Афганский рубеж

Глава 26

В нос продолжал бить едкий запах гари и керосина, который разлился на большой площади падения вертолёта. Редкие слова Чкалова тонули в шуме винтов Ми-8. Парень трясся всё сильнее. Его лицо с каждой секундой становилось всё более розовым, а кожа на обгоревших участках становилась серой и покрывалась волдырями. Зубы стучали так, что вот-вот раскрошатся.

— Сел. Я сел. Сели, — продолжал повторять Лёня, пока мы поднимали его на брезенте и несли в вертолёт.

Его лётчик-штурман и бортовой техник уже доковыляли до нашего Ми-8, но забраться в грузовую кабину сил у них не осталось.

— Саня, Сань, — тихо говорил Чкалов.

— Лень, потерпи. Силы береги. Сейчас мы вас в больничку доставим, и тебя там подлатают, — успокаивал я его.

— А т… там медсестры кр… красивые? — задал он вопрос.

Не самый подходящий момент, чтобы обсуждать сейчас красоту наших женщин в белых халатах.

— Конечно, брат. Глазки зелёные и игривые. Пуговичка расстёгнута так, что видно ложбинку между сисями. Халатик чуть выше колена…

Над головой пронёсся один из Ми-24 и начал разворот. Второй «крокодил» тем временем начал заходить на посадку, раздувая песок по все стороны. Я прикрыл Леонида, чтобы ему в лицо не летел песок. Поток был мощным настолько, что нас чуть было не сбило с ног.

— Похоже, что это Берёзкин, — крикнул Карим.

Облако пыли начало оседать. Из кабины лётчика вылез Павел Валерьевич и направился к нам.

— Идём, — сказал я, и мы продолжили идти к нашему борту.

— Клюковкин! — услышал я за спиной крик полковника, но не остановился.

— Этот человек одним своим присутствием вызывает у меня отвращение, — сказал Сабитович.

С ним сложно не согласиться.

— Стоять, я сказал! — ещё сильнее заорал Берёзкин.

Карим посмотрел на меня и пожал плечами.

— Вот и я ничего не слышу, Сабитыч. Давай быстрее Лёньку погрузим.

Мы дошли до вертолёта и начали аккуратно укладывать Чкалова на пол грузовой кабины. Димон выключил вертолёт и уже помог остальным забраться внутрь.

— Аккуратно, командир, — передавал Карим край брезента Батырову.

Тут и появился рядом наш бравый старший группы.

— В чём дело? — спросил он у Димона, подойдя к вертолёту и сняв ЗШ.

— Дело в вас. Не нравится ваш профиль и анфас, — сказал Батыров.

Накипело у Димона. Как и у всех. Я бы ещё добавил, да вперёд командира лезть неправильно.

Карим запрыгнул в кабину. Я полез следом, но Берёзкин не дал мне этого сделать и остановил за плечо.

— Что ты сейчас сказал, сосунок? — спросил он у Батырова, состроив кислую мину.

— Вы всё прекрасно поняли, товарищ полковник. Времени мало, и нам нужно доставить товарищей в Баграм, — сказал я скидывая с себя руку Павла Валерьевича и запрыгивая в вертолёт.

— Везём их в Чарикар. Там инженерный полк и есть больница…

— Какая больница? — спросил я.

— Перебивать вздумал⁈ Местная больница с нашими врачами. Живее запускайте вертолёт! Это приказ, — скомандовал Берёзкин, напрягая свои скулы и утирая платком лоб.

Идея совсем плохая. Дать указание везти раненных советских лётчиков в непонятную больницу в город, который неизвестно сейчас в чьих руках находится — неблагоразумно в квадрате.

Да и нет гарантии, что там помогут нашему товарищу. В Баграме, до которого лететь на пять минут дольше, гораздо лучше условия.

— Мы его повезём в… — рыкнул мой командир звена, но я вовремя его дёрнул за рукав.

— Так точно, товарищ полковник! Разрешите выполнять? — сказал я.

— Разрешаю. Запускаемся! — произнёс Берёзкин, задрал нос и пошёл к вертолёту.

В воздухе продолжал кружить Ми-24. Борт Чкалова горел, отбрасывая в воздух чёрные клубы дыма, которые постепенно накрывали близлежащие ряды деревьев «зелёнки».

