Агнес

Агнес Пролог Луиса Форета

«Агнес: возраст — до тридцати лет. Рост — метр шестьдесят пять, волосы вьются, глаза зеленые. Плечи хорошо развиты, бедра широкие, лодыжки — не скажешь, что стройные. Прибыла в полицейский участок в 10:57 вечера с гематомой на лбу и повреждением мягких тканей с локализацией в наружном углу левого глаза».

Агент Баской имеет обыкновение подробно фиксировать в письменном виде все, что происходит во время его дежурства, но готов признать, что взялся бы составить описание Агнес, даже если бы не находился на дежурстве, поскольку она, на его вкус, вовсе не лишена привлекательности.

Несмотря на разбитое лицо, рассеченную бровь, остекленевший взгляд и диковинный наряд.

Несмотря на то что от ее пальцев несет мазью от геморроя.

Несмотря на то что изо рта у нее за километр разит алкоголем.

Агент Баской отмечает: «Вероятно, односолодовый виски». Записывает в такой формулировке, хоть и знает, что «вероятно» — злейший враг точности. «Вероятно» может оказаться лазейкой, через которую ускользнет обвиняемый. «Разве не собственной рукой написали вы слово „вероятно" в исходных заметках? — задаст ему вопрос адвокат. — Следовательно, не означает ли это, что у вас были обоснованные сомнения относительно моей подзащитной?» И он не сможет соврать. Он — точно не сможет.

Он вымарывает «вероятно», оставляет только «односолодовый виски».

Агенту Баскою нравится экспериментировать с запахами. Он полощет рот разными ликерами, а потом сплевывает содержимое, после чего дышит в ладонь и нюхает; он считает себя экспертом по ароматам; он уверяет, что в один прекрасный день эти способности сослужат ему добрую службу в каком-нибудь деле. Возможно, в деле Агнес. Хотя никакого дела Агнес не существует. Официально открытого дела нет. Есть только заметки агента Баскоя.

Четыре года назад агент Баской окончил полицейскую академию. Совсем недавно, после сорока пяти ничем не примечательных месяцев в одном из заштатных полицейских участков — и небольшого толчка со стороны семьи, даже не достойного отдельного упоминания, — он получил перевод в Сантьяго. Отец, гордый успехами сына, прислал ему на прошлой неделе письмо, в котором сравнил его карьеру со стремительно мчащимся метеором.

Агнес, проявляя некоторое нетерпение, ждет, пока агент Баской закончит писать. Из-под ее расстегнутого длинного пальто цвета беж выглядывает сидящее точно по фигуре платье из черного атласа с полупрозрачными вставками, еще на ней черные чулки в сеточку и туфли на высоких, сантиметров десять, не меньше, каблуках. На платье — разрезы по бокам. И глубокое-преглубокое декольте. Агент Баской записывает: «Занятие проституцией не в полной мере исключено».

После чего вычеркивает «в полной мере». Чертовы наречия!

Агнес держит в руке некий предмет дамского туалета, из категории нижнего белья. Агент Баской сомневается, использовать ли выражения «дамского туалета» и «нижнего белья». Вещичка так себе, не возбуждает, это уж точно. Белая, из хлопка, к тому же бывшая в употреблении. Агент Баской не напишет «грязная», потому что таковой вещь не выглядит. Он это и имеет в виду: бывшая в употреблении, то есть поношенная. Если бы агент Баской хотел сказать «грязная», он бы так и сказал: «грязная», а не «бывшая в употреблении».

Судя по виду девушки, эта вещица ей явно велика. Даже принимая во внимание проблему ее бедер. В заметках агента Баскоя слово «проблему» вычеркнуто, поверх него написано «ширину».

Наконец агент Баской поднимает голову, обращается к ней с вопросом, может ли он чем-нибудь помочь.

Агнес медленно, толчками выдавливает из себя:

— Эти трусы… трусы… могли быть орудием преступления.

Агент Баской спрашивает, принадлежит ли данный предмет нижнего белья — он избегает слова «трусы» — ей.

Агнес мотает газовой.

— В таком случае как он у вас оказался?

— Мне их прислал он.

Агент Баской сам себя поздравляет: надо же, как скоро допрос выводит его на верный путь.

— Ага. А кто — он? Давайте с этого и начнем. Назовите имя человека, который прислал вам эту вещь.

— Я его не знаю.

