Афганский рубеж

Глава 28

Лена посмотрела на меня виноватым взглядом, будто понесла Берёзкину, мою служебную карточку.

— Саша, вы ничего плохого не подумайте. Я про вас справки навела. У вас с дисциплиной не очень, правда?

Тут Леночка слегка приукрасила. В служебной карточке товарища Клюковкина, то есть меня, целый сборник достижений со знаком «минус».

— Да это я с командованием не сошёлся характерами. Так-то у меня всё отлично по службе. Ну, в Афганистане, по крайней мере, — отмахнулся я.

— Это хорошо! Мне совсем неважно, что у вас до меня было… ой!

Так-так! Леночка всё чаще оговаривается. Видимо, моё природное обаяние играет свою роль.

— Давайте чаю попьём, — предложил я, и Лена с удовольствием согласилась.

С Леной в течение нескольких минут мы приятно посидели за чашкой чая, и я начал собираться в городок.

— Саша, а вы когда в следующий раз придёте? — спросила товарищ младший сержант, поправляя светлые волосы.

— Буду в ваших краях, обязательно зайду. Продолжим узнавать друг другу лучше, — ответил я, подошёл к Лене и аккуратно поцеловал в щёку.

Как я и думал, жест был слишком неожиданным. Щёки Лены залились краской.

— Это… это…я… вы, — глотала воздух Лена.

— Считайте это пожеланием доброй ночи! — ответил я и вышел из кабинета.

Найти в штабе дивизии транспорт до жилого городка в столь позднее время было сложной задачей.

Выйдя на крыльцо, я стал высматривать хоть кого-то, кто собирается ехать в сторону Баграма.

— Старина, ищите кого-нибудь? — прозвучал за спиной молодцеватый голос.

Я повернулся и увидел перед собой невысокого роста человека, крепкого телосложения и с тёмной папкой в руке. В свете фонаря над входом в здание, можно было разглядеть его внешность. У него на голове густые тёмные волосы, нос правильной формы и улыбка совсем уж «голливудская». Этому человеку впору в кино сниматься, а он здесь.

— В Баграм надо добраться.

Собеседник был одет в форму «эксперименталку». В эти годы она массово не поступала в войска. Значит, либо передо мной не самый простой гражданин, либо вещевики и промышленность раньше начали снабжать армию данным обмундированием.

— Откуда форма? — спросил я.

— Скоро всем такую выдадут. Пару лет назад разработали. И теперь решено всю 40ю армию в эту «песочку» переодеть.

Собеседник достал из нагрудного кармана пачку сигарет красного цвета и предложил мне «угоститься».

— Не курю и вам не советую, — ответил я скороговоркой.

— Эт правильно. А я всё никак не брошу, старина. Кстати, Турин Вячеслав Иосифович, майор, — протянул он мне руку, и я в ответ пожал её.

— Александр Клюковкин, лейтенант. Здравия желаю, — ответил я и продолжил высматривать, чей автомобиль собирается выезжать с территории штаба.

— Обычно старших по званию принято приветствовать по-другому, — заметил Турин.

— Согласен, принято, — кивнул я, но так и не вытянулся в струнку.

Турин замолчал. Сейчас мне было не до его претензий. На горизонте маячила перспектива не попасть к вечерней постановке задач. В голове уже созрело решение пойти и обратиться к кому-нибудь в штабе, чтоб дали машину.

— Пойдём, Саня Клюковкин. Я вас доставлю в Баграм. Всё равно туда еду, — похлопал меня по плечу Вячеслав и показал на УАЗ-469, стоявший ближе всех к штабу.

Мы выехали через КПП и направились в сторону жилого городка Баграма. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, отбрасывая последние лучи уходящего дня.

— С какого вы подразделения, Саша? — спросил Турин.

— Из авиационного, а вы?

— Из сухопутного, — улыбнулся Вячеслав, повернувшись ко мне. — Вы не слишком хорошо идёте на контакт.

— Сложный день. Устал, товарищ майор.

— Понимаю. Выполнить несколько вылетов, поучаствовать в эвакуации раненых товарищей, а потом ещё и попить чаю с Леночкой из строевого отдела — как тут не устать, — усмехнулся Турин.