— Саня, ты чего?

— Ни «чего», а пошли запускаться! На земле решил с полковником бодаться? Взлетим и тогда пошлём его. У нас времени нет спорить с ним, — объяснил я.

— Ему же нужно доказать, что в Чарикаре просто фельдшеры. Там нет такого госпиталя, как в Баграме!

Я закрыл дверь и затолкал Батырова в кабину и усадил на место командира вертолёта. Карим в это время оказывал помощь Чкалову. Моего не самого тактичного обращения с командиром звена он и не заметил.

— Вот и хорошо. Летим в Баграм. Работаем, — спокойно ответил я.

Быстро начали запускаться. Павел Валерьевич к этому времени встал в круг над нами и начал выполнять виражи.

— 207й, прикрываем тебя. Всё спокойно, — объявил по радиосвязи Берёзкин.

Взлетать нужно как можно быстрее. Иначе дождёмся духов, а в прикрытии Павла Валерьевича я не уверен.

Двигатели запустились, и Димон оторвал вертолёт от площадки.

— Сразу запроси Баграм, — подсказал я.

— Окаб, 207й, — запросил Батыров руководителя полётами.

В эфире началось «бульканье» и хрип. Похоже, что Берёзкин начал выходить на связь, но сделал это одновременно с группой руководства Баграма.

— Окаб, 207му, иду к вам с посадкой у госпиталя. На борту трое раненых. Передайте туда, чтоб встречали.

— 207й, 105му, — запросил Берёзкин.

Батыров посмотрел на меня.

— Держи курс в медсанбат. Плевать, что он скажет, — ответил я по внутренней связи.

Димон кивнул и ничего не ответил начальнику политуправления. Руководитель полётами быстро передал нам условия на аэродроме, а пара Ми-24 начала выходить вперёд. Похоже, что Березкин решение поменял.

— Сань, возьми управление, — сказал Батыров, и я взялся за ручку.

— Управления взял.

— Нас ждёт очень много писанины. Ты понимаешь, что мы должны будем доложить о его халатности? — произнёс по внутренней связи Димон.

— Да, но дадим ему шанс самому об этом доложить. Если не сделает этого, тогда доложу я.

Батыров отклонился назад и протёр вспотевший лоб.

— Нас заклюют, Сань. Не будет повышения, академий, наград.

Ох и не о том думает командир!

— Пойди, в грузовую кабину сходи, — сказал я по внутренней связи.

— Зачем?

— Леониду в глаза посмотри и скажи ему то же самое. Что тебя много писанины ждёт, что наград тебя лишат за то, что ты сделал и ослушался приказа. Повернётся у тебя язык? — посмотрел я на Батырова и отвернул вертолёт в направлении медсанбата.

Через пару минут зашли на посадку на площадку. Два УАЗа «таблетки» уже ждали нас, а солдаты бежали к нам с носилками.

Димон держал управление, пока я помогал вынести Леонида. Аккуратно положили его на носилки, но Чкалов что-то говорил и просил остановиться.

— Лёня, всё уже позади. Тебя в госпиталь доставили, — сказал я.

Лёня взял мою ладонь и сжал её, насколько у него хватило сил. Его рука была вся обожжённая, покрытая волдырями, и стало тёмно-розовой.

Представляю, как ему сейчас больно от такого прикосновения, но Чкалов и не думал отпускать руку.

— Сань, если чем обидел, извини. Ты вправе был меня там оставить.

— Ты чего, братишка⁈ — улыбнулся я. — Мы своих не бросаем. Ты же свой!

— Свой… хорошо сказано, — прохрипел Лёня и отпустил руку.

К нам подошёл доктор и расспросил, сколько времени прошло и какие ещё могли быть травмы. Пока мы помогали нашим товарищам вылезать, УАЗ с Чкаловым уже уехал.

Ребят погрузили на санитарку и вернулись в вертолёт, чтобы перелететь на аэродром. После посадки в Баграме уже на рулении было заметно, что на стоянке нас ожидают. И совсем не тот, кого приятно видеть.

— Сань, тут не только УАЗик Енотаева, — сказал Димон, когда мы зарулили на стоянку.

— Конечно. А ты думал, что Берёзкин не подстрахуется, — ответил я по внутренней связи.