— Ага. Вы его не знаете.

— Его никто не знает. А те, кто его знал, уже умерли. Или дали подписку о неразглашении.

— А вы не давали подписку о неразглашении?

— Нет.

— В таком случае незнание вам только на руку. — Агент Баской улыбается. Пытается понравиться — этот комментарий призван выставить его человеком дружелюбным, применяющим неформальный подход. Молчание Агнес означает, что самым подходящим в данном случае эпитетом будет «севшим в лужу».

— Это имеет какое-либо отношение к удару, что был нанесен по вашему лбу? — возобновляет он допрос.

— Нет… — колеблется она.

— Что же послужило причиной этого синяка?

— Несчастный случай… дома.

— Дома, точно?

Агнес подтверждает кивком.

— А той опухоли, что рядом с бровью?

— Вы действительно считаете, что это важно?

— Я пока не знаю, сами оцените.

Агнес прищелкивает языком.

Агент Баской делает пометку.

— Каким образом попали к вам эти… этот предмет одежды? — звучит следующий вопрос.

— По почте.

— В таком случае должно было быть имя отправителя или что-то в этом роде.

— Да, Луис Форет.

— Ага. Луис Форет.

Агент Баской записывает имя.

— Вам оно ни о чем не говорит? — спрашивает она.

— А должно?

— Это известный писатель.

— Он автор криминальных романов?

— Нет.

— A-а! Дело в том, что я в книгах не очень… Разве что по части криминальных романов.

Агент Баской всегда весьма неохотно признает свое невежество по какому бы то ни было вопросу. И сейчас мысленно обещает самому себе ознакомиться с новинками иных литературных жанров.

— Он совсем недавно заявил о прекращении литературной деятельности. Новость прошла по всем телеканалам.

— Видите ли, телевизор я тоже не смотрю.

Агнес вновь погружается в молчание; она обводит взглядом помещение, словно в поисках другого собеседника, но в полицейском участке пусто и темно, в нем никого нет, если не считать агента Баскоя, опирающегося на край стойки под лампой со светящимися трубками желтого света. К стойке приклеен распечатанный на принтере лист, который гласит: ЗАМЕНА УДОСТОВЕРЕНИЙ ЛИЧНОСТИ, рядом стрелка:.

— Так кто он такой, этот Луис Форет? — интересуется агент Баской.

— Тот, кто прислал мне трусы.

Девушка начинает его нервировать.

— Но вы только что сказали, что не знаете его имени.

— Луис Форет не имя, а псевдоним.

— Ага, псевдоним. А для чего ему псевдоним? — Это длинная история.

— У меня целая ночь впереди.

— А у меня — нет, — возражает Агнес.

Агент Баской постукивает по полу то одной, то другой ногой, как делает всегда, когда ощущает тревогу.

— Так как, говорите, вас зовут? — задает он следующий вопрос.

— Меня?

— Да, вас.

— Я вам еще не говорила.

— Ну да, верно. Так назовите свое имя, будьте добры.

— Но ведь вы сказали, что я говорила, как меня зовут…

— Это я просто так выразился.

— Агнес.

— Агнес, а дальше?

— Агнес Романн.

Агенту Баскою имя кажется необычным. Вымышленное? Вполне возможно.

— Хорошо, Агнес Романн, так какого рода отношения связывают вас с этим самым Луисом… — Он заглядывает одним глазом в свои записи. — Форетом?

— Я его биограф.

— Биограф? — Агент Баской хмурит брови и еще быстрее болтает ногами. Он знает, что, когда ноги его раскачиваются, плечи тоже ходят ходуном. Он одергивает на себе темно-синий мундир. Предусмотренный уставом накладной карман еле держится, того и гляди оторвется. Мать агента Баскоя великой портнихой явно не назовешь.

— Да, биограф. Вам известно, что это значит?

(Эй, Агнес Романи, это уже перебор — зачем обижать-то?)

— Разумеется, сеньорита, разумеется, — отвечает агент Баской, не скрывая раздражения.

Агнес помахивает трусами, как будто хочет призвать его сконцентрировать внимание на том, что действительно важно.

— Итак, вы утверждаете, что являетесь биографом Луиса… — И он вновь заглядывает в свои записи.

Агнес закатывает глаза.

— …Форета, — договаривает он. — Однако его настоящее имя вам неизвестно.

— Именно так.

