди выскочил из-за хребта Енотаев, но от него идёт сизый дым.

— 201й, дым от тебя! — выхожу в эфир.

— Да. Правый повреждён. Высота не растёт. Опасную вибрацию выдаёт, — доложил комэска.

— 207й, уходишь на базу?

— Нет. Продолжаем набирать.

Вижу, как от вертолёта комэска начинает валить чёрный дым.

— Пожар правого двигателя! — прозвучал голос РИты в эфире.

Проходит несколько секунд, и Енотаев принимает решение. Чувствую, что не просто оно ему даётся.

— Иду на Анаву. Правый… потушил, — доложил комэска.

Это плохо. Одним нам всех не увезти с этих высот. Даже такими облегчёнными, как мы сейчас.

— Сколько сможем, столько заберём, — сказал по внутренней связи Батыров и продолжил набирать высоту.

Становиться и темнее, и прохладнее. Через полчаса солнце окончательно сядет за горизонт.

И как тогда парней забирать? Как вообще можно сказать кому-то, что всех мы не заберём?

— Командир, мы заберём всех, — сказал я.

Батыров промолчал. Покачал головой, смахивая пот, капающий с кончика носа.

— Если кому-то интересно, то я тоже за, — спокойно сказал Карим.

При этом он поднёс мне ладонь, чтобы я хлопнул ему «пятюню». Даже в такой момент Сабитович выдержан. Конечно же, я хлопнул ему от души.

Тут на склонах я увидел оживление.

— Высота 3600. Вижу группу! — доложил я по внутренней связи.

В сумерках разглядел, как по склону начинают подниматься на каменистое плато бойцы. И все одеты в духовскую одежду. Сложно разглядеть сколько.

— А это точно наши? — спрашивает Карим.

— Ну, раз не стреляют по нам, то высока вероятность, что свои.

— Их много. Карим, будь готов сразу всех запускать, — сказал Батыров.

Сверху запустили ещё одну ракету вверх, осветив тропы на склоне. Теперь можно разглядеть площадку. Да точно наши.

— Вон куда можно сесть, — указываю я на каменистое плато.

Высотомер показывает 3900, а бойцы готовятся сесть к нам на более высокой точке. Только бы ещё взлететь оттуда.

— Оно же маленькое, — говорит Батыров.

Если быть точнее, то оно узкое. Полукругом окружено горным склоном. Сесть можно только боком.

— Тут нет аэродрома. Садись, где показали! — настоятельно сказал я и Димон начал снова карабкаться вверх по спирали.

— Как взлетать будем?

— Как сядем, так и взлетим, — ответил я.

Двигатели работают тяжело. Посматриваю на площадку. С разных сторон идут мелкими группами бойцы и постоянно отстреливаются. А внизу бой идёт ещё плотнее. Один взрыв! Второй! Третий!

— Миномёт! — крикнул Батыров и вильнул вправо, прекратив набор.

На площадке несколько взрывов. Всё в пыли. Виден только край обрыва и как продолжают забираться наши ребята.

— Чего творишь⁈ Давай выше, — говорю я, посматривая на приборы.

Высота 3950, и нужно ещё дотянуть. Батыров слегка подтягивает рычаг шаг-газ, но вертолёт отзывается плохо. Помогаю ему, толкая ручку от себя, слегка разогнав Ми-8. Димон вновь начал набирать высоту по спирали.

— Саня, мы сядем, но не взлетим. Давай другую площадку.

— Ты духам тоже скажешь подождать?

На площадке толпится народ, отстреливаясь по подступающим духам. Начинаем снижаться к площадке. Пока идём мимо неё, но потом подравняемся.

Поток ветра сильный, удерживать вертолёт сложно. Тут и по фюзеляжу одна за одной прилетают пули.

— Зависай! И боком туда, — держусь я за органы управления.

Скорость загасили. Трясёт и вибрирует в теле каждая кость.

— Промахиваемся! 3 метра! — громко говорит Батыров.

Слегка отклоняю ручку влево. Выравниваю нос и касаюсь колёсами площадки.

— Шаг не опускай! — громко сказал я.

Сбавлять мощность нельзя, иначе не взлетим с такой высокой площадки. Спецы начинают запрыгивать внутрь и помогать раненым. Даже в сумерках видно, насколько парни измождённые.

Вокруг подымается дым от зажжённой шашки, но духи продолжают стрелять беспорядочно.

— Быстрее! Быстрее! — кричит в грузовую кабину Димон, а вертолёт тем временем просаживается всё ниже.

Справа продолжают стрелять. Несколько пуль разбивают правый блистер, засыпая осколками пол кабины. Как же долго тянется время!

Одного из бойцов тащат на плащ-палатке. Ещё кто-то идёт с окровавленной рукой и головой.

И вот слышу, как начинает закрываться дверь. Пора взлетать.

— Паашли! — сказал Батыров и начал поднимать рычаг шаг-газ.

Но вертолёт не взлетает. Взрыв недалеко от нас. Слегка тряхнуло, но Ми-8 стоит на месте.

— Взлетаем! — кричит Димон и вновь пытается поднять вертолёт.

Он слегка отрывается, а потом вновь касается земли. Ещё раз, и всё никак.

— Саня, мы взлететь не можем, — смотрит на меня Батыров, говоря по внутренней связи.

В кабину заглядывает грязный от пыли Сопин. У него из носа идёт кровь, но он её даже не утирает.

Смотрит на меня, а потом на Батырова.

Перегруз!

Я пробую поднять шаг, колёса отрываются, но очень тяжело. Обороты двигателей и температура растёт, но никак не выходит взлететь. Ощущение, что лопасти несущего винта вот-вот сложатся в острый конус.

Слишком высоко забрались. Из-за разрежённого воздуха, мощностей двигателя для взлёта не хватает. Пот застилает глаза, а за горами видно последние лучи солнца. Дым перед нами сносит порывом ветра.

— Саня, мы всех не заберём. Надо кому-то выходить, — тихо говорит по внутренней связи Батыров. По голосу слышно, что произносит он эти слова с тяжестью на душе.

Пулемётная очередь прилетает по правому борту, а впереди вижу, как по тропе идут духи.