На стоянке уже стоял Павел Валерьевич и что-то жёстко выговаривал командиру эскадрильи Енотаеву. Наш бородатый комэска только кивал, но делал это без должного энтузиазма.

Как только выключили двигатели, начальники начали движение в нашу сторону. Активные жестикуляции начальника политуправления выглядели неким проявлением нервозности. Да и выражение лица было растерянным.

Батыров первым вышел из вертолёта и пошёл докладывать Ефиму Петровичу. Берёзкин в это время уже ушёл к себе в машину и уехал в сторону КДП. Димон позвал меня, и я поспешил к комэске.

— Приветствую, командир, — пожал я руку Енотаеву.

— Ты что скажешь, Сань? — спросил комэска, почёсывая бороду.

— Смотря о чём вы хотите спросить меня, — быстро ответил я.

— Меня интересует, что реально произошло в полёте?

Батыров кивнул, дав понять, что он уже всё рассказал. Быстро поведал, что думаю я по поводу этой аварии, и довёл состояние экипажа.

— Понятно. Я тогда поеду в медсанбат, а вас Берёзкин ждёт.

Мы переглянулись с Батыровым. Однако бежать на встречу с начальником политуправления не торопились.

— Командир, вы понимаете, что халатность этого человека привела к таким последствиям? — спросил Батыров

— Понимаю. А что ты предлагаешь? Избить целого полковника? — подошёл Енотаев к нам ближе.

— Руки только испачкаем, — спокойно сказал я.

Ефим Петрович грозно зыркнул на меня. Я сделал вид, что молчу.

— А если вспомнить, что по его вине сбили двух «крокодилов» над Махмудраки? — продолжил уточнять Димон.

— Ты снова предлагаешь Берёзкина покалечить? — повысил голос Енотаев.

— Проблем не оберёмся, — произнёс я.

— Клюковкин! Давай без комментариев! — гаркнул на меня комэска.

— А что я не так сказал⁈ Бить мы его не можем. Казнить тоже. У нас два пути — утереться или всё решить по закону. В командовании 40й армии никого не заинтересовали два случая, когда в присутствии полковника Берёзкина сбиты три вертолёта ракетами ПЗРК, которых у духов меньше, чем прыщей на моей заднице⁈ — выпалил я.

Енотаев начал грозить мне пальцем, сжимая губы так, что они побелели. Но, так ничего и не сказал, призадумавшись над моими словами.

— Вот Клюковкин… насчёт «прыщей» подумать стоит. А пока, быстро к Берёзкину. И это приказ, товарищи, — произнёс комэска, уходя к машине.

Через полчаса мы стояли в классе подготовки в здании КДП. Павел Валерьевич ходил перед нами взад-вперёд, сложив руки за спину.

— Почему вы не выполнили мой приказ? — спросил он.

— В отношении чего? — уточнил Батыров.

— Всего! Сначала начали мудрить на стоянке с перегрузом. Затем странные замечания в полёте на обратном пути. Вам погоны жмут?

— Нет, — ответил я.

— А вот я думаю, что жмут. Ну и в конце всего этого, отказались лететь в Чарикар. Под трибунал захотели?

Батыров посмотрел на меня, а я только пожал плечами.

— Товарищ полковник, какой Чарикар? Мы полетели в Баграм, как и положено по заданию. К тому же наши товарищи были ранены. Один из них тяжело. Нам срочно нужно было доставить их в медсанбат.

— Прекрати мне это, Батыров. Думаешь, я не понимаю, к чему вы двое клоните. Сговорился со своим праваком? — начал кричать Берёзкин.

— Нет, но мы слётанный экипаж. Нас за это хвалят, — ответил я.

Полковник выдохнул и расстегнул свой комбинезон. Он продолжал ходить перед доской, почёсывая затылок. Уже прям не знает, как и выкрутиться!

Ведь на записях переговор всё есть. Раненные докажут, что были сбиты в районе, куда они отклонились по указанию Берёзкина. А если ещё раскрутят неоправданную потерю двух вертолётов и гибель борттехника Ми-24 над Махмудраки, то дело для полковника дрянь. Тут не орденом попахивает для Павла Валерьевича, а большими проблемами.

— В общем так, вы молчите в тряпочку. Я сам доложу в штаб, как всё было. Ни у кого проблем не будет.