— И как далеко вы продвинулись в написании биографии?

— Она практически готова.

— Любопытно.

Агент Баской пытается вспомнить биографии, которые ему приходилось читать. Вспомнилось не слишком много, к тому же стало понятно, что легче всего запоминалось и проще всего вспоминалось не что иное, как имена героев жизнеописания.

— Авы можете описать внешность сеньора Форета?

— Нет.

— Ага. А по какой причине?

— По той причине, что я его ни разу не видела.

— Но вы его подозреваете.

— Не знаю.

Шариковая ручка в руке агента Баскоя по-прежнему движется по строчкам, но, когда взгляд его падает на бумагу, он осознает: из-под его пера выходят лишь какие-то палочки и черточки, а буквы из них уже не складываются.

— Ага Значит, не знаете. А скажите мне, пожалуйста, известно ли вам, кому принадлежит данный предмет нижнего белья?

— Мне это не известно.

— Ага. Вам это не известно. Но известно ли вам следующее: здравствует ли в настоящий момент эта персона?

— Могла и умереть.

— Могла?

— Я не знаю.

— Ага. Вы не знаете.

— Вы знаете, что она могла умереть, но не знаете, как ее зовут.

— Ургуланила?

— Ургу… Прошу прощения, как это пишется?

— Думаю, что это ошибка. — Агнес поворачивается на своих внушительных каблуках.

— Подождите, секундочку, эта Ургу… Эта сеньорита — ваша знакомая?

— Я никогда в жизни ее не видела.

— Но вам известно, что она исчезла.

— Этого я не знаю.

— Ага. Этого вы не знаете. А событие, о котором вы пришли заявить, когда имело место быть?

— Семь лет назад.

— Сеньорита, позвольте мне спросить: вы сегодня пили? Возможно, односолодовый виски? — Агент Баской формулирует свой вопрос не без гордости.

— Мне нужно идти.

— Сеньорита, — кричит он ей, пока она не вышла, — вы не думаете, что наряд ваш не… не… не совсем подходит для такой прохладной ночи, как эта?

— Я после занятий танго.

— Ага. То есть вы отправились на танго, прежде чем прийти заявить о том, о чем пришли заявить.

— Слушайте, оставьте это.

— Сеньорита…

Агнес идет к двери еще быстрее; у самого порога она выкидывает из-за спины фигу, адресуя ее агенту Баскою.

Он не совсем понимает, как реагировать. У него нет никакой возможности ни приказать ей остаться, ни задержать ее. Употребление виски или расхаживание по улице в полупрозрачном наряде и с неким предметом женского нижнего белья в руке не квалифицируется как преступление. Как и рассказывание странных историй.

Агент Баской провожает взглядом широкие бедра Агнес, исчезающие за автоматическими дверями.

И только в эту секунду до него доходит, что этот самый предмет нижнего белья она оставила на стойке дежурного. И что с ним теперь делать? Он берет трусы и убеждается в том, что глаза его не подвели: ткань потерта, наблюдается особенная шероховатость в задней части как следствие соприкосновения с брюками. Он их разворачивает — трусы огромны.

Агент Баской записывает в своем блокноте: «Трусы Полифема». Затем вычеркивает слово «трусы» и пишет сверху «нижнее белье». После чего вычеркивает «Полифема». Словесная эквилибристика — не дело национальной полиции. Он убирает в ящик свои заметки и хлопковый предмет одежды.

Две недели спустя шеф, роясь в поисках папки, обнаружит эти трусы в ящике письменного стола агента Баскоя, каковое обстоятельство принесет последнему немало проблем и отразится на его метеором взлетавшей карьере. Но эта история уже не будет иметь ничего общего ни с девушкой, ни с Луисом Форетом. Кстати, о девушке: единственное действие, предпринятое агентом Баскоем, свелось к записям в блокноте.

Именно так мы в большинстве своем и поступаем. Даже те из нас, кто наиболее строг к себе. Мы пишем в блокноте, делаем заметки в мобильном телефоне, завязываем на память узелки. Размышляем о том, что могли сделать, но не сделали, и о том, что сделали, а могли бы и не делать. А потом отпускаем. Просто позволяем чему-то случиться, позволяем событиям идти своим чередом, идти так, как оно идет.

И часто то, что может предложить нам жизнь, сводится просто-напросто к сотрудничеству с нашей же собственной биографией.