Ну, теперь понятно! Оказался я в машине с особистом. Сейчас будет наводящие вопросы задавать, склонять к сотрудничеству и всё прочее.

— Не переживайте. Хоть я и назначен в дивизию на должность начальника особого отдела, склонять к сотрудничеству и задавать наводящие вопросы я не буду. Всё прекрасно знаю и без вас, — подмигнул он мне.

Если бы знал, то так бы не говорил. Информацией он владеет, но не в полном объёме. Когда такие ребята, как Турин, говорят «не переживайте», значит, у них точно есть претензии.

— А за что мне переживать? Долг я свой исполняю, замечаний у меня нет…

На этом моменте Турин рассмеялся. Значит, точно есть претензии.

— Насчёт отсутствия замечаний, это вы погорячились. Комдив не успевает отвечать на запросы из Кабула, что ваша эскадрилья работает не так, как хотят некоторые начальники.

И я даже знаю одного такого начальника.

— Ну, с Кабула-то виднее, — иронично заметил я.

УАЗ остановился рядом с КПП в жилом городке. Я поблагодарил Турина и вышел из машины.

— Александр, вы в следующий раз так откровенно не указывайте направление движения товарищу Берёзкину. Это ни к чему. Он туда всё равно не подойдёт, — сказал мне вслед Вячеслав Иосифович и уехал, подняв в воздух клубы афганской пыли.

Предупредил, так предупредил! Возможно, Павлом Валерьевичем уже занимаются люди из ведомства Турина. Чего только они хотят ему предъявить по своей линии, не могу понять. Пока результатов не видно.

Добравшись до палатки, я не торопился заходить и присел на лавочку возле выхода. На улице уже было темно, а над вершинами гор появились первые звёзды.

Я прилёг на скамью и сложил руки за головой.

Наверное, нет другого такого сочетания в мире. Самая «горячая точка» на планете в данную минуту и столь красивый вид на ночные горы. Воздух постепенно становится прохладным, а ветер не задувает в рот крупицы Афганской пыли. Тишину нарушают только громкие разговоры из палатки и гул двигателей бронетехники из расположения мотострелкового полка.

— Клюковкин, ты чего тут улёгся? — услышал я голос Енотаева, который подходил к палатке.

— На свежем воздухе лучше спится, командир, — ответил я, поднимаясь и садясь на лавку.

— Подвинься. Хоть посижу, а то весь день на ногах. Присаживаюсь только в машине и в вертолёте, — сказал комэска и сел рядом. — В штабе все дела сделал?

— Так точно.

Комэска прищурился. Как будто ждал ещё каких-то подробностей.

— Никому не попался?

— В каком плане? — посмеялся я.

— В таком! Девчонку не обижай мне, а то я тебя знаю. Ты ж ловелас знатный. Думаешь, мне приятно было в Соколовке постоянно выслушивать рассказы о твоих похождениях направо и налево?

Оставил мне мой предшественник репутацию. Нет, я тоже люблю женщин и не против такого внимания с их стороны, но в меру. А то в случае с Клюковкиным это уже вредит.

— Думаю, что нет. А что рассказывали вообще? — спросил я.

— Издеваешься? Порой такое расскажут, что самому хочется повторить. И не знаешь, то ли осуждать тебя, то ли завидовать, — посмеялся Енотаев, достал сигареты и закурил.

Да, весело. Ну, судя по списку «побед», которые мне поведала Тося, Клюковкин и правда прослыл гигантом половой жизни.

— Ладно. Я вообще тебе вот что предложить хотел. На Батырова вызов пришёл в академию. Наградят его, и он уедет поступать.

Вот и славно. Хорошо, что у Димона всё получилось. Пускай едет, семью вывезет из Соколовки и по службе пойдёт высоко.

Бог с ним, с этим Берёзкиным. Рукопожатие пусть Батыров оставит на своей совести.

— Он туда и стремился. Заслужил.

— Возможно, но есть по нему уже решение и его никто менять не будет. Ты что думаешь делать?

— Командир, вы так спросили, будто могу тоже в академию поехать по своему желанию, — улыбнулся я.