Джекпот! Если бы он так не волновался, не вызывал бы нас. Заметает следы, пока парни лечатся. Интересно, а как на это отреагировал экипаж Ми-24.

— За это я вам устрою продвижение по службе и награды. Тебе Батыров поступление в академию. И не надо глазами хлопать, будто ты туда не хочешь, — сказал Берёзкин, подойдя к нам ближе.

Димон промолчал. Полковник чесал подбородок и смотрел на нас внимательно, присев на край стола.

— А как же сегодняшняя авария? — поинтересовался я.

— Это война, сынок. Тут и потери бывают. Вашим товарищам повезло. Плюс… я вовремя с ведомым вас прикрыли. Ну одну ракету духи пустить успели. Она и сбила вертолёт вашего Чкалова. Ничего в этом сверхъестественного нет.

Отвечал Берёзкин так, будто он про поломку сифона под раковиной рассказывает. Его циничная речь напрягала всё сильнее. В его взгляде читалось, что он рассматривает войну, как элемент воспитательной работы. Будто здесь не людей кромсают, а читают лекции на политзанятиях.

Я ждал, пока Димон что-то ответит этому человеку, но Батыров предпочёл молчать.

— Знал, что вы хорошие ребята, — ответил Берёзкин и подошёл к нам.

Он протянул руку Батырову. Небольшая пауза затягивалась, но Димон всё сомневался. Вот чего он медлит⁈ Сказал бы ему «до свидания, Павел Валерьевич!» и ушёл.

— Вот и славно, Дмитрий Сергеевич. Вы будете отличным слушателем в академии, — сказал Берёзкин, когда Димон пожал ему руку.

Батыров сделал то, что совсем не красит его. А ведь я его считал нормальным мужиком.

Не хватило ему душка, чтобы сказать что-то красноречивое.

— Александр, вы ведь тоже сознательный человек. Мы договорились? — подошёл ко мне полковник с протянутой рукой.

Я смотрел на него, а видел перед собой обожжённое лицо Чкалова. Кем я буду, если соглашусь на такое? Да, будут проблемы, не будет медалей и продвижения. Но разве стоят они офицерской чести?

— Да пошёл ты, товарищ полковник, — спокойно ответил я и пошёл к двери.

Обернулся и добавил.

— И вы тоже, товарищ старший лейтенант.

Вышел в коридор и громко хлопнул дверью. На улице, я глубоко вздохнул. Надо ж было так обмануться в своём командире звена.

Рядом с КДП остановился ГАЗ-66. На раскалённый бетон из его кабины спрыгнул Сопин и направился ко мне.

— Ищу вас по всему Баграму, Санёк! — радостно крикнул Геннадьевич, подошёл ко мне и поздоровался.

— Рад видеть в добром здравии!

— И на своих двоих! А где Батыров? Он тоже мне нужен?

Только я собирался что-то сказать, как из дверей КДП вышел Берёзкин. Злющий! Волком посмотрел на меня и на Сопина.

— Чего смотришь, майор? С тобой мы ещё тоже не договорили. А тебя, Клюковкин, и Батырова за оскорбление старшего по званию я уничтожу. Поедете у меня осваивать целину на Новой Земле. А сегодня в яму у меня отправитесь, — выругался он, прыгнул в свой УАЗ и укатил.

Кажется, в Димоне всё-таки есть душок. Проявился поздно, но лучше, чем совсем бы его не было. Через пару секунд вышел и Батыров. Уже не такой напряжённый, но изрядно взмокший.

— Чем вы ему не угодили? — спросил Сопин.

— Послал, — ответил я.

— Обозвал, — добавил Димон.

— Не волнуйтесь, я его тоже уже посылал, когда он к нам приезжал в расположение. Тетрадки решил проверить. Секунду, я кое-что забыл, — улыбнулся Сопин и пошёл к машине.

Пока Игорь Геннадьевич отошёл, Батыров что-то начал мне объяснять.

— Сань, ты не так всё понял.

— Конечно. Именно так я всё и понял. Меня радует, что в тебе всё же случилось позднее зажигание. Но знай, что свои слова насчёт тебя, я пока назад не беру.

Сопин вернулся с картой и нанесёнными на ней маршрутами и точками.

— Итак, есть задача. Хотим поохотиться на караваны. Готовы?