Енотаев так замахал руками, что на меня ветер подул.

— Даже не думай! С трудом тебя представляю в Монино. Но, честно сказать, эта командировка мне открыла тебя с другой стороны. Ты будто другим человеком стал.

— Вы так сентиментальны, Ефим Петрович.

— Клюковкин, хорош! Иначе я поменяю мнение, — повысил голос Енотаев, и я показал рукой, что рот закрыл на замок. — Теперь хочу тебе после «кнута» дать «пряник».

— Вкусный? — улыбнулся я.

— Вполне. Никогда бы не подумал, что мне придётся это сказать тебе. Давай-ка начинай готовиться на должность командира Ми-8.

Отличное предложение! Не сказать, что я сильно горел желанием летать на «восьмёрке», но у командира вертолёта возможностей больше. Там и звено могут предложить возглавить.

— Спасибо. Неожиданно для меня, — сделал я удивлённый вид.

— Это Батыров тебя рекомендовал. Я и мои замы с ним не были согласны, но он был убедителен.

Приятно осознавать, что Димон так меня отстаивал у командиров.

— Как я понимаю, вы меня отправите в Соколовку в Союз, чтобы я там продвинулся по программе Курса Боевой Подготовки.

В палатке послышались громкие разговоры. Подул слабый ветерок, и в нос ударил отчётливый запах «праздника». В палатке явно сейчас некомсомольское собрание проводится.

Пока Енотаев не учуял запах, надо его отвлечь. Спасает, что он курит, и это перебивает ему обоняние.

— Не дождёшься! В Мактаб на месяц, а потом сюда. Где я тебе найду замену? — сказал Енотаев, поднимаясь со скамейки. — Пошли на постановку.

Комэска не погладит по голове, когда после столь напряжённого дня личный состав ещё и фестивалит. Всё же, наши товарищи в медсанбате.

— Ефим Петрович, спасибо! — громко закричал я и крепко обнял командира.

Думаю, что у комэска сейчас глаза на лоб полезли. Но этот «манёвр» возымел эффект. В палатке моментально утихли разговоры.

— Саня, отпусти. Я польщён, но время уже позднее.

Как только мы вошли в палатку, то увидели нашего начмеда из Соколовки Иванова Марата Сергеевича. Вот кто виновник застолья.

— Петрович, рад видеть! — воскликнул Иванов и тоже пошёл обниматься к Енотаеву.

Пока начмед приветствовал командира эскадрильи, все продолжали сидеть как школьники на уроке. Вот только лица у коллег красные, и рот никто не открывает.

— Взаимно, Сергеич! К нам прислали? — спросил комэска.

— Да. Кстати, Чкалов уже к медсёстрам пристаёт. Ожоги большие, но не смертельные. Лекарства я ему хорошие привёз. Двое других тоже вниманием не обделены. Всё по высшему разряду.

Это хорошая новость. Теперь понятно, почему на радостях все решили угоститься привезённым натуральным продуктом Иванова.

Марат Сергеевич всегда был в одной паре — весёлый и с лёгким амбре. Так что командира запах не удивил.

— Сергеич, ты тут хоть не пей. У нас работы много, — присел комэска за стол.

— Ефим Петрович, исключительно по праздникам. Ты же меня знаешь.

Я сел рядом с Батыровым, который был напряжён и не открывал рта.

— Пил? — шепнул я.

— Угу.

— Один?

— Нет, со всеми.

Пока Иванов продолжал ублажать Енотаева, комэска осматривал всех собравшихся. Все старались молчать, пока Марат Сергеевич рассказывал о том, какой сегодня великий день.

— Екатерина Вторая лично подписала в этот день документ о принятии полуострова в состав Империи!

Начмед рассказывал о том, что сегодня был памятная дата о вхождении в состав России Крыма, Тамани и Кубани.

— Петрович, праздник величайший. Наши потомки ещё отмечать будут!

— Ага, а вы стало быть, сегодня решили? — сказал Енотаев и оглядел всех суровым взглядом. — Чего притихли, как у венеролога на приёме?

Возникла долгая пауза. Только Марат Сергеевич пытался подобрать слова.

— Никому не говорил, а тебе скажу Петрович. Это секретная вакцина от гепатита, бактерий грамотрицательного диплококка и хламидий траоматис.

Я чуть было слюной не подавился, от начинающегося приступа смеха. Замполит Кислицын просто сидел и плакал, но не смеялся. Каких только усилий ему это стоило!

— Сергеич, даже твой самогон не защищает от гепатита и триппера, про бактерии… какого ты мне тут лечишь?

— Ты ещё не знаешь всех его полезных свойств. Может, по писюлику? — предложил Марат Сергеевич.

Первым рассмеялся начальник штаба, а за ним и не выдержали остальные. Енотаев дал команду выпить по одной и на этом распитие напитков прекратить.

В таких случаях употребляли только те, кому завтра никуда лететь не надо. Но лететь не надо было никому. Погода ожидалось плохой.

Через несколько дней наступило 1 мая. На стоянке было организовано большое построение личного состава эскадрильи. Награды приехал вручать сам командующий 40й армии.

Очень быстро прошло согласование наград. Видимо, кому-то нужно было как можно скорее получить орден или внеочередное звание.

Погода солнечная. Температура в столь утренний час уже подошла к отметке в 30°. Комбинезоны у всех начали промокать от пота через несколько минут после начала всего мероприятия.

Специально для этого мероприятия была сооружена трибуна, выставлены флагштоки и прислали оркестр. Как и в моё время, не обошлось и без фотоотчёта. Специально обученные военные с фотокамерами делали снимки с разных ракурсов.

Начал мероприятие Берёзкин, зачитывая поздравительные телеграммы одну за одной. Уже сам командующий в ранге генерал-полковника не выдержал и подошёл к микрофону.

— Товарищи, здесь уже много всего сказано в ваш адрес. Благодарю вас за самоотверженность и мужество, которое вы проявляете в ходе выполнения интернационального долга. Родина верит в вас! Родина вас не забудет! — громко объявил командующий и спустился с трибуны.

Перед строем поставили стол, накрытый бордовой скатертью. На нём кадровик и ещё кто-то быстро раскладывали медали и ордена. Первую награду, разумеется, должен был получить Батыров.

— Указом Президиума Верховного Совета СССР, за успешное выполнение задания по оказанию интернациональной помощи Республике Афганистан и проявленные при этом мужество и героизм присвоить звание Героя Советского Союза командиру вертолётного звена старшему лейтенанту Батырову Дмитрию Сергеевичу, — объявил Берёзкин.

Димон уверенным строевым шагом вышел на середину строя и доложил командующему. Выправка у Батырова, как у кремлёвских курсантов.

— Отход, подход, фиксация — всё у командира есть. Далеко пойдёт! — шепнул мне Карим, стоявший рядом.

— Не спорю.

Генерал-полковник вручил Димону его награды. Отбрасывая всё, что происходило в кабине в моменты подвигов, Батыров получил звезду и орден за дело. Обиды у меня нет. Тем более что и я должен сейчас получить орден или медаль.

Следующим наградили Енотаева. Ему командующий на грудь прикрепил Орден Ленина. Далее пошли награды, ниже стоящие в иерархии, но тоже очень почётные. Отрадно, что наши товарищи из экипажа Чкалова получили ордена в госпитале.

Пускай Лёня и не был удостоен звезды Героя Советского Союза, но орден Красного Знамени получил. Тоже высокая награда.

— Прапорщик Уланов, — вызвал командующий Карима на получение заслуженного ордена Красной Звезды.

Награды постепенно раздавались, а моего имени так никто и не назвал. Вскоре и само мероприятие подошло к концу. Когда строй расходился, я встретился взглядом с Енотаевым. Тот только развёл руками и пошёл разбираться к представителям ВВС 40й армии.

— Саня, брат! Что за дела? — возмутился Бага, подойдя ко мне с красной коробочкой в руках.

На его груди сверкал орден Красной Звезды, а сам он выглядел шокированным.

— Не знаю. Видимо, недостоин.

Возмущался и Батыров, но только всё это разговоры впустую. Вряд ли где-то завалялся орден специально для меня. Да и не за это я служу стране. Главное, что цел и задачу выполнил.

Замполит эскадрильи Кислицын подошёл ко мне и попросил всех оставить нас наедине.

— Сань, сам понимаешь, что ты был с Берёзкиным… не прав, — сказал Сергей Владимирович.

— Не прав? А я должен был ему руку пожать?

— Мог бы и прогнуться разок. Тебя это ни к чему не обязывало. Вот он тебе и подкозлил. Ещё и служебная карточка твоя всплыла.

Смотрю я на майора и не понимаю. Как у него язык повернулся мне такое сказать.

— Знаете, товарищ майор, мне моя совесть дороже. На моём месте вы бы как поступили?

Кислицын развёл руками, ничего не ответил и ушёл. Я посмотрел по сторонам и увидел, как мои коллеги довольно улыбаются, разглядывая свои награды. Сегодня многие их обмоют и отдадут начальнику штаба, чтобы тот их спрятал в сейф.

— Сань, если тебе будет интересно, Берёзкин ничего не получил за эти операции, — подошёл ко мне Батыров.

— Ты прав, что мне это интересно. Но радости не испытываю. Поздравлю, командир. Звезда Героя — высший пилотаж. Семья будет тобой гордиться.

Димон собирался протянуть мне руку, но я его просто похлопал по плечу.

— Ты всё не забудешь разговор в кабинете с Берёзкиным? — спросил Батыров.

— Димон, к тебе претензий нет. Но и я свои слова привык держать.

Я пошёл в сторону вертолётов. На душе гадко, но ничего смертельного не произошло. Лишив меня награды, Берёзкин только показал свою слабость. Как минимум, этого полковника тоже прокатили с орденом, так что определённая справедливость восторжествовала.

Только я начал осматривать вертолёт, как напротив него остановился УАЗ.

— Саня, прыгай в машину. Есть разговор. Енотаева я предупредил, — выглянул Сопин и поманил меня рукой.

— Если по задаче, то надо позвать Батырова.

— Он чуть позже подъедет. Поехали быстрее.

Я прыгнул на заднее сиденье, и машина рванула по стоянке. Приехав штаб, мы сразу направились в кабинет к Кувалдину.

Сопин постучался и уверенным шагом пошёл к командиру дивизии. Я же решил спросить разрешения, но Валерий Иванович жестом показал заходить.

— Товарищ полковник, вот и он, — показал на меня Игорь Геннадьевич и сел за стол.

В кабинете также присутствовал и Тростин, командир бригады спецназначения.

Кувалдин смотрел на меня суровым взглядом. Его огромные кулаки сжимались так, что кости трещали.

— Виноват! Опоздал, товарищи, — за спиной открылась дверь, и в кабинет вошёл запыхавшийся Енотаев.

Он сел рядом с Тростиным и начал снимать орден с груди.

Валерий Иванович встал со своего места, взял небольшую папку и раскрыл её. Где-то я уже видел подобные документы.

— Нарушение распорядка дня. Простить можно. А как ты объяснишь порчу социалистического имущества, сынок? — спросил у меня Кувалдин.

Кажется, он только что прочитал мою служебную карточку. Да, чтиво это очень интересное. Сам бы почитал.

— Это он УАЗик у начальника штаба спёр, — пояснил Ефим Петрович.

Сопин чуть было не начал смеяться, а Тростин зацокал языком.

— Весёлое у тебя прошлое. Было, — произнёс он и разорвал служебную карточку.

Командир дивизии вернулся на своё место, выкинул в урну части разорванного документа и открыл сейф.

— И я надеюсь, что больше такого у тебя не будет, Клюковкин, — сказал Кувалдин, достал из сейфа небольшую коробочку и хлопнул увесистой железной дверью.

Вибрация была такая, что стол затрясся. Полковник — очень мощный человек. Так что, когда он подошёл ко мне, ощутил я себя некомфортно.

Валерий Иванович навис надо мной всей своей массой. Мне даже показалось, что в комнате потемнело.

— Держи. Заслужил, — сказал Кувалдин и протянул мне коробку.

— Служу Советскому Союзу! — ответил я, и Валерий Иванович пожал мне руку.